Знаками повелевая юноше и девушке следовать за собой, Симонид медленно поднимался по ступеням. Внизу остались имамы более низкого звания, а султан направился к Пламени. Снаружи некоторое время доносился бой барабана, но потом тяжелые створки дверей сомкнулись и наступила полная тишина. Вернее — почти полная. Даже сквозь толстые стены слышалось безумное шипение пламени.
Наконец верховный имам и новобрачные остановились перед глухой стеной, из который выпирал большой угловатый камень. Симонид поднял руки, и камень чудесным образом укатился внутрь. Новобрачные очутились в просторном зале, высеченном в камне. Здесь царила прохлада, и, хотя не было окон, зал был ярко освещен загадочными панелями в стенах. Отполированный каменный пол блестел, как зеркало. У дальней стены в ожидании застыли пятеро евнухов в роскошных парадных одеяниях.
Ката озадаченно нахмурилась.
— Не бойтесь, дети мои, — проговорил Симонид. — Не в этом суровом зале вы познаете свою любовь. Через мгновение я покину вас, а евнухи препроводят вас в царство, которое находится за этим залом. Это царство радости, но помните, — добавил он строго, — что от того, что происходит в этом царстве радости, может зависеть судьба других царств. Благословляю вас, дети мои. Я вернусь на рассвете.
Старик удалился. Огромный камень встал на место. Евнухи заскользили по зеркальному полу к новобрачным, протянули к ним ласковые, заботливые руки, и место действия медленно, но незаметно изменилось. Сначала исчезли грубые, шероховатые каменные стены, потом — гладкий пол, а потом, словно бы преодолев невидимую преграду, новобрачные оказались в комнате совершенно иного свойства. Только светящиеся панели в стенах остались такими же, как в каменном зале, но теперь они излучали теплый, золотистый свет, придававший особую чувственность пушистым коврам, кушеткам, подушкам, накрытым столикам, цветам и лианам. По покоям порхал легкий теплый ветерок. Мебель была обита роскошной узорчатой тканью, сверкали зеркала в золоченых рамах, но, конечно же, главным предметом обстановки покоев была огромная кровать, усыпанная благоуханными цветочными лепестками.
Вошел евнух с двумя кубками, полными до краев. За ним — другой, с булькающим кальяном. Рабы должны были остаться в брачных покоях и присутствовать здесь даже во время самых интимных мгновений, но тут вдруг из-под маски, скрывающей лицо принца, послышался спокойный, чистый голос:
— Больше ничего не нужно. Теперь вы можете нас оставить.
Евнухи затрепетали, переглянулись.
Ката тоже была обескуражена. Этот голос. Этот голос!
Голос прозвучал вновь:
— Уходите. Оставьте нас.
В третий раз принцу пришлось прокричать эти слова, и только тогда евнухи сбились в кучку и вдруг исчезли, но куда и как — этого Ката не поняла.
Она встревоженно обернулась и именно в этот миг увидела в зеркале свое отражение.
Ее глаза. Что-то случилось с ее глазами.
Она подняла руки и сняла чадру. На этот раз ее лицо не просто менялось время от времени. Оно изменилось окончательно. К добру ли это было, что ложная личина покинула ее? Ката неуверенно глядела на отражение юноши, стоявшего чуть поодаль, позади нее. Он был высок для своего возраста, но ведь, так или иначе, он был совсем мальчик, верно? С ним нетрудно было бы справиться — вот только бы избавиться поскорее от этого дурацкого платья. Ката вступила в борьбу с завязками.
Юноша снял маску и шагнул к ней. Вот тогда-то Ката и увидела на его груди кристалл — вернее, зеленое свечение, проникавшее сквозь одежды. Вот тогда-то внутри нее и вспыхнул ответный жар.
И когда она обернулась, у нее на груди возник Кристалл Короса, который все это время она носила в себе, в той своей части, которая была принцессой Бела Доной. Свет стенных панелей померк. Теперь светились только кристаллы и зеркала, отражавшие их зеленые и лиловые лучи.
— Симонид сказал, что это будет волшебная ночь, — произнес голос, который был так хорошо знаком Кате. — А я и представить себе не мог — насколько она будет волшебная. — Любимые, знакомые руки протянулись к ней. Слезы заволокли ее глаза. — Я столько раз видел тебя во сне! Столько раз ты являлась мне в видениях! Милая Ката, неужели это вправду ты?
Она сделала шаг и упала в его объятия.
— Джем! О Джем, Джем!
