— Ты хотел еще что-нибудь сказать мне, Элвин?
Наконец настал момент, которого он долго ждал, но внезапно Элвин застеснялся.
— Ну, я хотел попросить вас… но вы должны понять, воду я донес вовсе не затем, чтобы вы чувствовали себя обязанной передо мной. Я бы сделал это все равно для кого угодно, а что же касается сегодняшнего, то я ж не знал, что вы учительница. Ну, я, конечно, мог бы догадаться, но как-то не подумал об этом. Поэтому все, что я сделал, я сделал от чистого сердца, и вы мне ничего не должны.
— Мне кажется, я сама решу, насколько я обязана тебе, Элвин. Так о чем же ты хотел попросить?
— Конечно, вы будете заняты с Артуром Стюартом, поэтому у вас вряд ли останется много свободного времени, ну, может, один день в неделю, может, часок. Это могло бы происходить по субботам, а что касается платы, то просите сколько захотите, мой мастер выделяет мне свободное время, и я кое-что поднакопил, в общем…
— Ты просишь, чтобы я тебе преподавала, Элвин?
Элвин явно не знал, что значит слово «преподавать».
— Преподавать. Обучать.
— Да, мисс Ларнер.
— Плата будет пятьдесят центов в неделю, Элвин. И я хочу, чтобы ты посещал мои занятия вместе с Артуром Стюартом. Ты будешь приходить и уходить вместе с ним.
— Но разве вы сможете учить сразу нас двоих?
— Осмелюсь предположить, Элвин, что ты многое почерпнешь из уроков, которые я буду ему давать. А пока он будет писать или складывать цифры, я могу заниматься с тобой.
— Но я не хочу лишать его законных часов.
— Ты сам подумай, Элвин. Если ты будешь брать у меня уроки наедине, это может показаться несколько непристойным. Да, я старше тебя, но наверняка найдутся люди, которые попытаются облить меня грязью, а если я буду давать частные уроки молодому ученику, это будет только способствовать распространению сплетен. Артур Стюарт будет присутствовать на всех наших уроках, и дверь домика в это время будет оставаться открытой.
— Но вы могли бы учить меня в гостинице.
— Элвин, я ясно изложила тебе условия. Ты хочешь, чтобы я тебе преподавала, или нет?
— Да, мисс Ларнер. — Он сунул руку в карман и вытащил монетку. — Вот доллар в оплату первых двух недель.
Пегги взглянула на монетку.
— Мне казалось, ты хотел вернуть этот доллар доктору Лекарингу.
— Я бы не хотел, чтобы его слишком уж стесняли деньги, мисс Ларнер, — ответил Элвин и широко улыбнулся.
Как бы застенчив он ни был, серьезным он долго оставаться не умел. В нем всегда живет насмешка, и время от времени она прорывается наружу.
— Да, думаю, ты прав, — кивнула мисс Ларнер. — Уроки начнутся со следующей недели. Спасибо за помощь.
В это самое мгновение на тропинке появились папа и мама. Чуточку пошатываясь, папа нес на голове огромную ванну. Завидев это, Элвин сразу бросился на помощь — правильнее будет сказать, он вообще отнял ванну у Горация и понес ее сам.
Шесть лет прошло с тех пор, как Пегги в последний раз видела отца, и вот наконец они снова встретились. Лицо его раскраснелось и покрылось мелкими бисеринками пота, он никак не мог отдышаться после тяжеленной ванны. Глаза его сердито изучали стоящую перед ним даму. Хоть мать наверняка попыталась убедить его, что новая учительница вовсе не такая уж зануда, как кажется на первый взгляд, отец тем не менее не избавился от неприязни к непрошенной гостье, вторгшейся в домик у ручья, в домик, который некогда принадлежал давным-давно пропавшей дочери.
Пегги страстно захотелось кинуться ему навстречу, назвать папой и уверить, что здесь по-прежнему живет его дочь, что его труд по отстройке домика и в самом деле явился нежным даром любимой дочке. Он до сих пор любил ее, все годы помнил о ней… Сердце Пегги разрывалось от жалости, потому что она не могла ему открыться — пока не могла, потому что ее ждала очень важная работа. Ей оставалось лишь завоевать его сердце точно так же, как она уже завоевала сердца Элвина и матери, — не с помощью старой любви и чувства долга, а новой любовью и дружбой.
Она не могла вернуться домой как родившаяся здесь, не могла открыться даже отцу, хотя, наверное, только Гораций искренне обрадовался бы ее возвращению. Ей пришлось вернуться домой, приняв личину незнакомки. Хотя именно такой она и стала — обличье не просто маска, она очень изменилась после трех лет обучения в Дикэйне и еще трех лет упорной учебы в Филадельфии. Она перестала быть малышкой Пегги, тихой, острой на язык девочкой-светлячком, — нет, она давным-давно стала другой. Под руководством миссис Модести она обучилась тайне красоты; из книг она узнала множество других секретов. Она теперь не та, какой была раньше. Так что, сказав: «Папа, я же твоя дочка, малышка Пегги», — она бы солгала. Точно так же, как солгала сейчас, представившись:
— Здравствуйте, мистер Гестер, я ваша новая постоялица, меня зовут мисс Ларнер. Очень рада познакомиться с вами.
Тяжело дыша, он подошел к ней и протянул руку. Несмотря на недовольство, несмотря на то, что он всячески избегал встреч с ней с тех пор, как она прибыла сюда, он был настоящим хозяином гостиницы, а поэтому не мог не поприветствовать ее со всей учтивостью — по крайней мере с той вежливостью, которая в этой глуши заменяла городские манеры.
— Здравствуйте, мисс Ларнер. Надеюсь, вы сочли жилье удовлетворительным?
При этих словах на нее нахлынула грусть. Сейчас он пытался изъясняться с ней на причудливом языке. Так он обычно разговаривал с теми посетителями, которых называл про себя «важными персонами», подразумевая, что их положение в обществе куда выше его. «Я многому научилась, отец, и познала прежде всего вот что: главное в жизни — это доброе сердце, тогда как положение в обществе — ничто, пустышка».
Пегги не стала проверять, доброе ли сердце у ее отца или нет, она и так это знала. За прошлые годы она достаточно изучила его. Так что если бы она сейчас снова заглянула в его огонек, она могла бы обнаружить там то, что не имеет права видеть дочь. Раньше она была слишком мала и не умела контролировать свой дар; в невинном детстве она познала много такого, что делало невинность и детство несовместимыми друг с другом. Но сейчас, когда ее дар был наконец обуздан, она могла больше не тревожить его душу. Она была обязана исполнить это — перед ним и мамой.
Не говоря о самой себе, ведь теперь она тоже не обязана знать, что они думают и какие чувства испытывают.
Ванну занесли в маленький домик. Мама принесла с собой еще одно ведро и чайник, а отец и Элвин принялись таскать из колодца воду, пока мать ставила чайник разогреваться. Когда наконец ванна была готова, старушка Пег выставила мужчин из дома, оставшись наедине с Пегги, но Пегги отказалась от ее помощи — впрочем, особых убеждений и не потребовалось.
— Я весьма благодарна вам за помощь, — сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108