ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

 

– Однако теперь я убежден, что, хотя мистер Ватти безусловно не в своем уме, преступник не он.
– Но тогда кто?
– Знакомы ли вы с джентльменом по фамилии Баллингер? Герберт Баллингер?
Даже прежде чем он ответил, я увидел, что имя это ему знакомо, – так удивленно взлетели вверх его брови.
– Баллингер, – сказал доктор. – Вот уж о ком давненько не вспоминал. Да, я знал человека под таким именем. Хотя вряд ли стал бы называть его джентльменом. Но к чему вы приплели этого Герберта Баллингера? Уж не думаете ли вы, что он имеет хоть какое-то отношение к краже шкатулки?
– Думаю. Но, прежде чем объяснить почему, я должен попросить вас поделиться всем, что вам известно об этом человеке.
Фаррагут надул щеки, словно переводя дух. Затем, откинувшись на спинку стула, сложил руки на животе, закинул ногу на ногу и обратился ко мне:
– Я познакомился с ним в Балтиморе лет этак двадцать-двадцать пять назад. Я посещал тамошний анатомический колледж. Изучал традиционную медицину, знаете ли, до того как обнаружить чудеса томсонианского метода. В последний год моего пребывания там Баллингер тоже записался в колледж. Он был еще совсем мальчишкой, но очень сметливым и сообразительным. И очень веселым… Шутил так же ловко, как орудовал скальпелем. За словом в карман не лез. Мне потребовалось время, – добавил доктор, – чтобы его раскусить.
– И кем же он оказался на деле? – поинтересовался я, пораженный исключительно мрачным тоном, каким произнес эти слова обычно добродушный врач.
На мой вопрос он ответил вопросом.
– Знаком ли вам термин «нравственная имбецильность»? – спросил Фаррагут.
– Разумеется, – ответил я. – Это понятие, сформулированное знаменитым немецким психологом Метценгерштейном для описания умственного состояния, которое влияет исключительно на сферу нравственности. Человек, страдающий подобным расстройством, обычно не имеет себе равных по интеллекту. Напротив, он демонстрирует чрезвычайную рассудительность. Однако нравственное чувство у него полностью отсутствует. Он совершенно не способен ни к сочувствию, ни к раскаянию. Для такого человека другие люди – просто предметы, которые он использует ради собственной выгоды или удовольствия.
– Законченный портрет Герберта Баллингера, – сказал Фаррагут. – Внесу еще лишь один штрих. Он эксплуатировал не только живых. За мертвыми он тоже охотился.
Я отнюдь не был поражен этим заявлением, однако испытал дрожь оттого, что мои мысли подтверждаются.
– Не стану притворяться – ваше замечание меня не удивило, – сказал я, – поскольку в точности соответствует некоторым выводам, к которым пришел я сам. Однако прежде чем поделиться ими, я должен попросить вас рассказать мне все, что вы знаете, о незаконной деятельности Баллингера.
– Хорошо, – сказал доктор Фаррагут, опустив ноги на пол и выпрямляясь на стуле. – Интерес Герберта к медицине не имел ничего общего с помощью людям. Как вы сказали, такие личности заботятся лишь о самих себе. Герберту, как и ему подобным, были важны исключительно его собственные нужды. Для удовлетворения их он и использовал трупы.
– Какие именно нужды вы имеете в виду? – поинтересовался я.
– Некоторые носили чисто денежный характер, – сказал доктор Фаррагут. – И пройдоха же был наш Герберт. Вот вам один пример. Он состряпал дьявольски умную схему страхования жизни. Уговорил другого студента взять страховой полис, в котором Герберт фигурировал как бенефициарий. Потом каждый день стал просматривать некрологи в газетах. Всякий раз, как умирал какой-нибудь бедолага, Герберт отправлялся ночью на кладбище и вскрывал могилу. Вырыл, должно быть, с полдюжины тел, пока не наткнулся на парня, отдаленно похожего на его соучастника. Затем эта парочка разыграла его смерть в результате несчастного случая, подменив реально существовавшего человека трупом. Когда страховая компания раскошелилась, они поделили неправедные доходы… хотя, зная Герберта, уверен, что он отхватил львиную долю.
– Полагаю, остальные эксгумированные тела были возвращены на место упокоения, – сказал я.
– Ничего подобного, – ответил доктор Фаррагут. – Зачем отличным трупам пропадать зря? Герберт отволакивал их в лабораторию, освежевывал, а затем с помощью приятеля таксидермиста изготавливал из скелетов анатомические образцы. Насколько я понял, он заработал несколько сот долларов, продавая их местным врачам.
– Из вашего рассказа явствует, – произнес я, – что Баллингер нажил значительную сумму противозаконной практикой.
Уверен, – ответил Фаррагут. – Но интерес Герберта был не только в этом. Боюсь, вам не доставит особого удовольствия слушать о других его наклонностях.
– Что вы имеете в виду?! – воскликнул я.
На лице доктора Фаррагута появилось выражение крайней неприязни. Какое-то мгновение он просто смотрел на меня, словно ему было противно продолжать рассказ на столь малоаппетитную тему.
– Вам должно быть известно, мистер По, – не сразу ответил он, – что существует определенный сорт мужчин – если, конечно, эти существа достойны так называться, – которые предпочитают мертвых живым. Ничто не волнует их сильнее, чем труп красивой молодой женщины. Любуясь ее обнаженными формами – мраморным телом, точеными ногами, белоснежной, оплетенной тонкой сеточкой голубоватых сосудов грудью, – они приходят в неописуемое исступление. Что и говорить, анатомический колледж дает этим выродкам практически неограниченные возможности тешить свои низменные наклонности.
– Не сомневаюсь, что вы говорите истинную правду, – заметил я, с дрожью вспомнив об отвратительных шуточках, которыми обменивались в прозекторской доктора Мак-Кензи двое его студентов над выкопанным из могилы телом Эльзи Болтон.
– Но бывает и хуже, – сказал Фаррагут. – Некоторые из этих чудовищ не довольствуются простым разглядыванием трупа. Ими овладевают омерзительные желания, которые они могут удовлетворить, лишь выплеснув свои вожделения на бездыханное тело жертвы. Я не стану долее говорить об этом – слишком ужасно. Скажу только, что Герберт Баллингер был одним из них.
– Н-но откуда вам это известно? – запинаясь, пробормотал я, чувствуя, что голова у меня кружится при одной лишь мысли о такой жуткой, такой неописуемой развращенности. Верности ради скажу, что я читал о случаях, когда живые люди продолжали сожительствовать с мертвецами. Говорят, что царь Ирод спал рядом с телом своей обожаемой жены Марианны на протяжении еще нескольких лет после ее кончины, а Иоанна Безумная, королева Кастилии, как гласит молва, поступала точно так же с телом своего усопшего мужа, Филиппа Красивого. Да и сам я недавно был свидетелем того, как Питер Ватти любовно обнимает отвратительные, иссохшие останки своей давно умершей жены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101