Ткань платья зашуршала и с треском порвалась. Рассыпались булавки, покатились по ковру драгоценные камни, но кристаллы остались на своих местах — на груди и Каты, и Джема. Касаясь друг друга, звеня и ярко горя, они будут освещать покои во время всего, что произойдет потом.
Сначала послышался смех, потом — что-то вроде мурлыканья, а потом — долгие негромкие стоны. В ту ночь в сознании наших героев долго жила тревога, подобная кулаку, барабанящему в дверь. Но сейчас все было забыто. Сейчас для них существовало только это мгновение и все, что происходило теперь. Они упали на усыпанное цветочными лепестками ложе, и их руки и ноги переплелись.
Безумное, долго сдерживаемое желание овладело ими, и они поплыли на его волнах.
А потом, растворившись в восторге, они легли рядом, и их тела облепили тысячи лепестков. Чудесное тепло наполняло воздух, а кристаллы все еще горели священным светом.
А потом на их глаза навернулись слезы, потому что они вспомнили о маленькой укромной полянке, усыпанной белыми лепестками — месте их встреч в ту пору, когда Ката была живущей в лесу дикаркой, а Джем — калекой, опиравшимся на костыли. Как им хотелось вновь оказаться в негромко, таинственно шуршащих дебрях леса, где на траве и опавшей листве играли солнечные блики! Джем смотрел в счастливые глаза Каты и вдруг увидел ее смуглой девочкой-оборванкой, которая спасла его, как ему теперь казалось, от одинокой и горькой жизни. А Ката, глядя на Джема, представляла его светловолосым стеснительным мальчиком, который являлся к ней, словно дух любви, из мира, что лежал по другую сторону высокого полуразрушенного забора.
Они поплакали вместе, а потом их рыдания сменились улыбками, и снова не осталось ничего, кроме радости.
Их поцелуи были нежны, ласки легки, и вскоре желание снова переполнило их.
Потом, по прошествии времени, Джем часто будет вспоминать темные занавесы распущенных волос Каты, ее маленькие крепкие груди, ее ласковые руки, нежные губы, сливающиеся с его губами. А Ката будет вспоминать о сладкой боли, которую она испытывала, когда губы Джема целовали ее разбухшие соски, о восторге утоления желания, о том, как они, обессиленные, задыхаясь и дрожа, падали на благоуханные лепестки.
Вновь и вновь в ту ночь они поднимались к высотам экстаза и тонули в волнах всепоглощающей любви.
Светились и светились таинственные, загадочные кристаллы.
Но что могло случиться, когда наступит рассвет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182
Наконец верховный имам и новобрачные остановились перед глухой стеной, из который выпирал большой угловатый камень. Симонид поднял руки, и камень чудесным образом укатился внутрь. Новобрачные очутились в просторном зале, высеченном в камне. Здесь царила прохлада, и, хотя не было окон, зал был ярко освещен загадочными панелями в стенах. Отполированный каменный пол блестел, как зеркало. У дальней стены в ожидании застыли пятеро евнухов в роскошных парадных одеяниях.
Ката озадаченно нахмурилась.
— Не бойтесь, дети мои, — проговорил Симонид. — Не в этом суровом зале вы познаете свою любовь. Через мгновение я покину вас, а евнухи препроводят вас в царство, которое находится за этим залом. Это царство радости, но помните, — добавил он строго, — что от того, что происходит в этом царстве радости, может зависеть судьба других царств. Благословляю вас, дети мои. Я вернусь на рассвете.
Старик удалился. Огромный камень встал на место. Евнухи заскользили по зеркальному полу к новобрачным, протянули к ним ласковые, заботливые руки, и место действия медленно, но незаметно изменилось. Сначала исчезли грубые, шероховатые каменные стены, потом — гладкий пол, а потом, словно бы преодолев невидимую преграду, новобрачные оказались в комнате совершенно иного свойства. Только светящиеся панели в стенах остались такими же, как в каменном зале, но теперь они излучали теплый, золотистый свет, придававший особую чувственность пушистым коврам, кушеткам, подушкам, накрытым столикам, цветам и лианам. По покоям порхал легкий теплый ветерок. Мебель была обита роскошной узорчатой тканью, сверкали зеркала в золоченых рамах, но, конечно же, главным предметом обстановки покоев была огромная кровать, усыпанная благоуханными цветочными лепестками.
Вошел евнух с двумя кубками, полными до краев. За ним — другой, с булькающим кальяном. Рабы должны были остаться в брачных покоях и присутствовать здесь даже во время самых интимных мгновений, но тут вдруг из-под маски, скрывающей лицо принца, послышался спокойный, чистый голос:
— Больше ничего не нужно. Теперь вы можете нас оставить.
