В книге Сказителя ты написала, что я стану Мастером. Так скажи мне, каким я должен стать». Пегги знала, что именно он скажет, как он это скажет — она видела это сотни, тысячи раз. Она научит его, и он станет великим человеком, настоящим Мастером и…
И в один прекрасный день, когда он превратится в красивого юношу, которому только исполнился двадцать один год, а я буду незамужней, острой на язычок девушкой двадцати шести лет, он воспылает ко мне такой благодарностью , он будет так мне обязан , что решит жениться на мне, с гордостью исполнив свой долг. Долгие годы я изнывала от любви к нему, меня терзали мечты о том, что он будет делать и как мы останемся наедине, так что я отвечу согласием и стану его женой, возложу ему на плечи тяжкое бремя, он еще много раз пожалеет, что женился на мне. Всю нашу совместную жизнь глаза его будут искать других женщин…"
Если б, ох, если б все было не так, если б она наперед не знала, как все будет. Но Пегги была настоящим светлячком, в искусстве видеть будущее ей не было равных. В ней таилось такое могущество, о котором сплетники Хатрака и не догадывались.
Она села на кровати, но выбрасывать шкатулку, прятать, ломать или закапывать в землю не стала. Она просто открыла ее крышку. Внутри лежал последний кусочек родовой сорочки Элвина, сухой и белый, словно бумажный пепел в остывшем очаге. Одиннадцать лет назад, когда мама Пегги, опытная повитуха, вытянула маленького Элвина из колодезя жизни, а Элвин попытался вдохнуть влажный, промозглый воздух папиной гостиницы, что в Хатраке, Пегги убрала с лица малыша тонкую окровавленную сорочку, чтобы он не задохнулся. Элвин, седьмой сын седьмого сына, тринадцатый ребенок в семье, — Пегги сразу увидела, какими будут тропы его жизни. Смерть подкарауливала его повсюду, куда б он ни шел, куда б ни направлялся. Он еще и родиться не успел, а смерть твердо вознамерилась забрать его себе, выстраивая на пути Элвина сотни и сотни преград.
Тогда Пегги звали малышкой Пегги, ей было всего пять, но она уже два года исполняла обязанности светлячка, и за это время ни разу не видела новорожденного, которого бы со всех сторон окружала смерть. Пегги обыскала все тропинки и нашла всего одну, пройдя по которой мальчик выживет и станет взрослым мужчиной.
Он мог выжить только в том случае, если она сохранит его сорочку, если будет наблюдать за ним из далекого Хатрака. Каждый раз, увидев, что смерть тянет к нему свои когти, Пегги должна была использовать эту самую сорочку. Нужно было всего лишь оторвать от нее кусочек, растереть между пальцами и прошептать, что должно случиться, представить, как все будет. И все случится так, как она скажет. Не она ли спасла его, когда он тонул? Не она ли уберегла от взбесившегося быка? Не она ли подхватила, когда он сорвался с крыши? Однажды ей даже пришлось сразиться с кровельной балкой, падающей с пятидесяти футов и угрожающей размазать Элвина по полу недостроенной церкви. Пегги, не моргнув глазом, расщепила ту балку, так что она грохнулась об пол по обе стороны от мальчика, даже волоска на нем не задев. А в сотнях других случаев она вмешивалась задолго до того, как должно было произойти несчастье, никто и не догадывался, что жизнь Элвина охраняют. Каждый раз она спасала его при помощи этой сорочки.
Как это у нее получалось? Она и сама не знала. Только понимала, что на самом деле прибегает к помощи той силы, которая таится внутри Элвина. Она пользовалась даром, который был заложен в нем от рождения. Подрастая, он постепенно учился овладевать своими способностями. Он творил, придавал форму, соединял, разделял. В конце концов в прошлом году, когда разразилась война между краснокожими и бледнолицыми, он уже сам спасал себе жизнь, так что Пегги больше и не вмешивалась. Против чего она совсем не возражала. Поскольку от сорочки остался крохотный кусочек.
Она закрыла шкатулку. «Я не хочу встречаться с ним, — подумала Пегги. — Знать его не хочу».
