ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Глава 70
ДАРЫ ВОЛШЕБСТВА
В ушах Каледа раскатами грома звучал рев Пламени, его свет слепил глаза. Султан пошатнулся, распростерся на полу. Там, перед входом в Святилище, он едва удержался от того, чтобы в гневе не наброситься на сына. Он был готов выхватить ятаган и отрубить юноше голову. Он был готов схватить принцессу и потащить ее, упирающуюся и кричащую, в брачные покои.
Нет. Это было невозможно. В эти страшные мгновения Калед ощутил, как давит на него вера народа, как она лежит на его плечах непосильным бременем. Но дело было не только в вере его подданных, но и в его собственной. Да, он был готов кричать, что он — их султан, что он — выше всех, что никакая власть не может быть выше его власти, но это было бы тщетно. Калед смог только возопить и упасть на колени, и в это мгновение он был подобен самому простому из смертных, которым овладел набожный экстаз.
В какое чудовище он превратился! В какое богохульное чудовище! Когда-то он уверился в том, что никакого бога в Пламени нет, а теперь попытался обмануть этого бога, отречься от предназначенной ему судьбы. О чем он думал, решив, что сможет править луной и звездами? В то мгновение, когда он увидел, что его сын жив, Калед познал всю тщетность своих происков. Огненный бог вновь наказал его, и он знал, что это наказание — последнее. Вера предков переполняла сердце Каледа. Он лежал на каменном полу перед столпом яростного неугасимого пламени и просил у него прощения, лепетал, и стонал, и признавался в своей никчемности. Он был пешкой в руках судьбы, и не более того, и судьба распорядилась так, что он должен был умереть.
Наконец султан поднялся на ноги.
И бросился к Пламени.
Но тут из Пламени послышался визгливый хохот, и Калед попятился назад. Его словно бы отбросила невидимая преграда. Охваченный ужасом, он вновь распростерся на полу, а зловещее эхо все звучало и звучало:
— Глупец! Глупец!
Калед вскричал:
— О Всемогущий! Я... я не понимаю!
В ответ вновь раздался хохот.
— Так что же, в конце концов он просто исчез?
— Он и должен был исчезнуть. Мечты казались нам реальностью, но весь этот мир был нереален, он был соткан из мечты. — Джем вздохнул и провел рукой по бедру Каты. — О, Ката, а как часто я мечтал о тебе, как часто ты мне грезилась там! Вновь и вновь мне казалось, что ты рядом со мной, но я просыпался, и ты исчезала. О, только бы сегодняшняя ночь мне тоже не снилась. Если я проснусь и ты исчезнешь, я этого не переживу.
— Это не сон, Джем.
Они поцеловались — легко, но чувственно. Возлежа на ложе из цветочных лепестков, они пили нектар из золотых кубков и рассказывали друг другу свои истории. Слушая обо всем, что довелось пережить Кате, Джем порой вскрикивал от изумления. А когда она сказала ему о том, что Нирри убежала от тетки Умбекки, Джем не выдержал и расхохотался. Слушая о происках Полти, Джем едва сдерживал гнев. Он, сжав кулаки, заявил, что если ему доведется вновь встретиться с Полти, он его убьет на месте, без раздумий, голыми руками, если понадобится. Ката гладила Джема, умоляла его успокоиться и говорила о том, что Полти скоро встретит возмездие за свои мерзости, потому что внутри него поселился злобный демон.
О самом страшном Ката Джему рассказывать не стала, но и Джем Кате не все поведал. К примеру, он напрочь забыл упомянуть о знакомстве с однокашницей Каты по академии госпожи Квик, Джеликой Вене, ни словом не обмолвился о некоем заведении в Агондоне, известном под названием «У Чоки». Но какое все это теперь имело значение? И когда Ката, вздохнув, сказала о том, как ей жаль, что все это время они прожили в разлуке, Джем с ней согласился. Они снова поцеловались. Они не желали разлучаться. Много раз в ту ночь, то смеясь, то плача, они говорили о том, что теперь они — муж и жена.
И все это время горели кристаллы, словно бы благословляя их своим светом.
Ката вдруг отстранилась.
— Только одно тревожит меня.
— Что может нас тревожить? — проговорил Джем и указал на кристалл, который сиял между грудей Каты. — Как получилось, что кристалл у тебя, я даже не буду стараться понять. Но у тебя один кристалл, а у меня — второй. Утром придет Симонид, и тогда мы обретем третий. — Он сдвинул брови. — Но вот обретем ли?
— Я люблю тебя, Джем, но соображаешь ты плохо.
— Ката, что ты такое говоришь? Симонид видит будущее — ну, какую-то его часть. Он говорил мне, что утром появится Кристалл Терона, когда я буду стоять со своей супругой перед Священным Пламенем.
— С принцессой, — уточнила Ката.
— Я так и сказал.
— Джем, ты вполне уверен в том, что мы можем полагаться на Симонида? — Ката вдруг села и напряженно заговорила: — Я же тебе говорила, что у меня было видение? Я поняла, что должна пройти через все это, через эту свадьбу, и будь что будет. Но ведь Кристалл Терона будет явлен только в том случае, если принцесса выйдет замуж за принца. В каком-то смысле все так и было, понимаешь? Ты думал, что берешь в жены принцессу, а я думала, что выхожу замуж за принца. Но я не принцесса, а ты не принц. То есть ты принц, но не унангский. Думаю, нас пророчество не касается, Джем.
Джем закусил губу.
— Я об этом не задумывался.
— А я могу сказать единственное: остается только надеяться на то, что утром произойдет какое-то чудо, иначе нас ждет беда. Очень большая беда.
Джем на миг задумался.
— Значит, делать больше нечего, — с усмешкой проговорил Джем.
— О? — насмешливо отозвалась Ката. — Совсем нечего?
А потом в словах больше не стало нужды.
Тьма объяла зал Святилища Пламени, словно плотное, непроницаемое одеяло. Факелы здесь не горели, только сквозь расселину в скале сверху проникал бледный свет небес. Светила луна, и ее свет падал на бледное лицо Симонида, который сидел на полу посередине зала, скрестив ноги. Старик, погрузившийся в медитацию, был похож на мертвеца, забытого в темном доме.
Двенадцать старейшин Школы Имамов простерлись ниц по кругу около своего главы. Царило безмолвие, но и это безмолвие, как темнота, не было полным. Постоянно слышался нескончаемый негромкий рокот Пламени, пробивавшего себе путь наверх сквозь каменные стены, и звуки глубокого дыхания бдящих. Ну и конечно, порой раздавались иллюзорные звуки, которые мерещатся во тьме. Сознание тех, кто погружен в медитацию, отстраняется от реального мира, и это было хорошо, потому что иначе имамы были бы озадачены потрескиваниями и шорохами, звучавшими в глубинах ночи. Еще более их озадачил бы звук льющейся на камень жидкости и взволнованный, шелестящий шепот.
— Пф-ф-ф! Вот чего мне не хватало!
— Мне тоже! Ну и что теперь, Ойли?
— Майор-господин, одно тебе скажу: не отчаивайся!
— Я не отчаиваюсь, Ойли. Пока — не отчаиваюсь.
— Рассвет. Вот когда мы сможем обрести удачу. Как только в этой расселине блеснет первый луч зари, вход в брачные покои снова откроется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182