Евнухи затрепетали, переглянулись.
Ката тоже была обескуражена. Этот голос. Этот голос!
Голос прозвучал вновь:
— Уходите. Оставьте нас.
В третий раз принцу пришлось прокричать эти слова, и только тогда евнухи сбились в кучку и вдруг исчезли, но куда и как — этого Ката не поняла.
Она встревоженно обернулась и именно в этот миг увидела в зеркале свое отражение.
Ее глаза. Что-то случилось с ее глазами.
Она подняла руки и сняла чадру. На этот раз ее лицо не просто менялось время от времени. Оно изменилось окончательно. К добру ли это было, что ложная личина покинула ее? Ката неуверенно глядела на отражение юноши, стоявшего чуть поодаль, позади нее. Он был высок для своего возраста, но ведь, так или иначе, он был совсем мальчик, верно? С ним нетрудно было бы справиться — вот только бы избавиться поскорее от этого дурацкого платья. Ката вступила в борьбу с завязками.
Юноша снял маску и шагнул к ней. Вот тогда-то Ката и увидела на его груди кристалл — вернее, зеленое свечение, проникавшее сквозь одежды. Вот тогда-то внутри нее и вспыхнул ответный жар.
И когда она обернулась, у нее на груди возник Кристалл Короса, который все это время она носила в себе, в той своей части, которая была принцессой Бела Доной. Свет стенных панелей померк. Теперь светились только кристаллы и зеркала, отражавшие их зеленые и лиловые лучи.
— Симонид сказал, что это будет волшебная ночь, — произнес голос, который был так хорошо знаком Кате. — А я и представить себе не мог — насколько она будет волшебная. — Любимые, знакомые руки протянулись к ней. Слезы заволокли ее глаза. — Я столько раз видел тебя во сне! Столько раз ты являлась мне в видениях! Милая Ката, неужели это вправду ты?
Она сделала шаг и упала в его объятия.
— Джем! О Джем, Джем!
Ткань платья зашуршала и с треском порвалась. Рассыпались булавки, покатились по ковру драгоценные камни, но кристаллы остались на своих местах — на груди и Каты, и Джема. Касаясь друг друга, звеня и ярко горя, они будут освещать покои во время всего, что произойдет потом.
Сначала послышался смех, потом — что-то вроде мурлыканья, а потом — долгие негромкие стоны. В ту ночь в сознании наших героев долго жила тревога, подобная кулаку, барабанящему в дверь. Но сейчас все было забыто. Сейчас для них существовало только это мгновение и все, что происходило теперь. Они упали на усыпанное цветочными лепестками ложе, и их руки и ноги переплелись.
Безумное, долго сдерживаемое желание овладело ими, и они поплыли на его волнах.
А потом, растворившись в восторге, они легли рядом, и их тела облепили тысячи лепестков. Чудесное тепло наполняло воздух, а кристаллы все еще горели священным светом.
А потом на их глаза навернулись слезы, потому что они вспомнили о маленькой укромной полянке, усыпанной белыми лепестками — месте их встреч в ту пору, когда Ката была живущей в лесу дикаркой, а Джем — калекой, опиравшимся на костыли. Как им хотелось вновь оказаться в негромко, таинственно шуршащих дебрях леса, где на траве и опавшей листве играли солнечные блики! Джем смотрел в счастливые глаза Каты и вдруг увидел ее смуглой девочкой-оборванкой, которая спасла его, как ему теперь казалось, от одинокой и горькой жизни. А Ката, глядя на Джема, представляла его светловолосым стеснительным мальчиком, который являлся к ней, словно дух любви, из мира, что лежал по другую сторону высокого полуразрушенного забора.
Они поплакали вместе, а потом их рыдания сменились улыбками, и снова не осталось ничего, кроме радости.
Их поцелуи были нежны, ласки легки, и вскоре желание снова переполнило их.
Потом, по прошествии времени, Джем часто будет вспоминать темные занавесы распущенных волос Каты, ее маленькие крепкие груди, ее ласковые руки, нежные губы, сливающиеся с его губами. А Ката будет вспоминать о сладкой боли, которую она испытывала, когда губы Джема целовали ее разбухшие соски, о восторге утоления желания, о том, как они, обессиленные, задыхаясь и дрожа, падали на благоуханные лепестки.
Вновь и вновь в ту ночь они поднимались к высотам экстаза и тонули в волнах всепоглощающей любви.
Светились и светились таинственные, загадочные кристаллы.
Но что могло случиться, когда наступит рассвет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182