Но пальцы ее снова откинули крышку, поскольку ей ничего не оставалось делать. Половину жизни, а то и больше, она отдала этому мальчику. Она касалась сорочки и искала огонек его сердца в далекой северо-западной Воббской стране, в городе Церкви Вигора. Она смотрела, как он живет, следовала по тропкам в его будущее, чтобы проверить, не подстерегает ли Элвина впереди какая-нибудь опасность. И уверившись, что он в безопасности, она заглядывала еще дальше и видела, как однажды он вернется в Хатрак, где когда-то родился, вернется, взглянет ей в глаза и скажет: «Значит, это ты спасала меня столько раз. Ты первой увидела, что я Мастер, поняв это намного раньше, чем кто-либо другой». Затем у нее на глазах он начнет постигать глубины своей великой силы, он поймет, что за работа ждет его впереди, увидит хрустальный город, который должен построить; она видела, как зачнет от него детей, видела, как он коснется младенцев, которых она будет нянчить на руках; видела, кому придется умереть, а кто выживет; и в конце концов, она видела, как он…
Слезы потекли по ее лицу. «Знать ничего не хочу, — повторила она. — Я не желаю знать будущее. Остальные девушки мечтают о любви, о радостях брачной жизни, о детях, сильных и здоровых; но мои сновидения несут в себе смерть, боль и страх, потому что они правдивы. Я знаю больше, чем какой-либо другой человек. И сохранять в душе надежду очень нелегко».
Однако Пегги продолжала надеяться. Да-да, можете не сомневаться — она по-прежнему цеплялась за остатки отчаянной надежды, ибо, что бы ни ожидало ее в будущем, она видела некие яркие моменты, некие дни, часы, мимолетные секунды настоящей, искренней радости. И радость эта стоила того, чтобы к ней идти, стоила того, чтобы пережить предшествующие ей страдания.
Вся беда заключалась в том, что эти секунды были очень редки, они терялись в многочисленных тропках будущего Элвина, и Пегги никак не могла отыскать дорожку, которая вела бы к ним. Те тропки, что она могла проследить, самые простые, самые вероятные в будущем развитии событий, вели к тому, что Элвин женится на ней не по любви, а из благодарности, будучи обязанным ей. И совместная жизнь их будет очень печальной, жалкой… Это напомнило Пегги библейскую историю Лии, которую ненавидел и презирал ее красавец муж Иаков, тогда как она любила своего супруга больше жизни, родила ему больше детей, чем все остальные жены, и без колебаний умерла бы ради него, если б он попросил.
"Как все-таки жесток Господь к женщинам, — подумала Пегги. — Нам приходится повсюду следовать за своими мужьями и детьми, ведя жизнь, полную жертв, отчаяния и скорби. Неужели грех Евы был столь ужасен, что Господь на весь женский род наложил невообразимо страшное проклятие? «Умножая умножу скорбь твою в беременности твоей;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
И в один прекрасный день, когда он превратится в красивого юношу, которому только исполнился двадцать один год, а я буду незамужней, острой на язычок девушкой двадцати шести лет, он воспылает ко мне такой благодарностью , он будет так мне обязан , что решит жениться на мне, с гордостью исполнив свой долг. Долгие годы я изнывала от любви к нему, меня терзали мечты о том, что он будет делать и как мы останемся наедине, так что я отвечу согласием и стану его женой, возложу ему на плечи тяжкое бремя, он еще много раз пожалеет, что женился на мне. Всю нашу совместную жизнь глаза его будут искать других женщин…"
Если б, ох, если б все было не так, если б она наперед не знала, как все будет. Но Пегги была настоящим светлячком, в искусстве видеть будущее ей не было равных. В ней таилось такое могущество, о котором сплетники Хатрака и не догадывались.
Она села на кровати, но выбрасывать шкатулку, прятать, ломать или закапывать в землю не стала. Она просто открыла ее крышку. Внутри лежал последний кусочек родовой сорочки Элвина, сухой и белый, словно бумажный пепел в остывшем очаге. Одиннадцать лет назад, когда мама Пегги, опытная повитуха, вытянула маленького Элвина из колодезя жизни, а Элвин попытался вдохнуть влажный, промозглый воздух папиной гостиницы, что в Хатраке, Пегги убрала с лица малыша тонкую окровавленную сорочку, чтобы он не задохнулся. Элвин, седьмой сын седьмого сына, тринадцатый ребенок в семье, — Пегги сразу увидела, какими будут тропы его жизни. Смерть подкарауливала его повсюду, куда б он ни шел, куда б ни направлялся. Он еще и родиться не успел, а смерть твердо вознамерилась забрать его себе, выстраивая на пути Элвина сотни и сотни преград.
Тогда Пегги звали малышкой Пегги, ей было всего пять, но она уже два года исполняла обязанности светлячка, и за это время ни разу не видела новорожденного, которого бы со всех сторон окружала смерть. Пегги обыскала все тропинки и нашла всего одну, пройдя по которой мальчик выживет и станет взрослым мужчиной.
