она знала, что это раздосадует всех остальных, да к тому же подумала: «Если я увенчаю ее сегодня, она увенчает меня завтра!»
– Теперь мы попляшем! – сказали угольные щипцы и пустились в пляс. И боже мой, как они вскидывали то одну, то другую ногу! Старая обивка на стуле, что стоял в углу, не выдержала такого зрелища и лопнула!
– А нас увенчают? – спросили щипцы, и их тоже увенчали.
«Все это одна чернь!» – думали спички.
Теперь была очередь за самоваром: он должен был спеть. Но самовар отговорился тем, что может петь лишь тогда, когда внутри у него кипит, – он просто важничал и не хотел петь иначе, как стоя на столе у господ.
На окне лежало старое гусиное перо, которым обыкновенно писала служанка; в нем не было ничего замечательного, кроме разве того, что оно слишком глубоко было обмокнуто в чернильницу, но именно этим оно и гордилось!
– Что ж, если самовар не хочет петь, так и не надо! – сказало оно. – За окном весит в клетке соловей – пусть он споет! Положим, он не из ученых, но об этом мы сегодня говорить не будем.
– По-моему, это в высшей степени неприлично – слушать какую-то пришлую птицу! – сказал большой медный чайник, кухонный певец и сводный брат самовара. – Разве это патриотично? Пусть рассудит корзинка для провизии!
– Я просто из себя выхожу! – сказала корзинка. – Вы не поверите, да чего я выхожу из себя! Разве так следует проводить вечера? Неужели нельзя поставить дом на надлежащую ногу? Каждый бы тогда знал свое место, и я руководила бы всеми! Тогда дело пошло совсем иначе!
– Давайте шуметь! – закричали все.
Вдруг дверь отворилась, вошла служанка, и – все присмирели, никто ни гу-гу; но не было ни единого горшка, который не мечтал про себя о своей знатности и о том, что он мог бы сделать. «Уж если бы взялся за дело я, пошло бы веселье!» – думал про себя каждый.
Служанка взяла спички и зажгла ими свечку. Боже ты мой, как они зафыркали, загораясь!
«Вот теперь все видят, что мы здесь первые персоны! – думали они. – Какой от нас блеск, сколько света!»
Тут они и сгорели.
– Чудесная сказка! – сказала королева. – Я точно сама посидела в кухне вместе со спичками! Да, ты достоин руки нашей дочери.
– Конечно! – сказал король. – Свадьба будет в понедельник!
Теперь они уже говорили ему ты – он ведь скоро должен был сделаться членом их семьи.
И так, день свадьбы был объявлен, и вечером в городе устроили иллюминацию, а в народ бросали пышки и крендели. Уличные мальчишки поднимались на цыпочки, чтобы поймать их, кричали «ура» и свистели в пальцы; великолепие было несказанное.
«Надо же и мне устроить что-нибудь!» – подумал купеческий сын; он накупил ракет, хлопушек и прочего, положив все это в свой сундук и взвился в воздух.
Пиф, паф! Шш-пшш! Вот так трескотня пошла, вот так шипение!
Турки подпрыгивали так, что туфли летели через головы; никогда еще не видывали они такого фейерверка. Теперь-то все поняли, что на принцессе женится сам турецкий бог.
Вернувшись в лес, купеческий сын подумал: «Надо пойти в город послушать, что там говорят обо мне!» И не мудрено, что ему захотелось узнать это.
Ну и рассказов же ходило по городу! К кому он не обращался, всякий, оказывается, рассказывал о виденном по-своему, но все в один голос говорили, что это было дивное зрелище.
– Я видел самого турецкого бога! – говорил один. – Глаза у него были что твои звезды, а борода что пена морская!
– Он летел в огненном плаще! – рассказывал другой. – А из складок выглядывали прелестнейшие ангелочки.
Да, много чудес рассказали ему, а на другой день должна была состояться и свадьба.
Пошел он назад в лес, чтобы опять сесть в свой сундук, да куда же он девался? Сгорел! Купеческий сын заронил в него искру от фейерверка, сундук тлел, тлел, да и вспыхнул; теперь от него оставалась одна зола. Так и не удалось купеческому сыну опять прилететь к своей невесте.
А она весь день стояла на крыше, дожидаясь его, да ждет и до сих пор! Он же ходит по белу свету и рассказывает сказки, только уж не такие веселые, как была его первая сказка о серных спичках.
