Даже не думай. — И принялся складывать свою одежду в ящик рядом с постелью.
Лисимах начал дразнить его:
— Я же говорил. Этот грек — просто писец. Уже описался.
Александр рассмеялся вместе со всеми. Леоннат толкнул новичка, и тот кубарем покатился по земле.
— Ну, будешь драться или нет?
Евмен с раздраженным видом поднялся, привел в порядок одежду и сказал:
— Одну минутку, я сейчас вернусь.
Он пошел к двери, а остальные, разинув рот, наблюдали за ним. Выйдя, грек подошел к стражнику в верхней галерее дворца, толстому как медведь фракийцу, вложил ему в руку несколько монет и сказал:
— Пошли со мной, там для тебя есть работа.
Войдя в спальню, Евмен указал на Леонната:
— Видишь этого рыжего-конопатого? Гигант кивнул.
— Молодец. Займись им и дай мешок тумаков.
Тут Леоннат сообразил, что дело приняло нежелательный оборот, проскользнул между ног фракийца, как Улисс меж ног Полифема, и сбежал вниз по лестнице.
— Кто-нибудь еще хочет что-то сказать? — спросил Евмен, снова взявшись укладывать свои личные вещи.
— Да, я хочу, — вмешался Александр. Евмен замер и повернулся к нему.
— Слушаю тебя, — проговорил он с очевидным почтением, — поскольку ты хозяин этого дома. Но никто из этих голубчиков не посмеет называть меня писцом.
Александр расхохотался:
— Добро пожаловать к нам, господин царский секретарь.
С этого момента Евмен полностью влился в их компанию и стал вдохновителем всевозможных проделок и шуток над тем и над сем, но особенно часто — над стариком Леонидом: ему подсовывали ящериц в постель и живых лягушек в чечевичную похлебку, в отместку за удары розгой, которые он в изобилии раздавал своим воспитанникам, когда те появлялись в классе с невыполненным заданием.
Однажды вечером Леонид, который сам отвечал за методы воспитания, с важностью сообщил юношам, что на следующий день государю нанесет визит персидское посольство и что ему, их учителю, тоже доверено принять участие в дипломатическом приеме — ввиду его знакомства с Азией и ее обычаями. Он сказал, что старшие должны будут нести службу в почетном эскорте царя, надев парадные доспехи, в то время как младшие выполнят такой же долг рядом с Александром.
Известие вызвало среди ребят большое оживление: никто из них еще не видел ни одного перса, а все свои знания о Персии они черпали в трудах Геродота, Ктезия или записках знаменитого афинянина Ксенофонта «Анабазис». Поэтому все тут же принялись начищать оружие и готовить наряды к церемонии.
— Мой отец разговаривал с одним человеком, который говорил, будто участвовал в той экспедиции десяти тысяч, — рассказывал Гефестион, — и будто видел перед собой персов во время битвы при Кунаксе.
— Представляете, ребята? — вмешался Селевк. — Миллион человек! — И он вытянул перед собой руки с расставленными веером пальцами, словно изображая безграничный строй воинов.
— А колесницы с серпами? — добавил Лисимах. — Они несутся по равнине, подобно ветру, и из-под рамы торчат клинки, а другие закреплены на оси, чтобы косить людей, как пшеничные колосья. Не хотел бы я оказаться на таком поле боя.
— Это больше сеет страх, чем приносит действительный ущерб, — прокомментировал Александр, который до этого момента молчал и только слушал рассуждения друзей. — Так говорит и Ксенофонт в своих записках. Во всяком случае, у нас будет возможность увидеть, как персы управляются с оружием. Царь, мой отец, для послезавтрашней церемонии в честь гостей организовал охоту на льва в Эордее.
— Он пустит туда и детей? — усмехнулся Птолемей. Александр вспыхнул и встал перед ним:
— Мне тринадцать лет, и я ничего и никого не боюсь. Повтори еще раз — и я тебе все зубы вобью в глотку.
Птолемей сдержался. Другие мальчики тоже подавили улыбки. С некоторых пор они научились не провоцировать Александра, хотя он был не особенно рослым. Порой он действительно проявлял удивительную энергию и молниеносную быстроту движений.
Евмен предложил всем составить партию в кости и разыграть недельное жалованье, чем дело и закончилось. Деньги по большей части перекочевали к Евмену, поскольку грек был искусен в игре и имел слабость к деньгам.
Утихомирив гнев, Александр оставил компанию развлекаться, а сам пошел перед сном навестить мать. Олимпиада проводила жизнь в уединении, хотя сохраняла значительное влияние при дворе как мать наследника трона, но ее встречи с Филиппом ограничивались почти исключительно протокольными случаями.