Он мог выжить только в том случае, если она сохранит его сорочку, если будет наблюдать за ним из далекого Хатрака. Каждый раз, увидев, что смерть тянет к нему свои когти, Пегги должна была использовать эту самую сорочку. Нужно было всего лишь оторвать от нее кусочек, растереть между пальцами и прошептать, что должно случиться, представить, как все будет. И все случится так, как она скажет. Не она ли спасла его, когда он тонул? Не она ли уберегла от взбесившегося быка? Не она ли подхватила, когда он сорвался с крыши? Однажды ей даже пришлось сразиться с кровельной балкой, падающей с пятидесяти футов и угрожающей размазать Элвина по полу недостроенной церкви. Пегги, не моргнув глазом, расщепила ту балку, так что она грохнулась об пол по обе стороны от мальчика, даже волоска на нем не задев. А в сотнях других случаев она вмешивалась задолго до того, как должно было произойти несчастье, никто и не догадывался, что жизнь Элвина охраняют. Каждый раз она спасала его при помощи этой сорочки.
Как это у нее получалось? Она и сама не знала. Только понимала, что на самом деле прибегает к помощи той силы, которая таится внутри Элвина. Она пользовалась даром, который был заложен в нем от рождения. Подрастая, он постепенно учился овладевать своими способностями. Он творил, придавал форму, соединял, разделял. В конце концов в прошлом году, когда разразилась война между краснокожими и бледнолицыми, он уже сам спасал себе жизнь, так что Пегги больше и не вмешивалась. Против чего она совсем не возражала. Поскольку от сорочки остался крохотный кусочек.
Она закрыла шкатулку. «Я не хочу встречаться с ним, — подумала Пегги. — Знать его не хочу».
Но пальцы ее снова откинули крышку, поскольку ей ничего не оставалось делать. Половину жизни, а то и больше, она отдала этому мальчику. Она касалась сорочки и искала огонек его сердца в далекой северо-западной Воббской стране, в городе Церкви Вигора. Она смотрела, как он живет, следовала по тропкам в его будущее, чтобы проверить, не подстерегает ли Элвина впереди какая-нибудь опасность. И уверившись, что он в безопасности, она заглядывала еще дальше и видела, как однажды он вернется в Хатрак, где когда-то родился, вернется, взглянет ей в глаза и скажет: «Значит, это ты спасала меня столько раз. Ты первой увидела, что я Мастер, поняв это намного раньше, чем кто-либо другой». Затем у нее на глазах он начнет постигать глубины своей великой силы, он поймет, что за работа ждет его впереди, увидит хрустальный город, который должен построить; она видела, как зачнет от него детей, видела, как он коснется младенцев, которых она будет нянчить на руках; видела, кому придется умереть, а кто выживет; и в конце концов, она видела, как он…
Слезы потекли по ее лицу. «Знать ничего не хочу, — повторила она. — Я не желаю знать будущее. Остальные девушки мечтают о любви, о радостях брачной жизни, о детях, сильных и здоровых; но мои сновидения несут в себе смерть, боль и страх, потому что они правдивы. Я знаю больше, чем какой-либо другой человек. И сохранять в душе надежду очень нелегко».
Однако Пегги продолжала надеяться. Да-да, можете не сомневаться — она по-прежнему цеплялась за остатки отчаянной надежды, ибо, что бы ни ожидало ее в будущем, она видела некие яркие моменты, некие дни, часы, мимолетные секунды настоящей, искренней радости. И радость эта стоила того, чтобы к ней идти, стоила того, чтобы пережить предшествующие ей страдания.
Вся беда заключалась в том, что эти секунды были очень редки, они терялись в многочисленных тропках будущего Элвина, и Пегги никак не могла отыскать дорожку, которая вела бы к ним. Те тропки, что она могла проследить, самые простые, самые вероятные в будущем развитии событий, вели к тому, что Элвин женится на ней не по любви, а из благодарности, будучи обязанным ей. И совместная жизнь их будет очень печальной, жалкой… Это напомнило Пегги библейскую историю Лии, которую ненавидел и презирал ее красавец муж Иаков, тогда как она любила своего супруга больше жизни, родила ему больше детей, чем все остальные жены, и без колебаний умерла бы ради него, если б он попросил.
"Как все-таки жесток Господь к женщинам, — подумала Пегги. — Нам приходится повсюду следовать за своими мужьями и детьми, ведя жизнь, полную жертв, отчаяния и скорби. Неужели грех Евы был столь ужасен, что Господь на весь женский род наложил невообразимо страшное проклятие? «Умножая умножу скорбь твою в беременности твоей;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108