1 2
– Теперь мы попляшем! – сказали угольные щипцы и пустились в пляс. И боже мой, как они вскидывали то одну, то другую ногу! Старая обивка на стуле, что стоял в углу, не выдержала такого зрелища и лопнула!
– А нас увенчают? – спросили щипцы, и их тоже увенчали.
«Все это одна чернь!» – думали спички.
Теперь была очередь за самоваром: он должен был спеть. Но самовар отговорился тем, что может петь лишь тогда, когда внутри у него кипит, – он просто важничал и не хотел петь иначе, как стоя на столе у господ.
На окне лежало старое гусиное перо, которым обыкновенно писала служанка; в нем не было ничего замечательного, кроме разве того, что оно слишком глубоко было обмокнуто в чернильницу, но именно этим оно и гордилось!
– Что ж, если самовар не хочет петь, так и не надо! – сказало оно. – За окном весит в клетке соловей – пусть он споет! Положим, он не из ученых, но об этом мы сегодня говорить не будем.
– По-моему, это в высшей степени неприлично – слушать какую-то пришлую птицу! – сказал большой медный чайник, кухонный певец и сводный брат самовара. – Разве это патриотично? Пусть рассудит корзинка для провизии!
– Я просто из себя выхожу! – сказала корзинка. – Вы не поверите, да чего я выхожу из себя! Разве так следует проводить вечера? Неужели нельзя поставить дом на надлежащую ногу? Каждый бы тогда знал свое место, и я руководила бы всеми! Тогда дело пошло совсем иначе!
– Давайте шуметь! – закричали все.
Вдруг дверь отворилась, вошла служанка, и – все присмирели, никто ни гу-гу; но не было ни единого горшка, который не мечтал про себя о своей знатности и о том, что он мог бы сделать. «Уж если бы взялся за дело я, пошло бы веселье!» – думал про себя каждый.
Служанка взяла спички и зажгла ими свечку. Боже ты мой, как они зафыркали, загораясь!
«Вот теперь все видят, что мы здесь первые персоны! – думали они. – Какой от нас блеск, сколько света!»
Тут они и сгорели.
– Чудесная сказка! – сказала королева. – Я точно сама посидела в кухне вместе со спичками! Да, ты достоин руки нашей дочери.
– Конечно! – сказал король. – Свадьба будет в понедельник!
Теперь они уже говорили ему ты – он ведь скоро должен был сделаться членом их семьи.
И так, день свадьбы был объявлен, и вечером в городе устроили иллюминацию, а в народ бросали пышки и крендели. Уличные мальчишки поднимались на цыпочки, чтобы поймать их, кричали «ура» и свистели в пальцы; великолепие было несказанное.
«Надо же и мне устроить что-нибудь!» – подумал купеческий сын; он накупил ракет, хлопушек и прочего, положив все это в свой сундук и взвился в воздух.
Пиф, паф! Шш-пшш! Вот так трескотня пошла, вот так шипение!
Турки подпрыгивали так, что туфли летели через головы; никогда еще не видывали они такого фейерверка. Теперь-то все поняли, что на принцессе женится сам турецкий бог.
Вернувшись в лес, купеческий сын подумал: «Надо пойти в город послушать, что там говорят обо мне!» И не мудрено, что ему захотелось узнать это.
Ну и рассказов же ходило по городу! К кому он не обращался, всякий, оказывается, рассказывал о виденном по-своему, но все в один голос говорили, что это было дивное зрелище.
– Я видел самого турецкого бога! – говорил один. – Глаза у него были что твои звезды, а борода что пена морская!
– Он летел в огненном плаще! – рассказывал другой. – А из складок выглядывали прелестнейшие ангелочки.
Да, много чудес рассказали ему, а на другой день должна была состояться и свадьба.
Пошел он назад в лес, чтобы опять сесть в свой сундук, да куда же он девался? Сгорел! Купеческий сын заронил в него искру от фейерверка, сундук тлел, тлел, да и вспыхнул; теперь от него оставалась одна зола. Так и не удалось купеческому сыну опять прилететь к своей невесте.
А она весь день стояла на крыше, дожидаясь его, да ждет и до сих пор! Он же ходит по белу свету и рассказывает сказки, только уж не такие веселые, как была его первая сказка о серных спичках.
1 2