Тем временем царь из политических соображений заключал браки и с другими женщинами, однако к Олимпиаде продолжал относиться с почтением, и будь у царицы не такой строптивый и тяжелый характер, Филипп, возможно, проявлял бы к ней больше чувств.
Царица сидела в кресле, рядом стоял бронзовый канделябр на пять свечей, на коленях у нее лежал папирус. За пределами света комната терялась во мраке.
Александр тихонько подошел.
— Что читаешь, мама?
Олимпиада подняла голову.
— Сафо, — ответила она. — Ее стихи так чудесны, а ее чувство одиночества так близко мне…
Она подошла к окну, посмотрела на звездное небо и печально, с дрожью в голосе повторила только что прочтенные стихи:
Уж месяц зашел; Плеяды
Зашли… И настала полночь.
И час миновал урочный…
Одной мне уснуть на ложе.
Подойдя к ней, Александр увидел в неверном свете луны, как на ресницах матери задрожала слеза, а потом медленно скатилась по бледной щеке.
ГЛАВА 8
Затрубили трубы, и персидские вельможи торжественно вошли в тронный зал. Главой делегации был сатрап Фригии Арзамес; отстав на несколько шагов, за ним двигались военный правитель провинции и прочие вельможи.
Их сопровождал эскорт из двенадцати Бессмертных, воинов гвардии Великого Царя, отобранных по внушительному телосложению, величественной осанке и знатности рода.
Голову сатрапа украшала мягкая тиара — самый престижный головной убор после жесткой тиары, носить которую имел право лишь Великий Царь. Халат из тонкого зеленого полотна был расшит серебряными драконами; под халатом виднелись узорчатые шаровары и туфли из кожи антилопы. Другие вельможи тоже были разодеты невероятно роскошно и изысканно.
Но что больше всего привлекло внимание присутствовавших, так это Бессмертные Великого Царя. Ростом почти в шесть футов, смуглые и нарумяненные, с черными-черными курчавыми бородами и великолепно уложенными и завитыми при помощи щипцов волосами, они носили халаты до пят из золотой парчи поверх голубых рубах тонкого полотна и шаровар, украшенных шитьем в виде золотых пчел. Воины несли через плечо смертоносные луки с двойным изгибом и кедровые колчаны, инкрустированные слоновой костью и серебряными пластинами.
Они шествовали размеренным шагом, стуча по земле древками копий с золотыми набалдашниками в форме гранатов на нижнем конце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Лисимах начал дразнить его:
— Я же говорил. Этот грек — просто писец. Уже описался.
Александр рассмеялся вместе со всеми. Леоннат толкнул новичка, и тот кубарем покатился по земле.
— Ну, будешь драться или нет?
Евмен с раздраженным видом поднялся, привел в порядок одежду и сказал:
— Одну минутку, я сейчас вернусь.
Он пошел к двери, а остальные, разинув рот, наблюдали за ним. Выйдя, грек подошел к стражнику в верхней галерее дворца, толстому как медведь фракийцу, вложил ему в руку несколько монет и сказал:
— Пошли со мной, там для тебя есть работа.
Войдя в спальню, Евмен указал на Леонната:
— Видишь этого рыжего-конопатого? Гигант кивнул.
— Молодец. Займись им и дай мешок тумаков.
Тут Леоннат сообразил, что дело приняло нежелательный оборот, проскользнул между ног фракийца, как Улисс меж ног Полифема, и сбежал вниз по лестнице.
— Кто-нибудь еще хочет что-то сказать? — спросил Евмен, снова взявшись укладывать свои личные вещи.
— Да, я хочу, — вмешался Александр. Евмен замер и повернулся к нему.
— Слушаю тебя, — проговорил он с очевидным почтением, — поскольку ты хозяин этого дома. Но никто из этих голубчиков не посмеет называть меня писцом.
Александр расхохотался:
— Добро пожаловать к нам, господин царский секретарь.
С этого момента Евмен полностью влился в их компанию и стал вдохновителем всевозможных проделок и шуток над тем и над сем, но особенно часто — над стариком Леонидом: ему подсовывали ящериц в постель и живых лягушек в чечевичную похлебку, в отместку за удары розгой, которые он в изобилии раздавал своим воспитанникам, когда те появлялись в классе с невыполненным заданием.
Однажды вечером Леонид, который сам отвечал за методы воспитания, с важностью сообщил юношам, что на следующий день государю нанесет визит персидское посольство и что ему, их учителю, тоже доверено принять участие в дипломатическом приеме — ввиду его знакомства с Азией и ее обычаями. Он сказал, что старшие должны будут нести службу в почетном эскорте царя, надев парадные доспехи, в то время как младшие выполнят такой же долг рядом с Александром.
