— Кто? — спросил священник.
Лицо его побелело, словно он узрел самого дьявола. Он сразу понял, кого она имеет в виду.
— И он возвращается. Сейчас он идет сюда. Тебе ничего не угрожает, но этой ночью ты должен оставаться в своей комнате, а с первым лучом солнца уезжай отсюда.
— Я не… я не знаю, о ком вы говорите.
Неужели он думает, что сможет обмануть светлячка? Хотя, возможно, он не знает, кто она такая… Нет, знает, знает, просто он не верит ни в светлячков, ни в обереги, ни в скрытые дары, ни во что подобное. Он человек науки и высшей религии. Дурак набитый. Придется ему доказать, что его страхи оправданы. Она хорошо знала Троуэра и все его тайны видела насквозь.
— Некогда ножом для рубки мяса ты пытался убить Элвина-младшего, — произнесла она.
Этого ему вполне хватило. Он грохнулся на колени.
— Я не боюсь смерти, — простонал он. И принялся бормотать молитву Господу.
— Молись хоть всю ночь, — продолжала она, — но из комнаты не высовывайся.
Затем она вышла и притворила за собой дверь. Уже спускаясь по лестнице, она услышала звук торопливо задвигаемого засова. У Пегги даже не было времени, чтобы посмотреть, не причинила ли она ему незаслуженных страданий — ведь в сердце своем он не был убийцей. Пегги сейчас больше заботила девочка-беглянка, которой нужно было помочь. Сможет ли сорочка передать ей силы Элвина? Слишком много времени отнял у нее этот священник. Слишком много драгоценных вздохов умирающей девочки.
Похоже, она еще дышит? Да, дышит… Или нет? Малыш мирно сопел рядом с ней, но грудь девочки не двигалась, грудка младенца и то выше поднималась, тогда как губы матери застыли. Однако огонь ее сердца еще пылал! Пегги это сразу увидела, он ведь так ярко горел, очень сильное сердце было у этой девочки. Поэтому Пегги торопливо откинула крышку шкатулки, вытащила кусочек сорочки и торопливо растерла сухой уголок между пальцами, шепча:
— Живи, набирайся сил.
Она пыталась сделать то же, что и Элвин. Исцеляя человека, он находил маленькие разрывы, ранки в теле и заживлял их. Сколько раз она наблюдала за тем, как он это делает! Но у нее ничего не получалось. Это было чуждо ей, у нее не было видения, которым обладал Элвин, однако она все-таки почувствовала, как из тела девочки утекает жизнь, как останавливается сердце, как в последнем вздохе опускаются легкие, как свет уходит из широко открытых глаз. В конце концов сердце ее яростно вспыхнуло, словно падающая звезда, огонек его внезапно разгорелся и тут же погас…
«Опоздала. Если б я не остановилась в коридоре, если б мне не пришлось разбираться с этим священником…»
Но нет, она не могла винить себя, она все равно не сумела бы спасти девочке жизнь. Слишком поздно… Тело девочки умирало. Будь здесь сам Элвин, даже он ничего не смог бы поделать. Это был всего лишь лучик робкой надежды. Надежда была столь ничтожна, что Пегги не смогла найти ни единой тропки, на которой ее желаниям суждено было сбыться. Поэтому она не стала предаваться безудержному горю, уподобляясь остальным людям, не стала бесконечно винить себя и терзать, ведь она сделала все, что возможно, надеясь на то, что никогда не могло произойти.
Когда девочка умерла, Пегги пришлось забрать у нее ребенка. Нельзя, чтобы малыш почувствовал, как рука его мамы становится все холоднее и холоднее. Пегги взяла его к себе на руки. Он заворочался, но продолжал спать безмятежным детским сном. «Твоя мама умерла, малыш-полукровка, но у тебя будут моя мама и мой папа. Их любви хватит с избытком; тебе не придется выжимать ее по капельке, как это происходит с некоторыми детьми. Тебе, малыш, эта любовь поможет. Твоя мама отдала жизнь, чтобы принести тебя сюда, — ты всегда будешь помнить об этом и вырастешь настоящим человеком».
«Вырастешь настоящим человеком, — услышала она собственный шепот. — Будешь очень необычным человеком, как и я».
Она приняла решение, даже не успев понять, что именно решила. Она чувствовала, как ее будущее внезапно изменилось, хотя еще не видела, что в нем поменялось.
Девочка-рабыня предчувствовала, что ее ждет, — вовсе не обязательно быть светлячком, чтобы догадаться, что тебя ожидает в будущем. Ее ждала ужасная жизнь, она должна была лишиться ребенка, ей предстояло быть рабыней до конца своих дней. Однако она увидела тусклый лучик надежды, поняла, что еще может спасти малыша, и после этого не колебалась ни секунды, ибо даже призрачная надежда стоит того, чтобы ради нее пожертвовать жизнью.
"А теперь взгляните на меня, — подумала Пегги. — Я вижу все тропки жизни Элвина и понимаю, что впереди меня ждет только отчаяние, — конечно, мои муки ни в какое сравнение не идут с тем, что ожидало девочку-рабыню, но от этого не легче. Однако передо мной все время мелькает ярким всполохом мое будущее счастье, я все же могу завоевать Элвина и добиться его любви, хоть путь этот весьма необычен. Неужели, увидев такое будущее, я уткнусь лицом в ладони и буду смотреть, как надежда умирает? Неужели я сдамся только потому, что не знаю, как добраться до своего счастья?
Это забитое дитя смогло сотворить свою надежду из воска, пепла, перьев, своего молока и слюны, значит, я тоже могу управлять своей жизнью. Где-то ведь скрывается та ниточка, которая приведет меня к счастью. Но даже если я и не найду эту ниточку, то хоть попытаюсь — это все же лучше, чем отчаяние, которое будет караулить меня за каждым углом, ежели я останусь. Даже если мне не придется стать частичкой Элвина, когда он повзрослеет, что ж, это не столь суровая цена, которую пришлось заплатить чернокожей девочке за свободу своего ребенка.
Так что к тому времени, как Элвин войдет в Хатрак, меня здесь не будет".
Вот каким было ее решение. Почему она не додумалась до этого раньше? Из всех людей, живущих в Хатраке, уж ей-то следовало знать, что всегда, всегда есть какой-то выход. Люди говорят, что отчаяние и беды сами приходят в жизнь, что у обыкновенного человека нет выбора, но эта девочка-беглянка доказала, что выйти из положения можно всегда, — ведь смерть тоже может стать прямой, ровной дорогой.
«И мне не придется добывать перья черного дрозда, чтоб улететь отсюда».
Пегги сидела на полу, качая ребенка. Ею овладела твердая решимость — завтра утром, незадолго до появления Элвина, она покинет город. Каждый раз, когда ее посещал страх того, что она собралась сделать, Пегги опускала глаза на лежащую рядом девочку, и сразу приходило успокоение, настоящее спокойствие. "Может быть, девочка-беглянка, моя жизнь закончится точно так же, как и твоя, может, я тоже умру в каком-нибудь незнакомом, чужом доме. Но уж лучше неведомое, чем будущее, которое, ненавидя всем сердцем, я безропотно принимаю.
Но сделаю ли я это? Хватит ли мне сил, когда наступит время и пути назад не будет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108