– Однажды… я подслушала. Говорят, можно обернуть полуденицу назад, в человека.
Опять сгорбилась, почти старушка. Медленным движением накручивает узкую зеленую ленточку на палец.
– Якобы знают про такой способ только эти… калики перехожие, вот. Вот… Впрочем, не важно. – Золоченая головка совсем поникла, кончики волос увязают в плошке с медом. – Меня это не касается. Потому что меня вообще… потому что я – нежить!
Здрасьте: опять эти глупые слезы. Тьфу, прямо аж носом хлюпает! Противно. Я подошел сзади; осторожно погладил по плечу (в детском саду учили жалеть плачущих девочек). Мой жалостный взгляд мягко скользнул по рваным лохмотьям на спине Метаночки и остановился на ярко-розовом пояске, сладостно обвивавшем юную талию. М-да, подумал я.
Потом еще разок подумал и снова сказал: «м-да». Забавная вышивка.
– М-да… А дай-ка мне поясок.
– Что? – Она вздрогнула, голос прозвучал как стон.
– Не дури. Давай сюда поясок – не пожалеешь. Отдам. Она медленно поежилась, высвободила плечо из-под моей ладони. Не глядя, распутала пальцами красивый узел на бедрах. Вялым, слабым движением стянула опоясть с бедер. Я цепко подхватил увиливавший конец пояска с дрожащими кисточками.
– Вот. Только ненадолго… – простонала Метанка. – Опять стареть начну…
– Вышивку сама делала?
– Сама, ясный пень. Кто за меня сделает…
– Понятненько. – Я ухмыльнулся, разглаживая малиновый кушачок в пальцах. – Знаешь, Метаночка, был я тут недавно у посадника Катомы в гостях… Совершенно сумасшедший мен. У него мания: как увидит нечто деревянное, сразу норовит ножиком в узоры источить. Вот, гляди: подарил мне сувенирную ложку.
Я бросил на стол недоделанную липовую ложку, вырезанную собственноручно властовским посадником Катомой.
Дорогие читатели! У кого хорошая память, поднимите руки. Помните, Катома уронил эту ложечку на пол, когда порезался? Ну вот. Кто-то теряет, кто-то находит… Вы знаете, у меня уникальные способности: самые разные предметы практически мгновенно прилипают к ладоням. Вот и ложка туда же. В смысле за пазуху.
В принципе г*вно была ложка. Катома не успел ее дорезать – слабый узор только начал струиться по черенку. Однако основные элементы примитивного орнамента уже можно разглядеть абсолютно невооруженным глазом.
– Ну. Теперь ты мне веришь? – улыбнулся я и положил рядом с ложкой малиновый поясок с вышивкой. Честно говоря, и сам поразился совпадению. Крылатые солнышки были совершенно на одно лицо.
К счастью, я успел дернуться и подхватить маленькое тело, падающее со стула. Девочка умерла от разрыва сердца, догадался я.
…Я долго думал, как обставить наше супершоу. Мечталось въехать в посадниковы палаты на белом жеребце в златых доспехах (предварительно истыканных стрелами на незаметных присосках). В принципе, красивая идея: вылить себе на голову ушат клюквенного соку, перевязать бинтами каждую вторую часть тела. Слабое тело Метанки перекинуть через седло и эдак, знаете, цок-цок вверх по ступеням парадного крыльца на глазах у восторженной публики, и чтобы за копытом волочилась, как туалетная бумага за каблуком, длинная седая борода какого-нибудь поверженного чародея. Вот бы клево, точно.
Но потом я передумал. Мой имидж – народного скомороха, а не богатыря. Поэтому все было обставлено иначе, и не хуже.
За три часа до начала шоу Гнедан собрал на дворе студии «Студеная Гора» несколько сотен сильно оборванных уличных пацанят. Каждому вручил по ногате (бешеные деньги! можно купить пинту Полюлеевского!) и по пачке свежераскрашенных лубков на тему «Похищение посадниковой дочери злодейским богатырем Чурилою». Лубки рисовались наемными мастерами под моим личным присмотром – получился крутой замес: гибрид комиксов про Бэтмана и иллюстраций к романам Хичкока. Злодейский Чурила изображался в виде чернокожего существа с длинными волосьями и неизменной бензопилой в когтистых лапках. Похищаемая Метанка рисовалась как классическая блондинка с неуемным бюстом и исчезающей талией. На каждом лубке процесс похищения блондинки трактовался по-разному: ее связывали, тащили за волосы, засовывали грязный кляп в розовый кричащий ротик… Клево. Я был уверен в успехе этого лубка. Кровища плюс эротика – именно то, что нужно народной массе.
Получив инструкции, оборванные пацанята были выпущены на боевое задание: визжа и размахивая лубками, наши маленькие агенты, эти неприметные ласточки грядущей информационной весны растворились в суете бульваров. Я достал берестяной блокнот и поставил первую галочку.
В то же время в летнем павильоне слепой Лито, избранный недавно первым президентом Ассоциации Боянов Росии, работал с поп-исполнителями. Окруженные невидимо порхающими музами и вполне зримо порхающими официантками, приглашенные бояны, гусляры и частушечники разучивали новую песню, будущий хит сезона:
Вир, вир колодец! Вир, вир студеный!
Чегой-то в тебе колодец воды нетуги?
А и выпил всю воду богатырь Чурилка,
Ой люли-люли Чурилка-негодяй.
Далее в том же духе, Andante, но с эмоциональным подъемом:
Мядуница-мядуница мядовая, сладкая!
Что не растешь, не цветешь, по всем лугам да не растешь?
А потоптал всю мядуницу негодяй Чурилка,
Ой люли-люли Чурилка-гаденыш.
После перечисления всех мыслимых народных бедствий (включая голод, падеж скота и падение цен на пеньку) песня значимо и знаково заканчивалась эдак, Fortissimo Furioso:
Батюшка Катома, батюшка-боярин,
Что ты плачешь, боярин, что слезы льешь?
– А покрал мою доченьку извращенец Чурилка,
Ой люли-люли гнусный Чурилка-монстр.
Подпаиваемые Полюлеевским пивом (закуплено на деньги того же Катомы), бояны усердно репетировали, запоминая незнакомые слова. Я заглянул в павильон, потоптался на пороге, заслушался… еще одна галочка.
Очень кстати из Жиробрега доставили Язвеня. Помните бывшего куруядовского приспешника, который тщетно пытался выколоть мои глазки шильцем? Напоминаю: потом его поймали греки Лешки Старцева и везли нас обоих, связанных, на телеге – на допрос. Так вот, мы подружились (когда Лешка приказал меня развязать, а Язвеня нет). Сначала Язвень вел себя просто возмутительно: громковато кричал и просил больше не бить лаптем по заднице. А потом поумнел: стал дарить мне разные подарки и делать услуги. Молодчина. Пообещал заложить прежнего босса Куруяда. Я обрадовался и налил ему Опорьевского, мы посидели пару часов, потом поехали к мельничихам, короче… нормально все. Язвень стал своим парнем. Это случилось еще в Жиробреге – я приказал развязать ему руки, а то неудобно пить пиво с мельничихами. К моей радости, паренек без труда выучился называть меня «обожаемый босс» и вскоре превратился в способного, практически незаменимого сотрудника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148