Известие вызвало среди ребят большое оживление: никто из них еще не видел ни одного перса, а все свои знания о Персии они черпали в трудах Геродота, Ктезия или записках знаменитого афинянина Ксенофонта «Анабазис». Поэтому все тут же принялись начищать оружие и готовить наряды к церемонии.
— Мой отец разговаривал с одним человеком, который говорил, будто участвовал в той экспедиции десяти тысяч, — рассказывал Гефестион, — и будто видел перед собой персов во время битвы при Кунаксе.
— Представляете, ребята? — вмешался Селевк. — Миллион человек! — И он вытянул перед собой руки с расставленными веером пальцами, словно изображая безграничный строй воинов.
— А колесницы с серпами? — добавил Лисимах. — Они несутся по равнине, подобно ветру, и из-под рамы торчат клинки, а другие закреплены на оси, чтобы косить людей, как пшеничные колосья. Не хотел бы я оказаться на таком поле боя.
— Это больше сеет страх, чем приносит действительный ущерб, — прокомментировал Александр, который до этого момента молчал и только слушал рассуждения друзей. — Так говорит и Ксенофонт в своих записках. Во всяком случае, у нас будет возможность увидеть, как персы управляются с оружием. Царь, мой отец, для послезавтрашней церемонии в честь гостей организовал охоту на льва в Эордее.
— Он пустит туда и детей? — усмехнулся Птолемей. Александр вспыхнул и встал перед ним:
— Мне тринадцать лет, и я ничего и никого не боюсь. Повтори еще раз — и я тебе все зубы вобью в глотку.
Птолемей сдержался. Другие мальчики тоже подавили улыбки. С некоторых пор они научились не провоцировать Александра, хотя он был не особенно рослым. Порой он действительно проявлял удивительную энергию и молниеносную быстроту движений.
Евмен предложил всем составить партию в кости и разыграть недельное жалованье, чем дело и закончилось. Деньги по большей части перекочевали к Евмену, поскольку грек был искусен в игре и имел слабость к деньгам.
Утихомирив гнев, Александр оставил компанию развлекаться, а сам пошел перед сном навестить мать. Олимпиада проводила жизнь в уединении, хотя сохраняла значительное влияние при дворе как мать наследника трона, но ее встречи с Филиппом ограничивались почти исключительно протокольными случаями.
Тем временем царь из политических соображений заключал браки и с другими женщинами, однако к Олимпиаде продолжал относиться с почтением, и будь у царицы не такой строптивый и тяжелый характер, Филипп, возможно, проявлял бы к ней больше чувств.
Царица сидела в кресле, рядом стоял бронзовый канделябр на пять свечей, на коленях у нее лежал папирус. За пределами света комната терялась во мраке.
Александр тихонько подошел.
— Что читаешь, мама?
Олимпиада подняла голову.
— Сафо, — ответила она. — Ее стихи так чудесны, а ее чувство одиночества так близко мне…
Она подошла к окну, посмотрела на звездное небо и печально, с дрожью в голосе повторила только что прочтенные стихи:
Уж месяц зашел; Плеяды
Зашли… И настала полночь.
И час миновал урочный…
Одной мне уснуть на ложе.
Подойдя к ней, Александр увидел в неверном свете луны, как на ресницах матери задрожала слеза, а потом медленно скатилась по бледной щеке.
ГЛАВА 8
Затрубили трубы, и персидские вельможи торжественно вошли в тронный зал. Главой делегации был сатрап Фригии Арзамес; отстав на несколько шагов, за ним двигались военный правитель провинции и прочие вельможи.
Их сопровождал эскорт из двенадцати Бессмертных, воинов гвардии Великого Царя, отобранных по внушительному телосложению, величественной осанке и знатности рода.
Голову сатрапа украшала мягкая тиара — самый престижный головной убор после жесткой тиары, носить которую имел право лишь Великий Царь. Халат из тонкого зеленого полотна был расшит серебряными драконами; под халатом виднелись узорчатые шаровары и туфли из кожи антилопы. Другие вельможи тоже были разодеты невероятно роскошно и изысканно.
Но что больше всего привлекло внимание присутствовавших, так это Бессмертные Великого Царя. Ростом почти в шесть футов, смуглые и нарумяненные, с черными-черными курчавыми бородами и великолепно уложенными и завитыми при помощи щипцов волосами, они носили халаты до пят из золотой парчи поверх голубых рубах тонкого полотна и шаровар, украшенных шитьем в виде золотых пчел. Воины несли через плечо смертоносные луки с двойным изгибом и кедровые колчаны, инкрустированные слоновой костью и серебряными пластинами.
Они шествовали размеренным шагом, стуча по земле древками копий с золотыми набалдашниками в форме гранатов на нижнем конце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80