13.
Мне б хотелось, скажу я, такую вот точно жену. Ты ответишь: да ну? Дождалась. Ни фига - предложеньице! Тут я передразню невозможное это "да ну", а потом улыбнусь и спрошу: может, правда, поженимся?
Почему бы и нет? Но ведь ты - бесконечно горда, ты стояла уже под венцом, да оттуда и бегала. Выходить за меня, за почти каторжанина беглого?! Неужели же да? Ах, какая, мой друг, ерунда!
Ну а ты? Что же ты? Тут и ты улыбнешься в ответ и качнешь головой, и улыбка покажется тройственной, на часы поглядишь: ах, палатка же скоро закроется! Одевайся, беги: мы останемся без сигарет...
14.
Когда бы я писал тебе сонеты, то вот как раз бы завершил венок, самодовольно положил у ног твоих и ждал награды бы за это.
И все равно я был бы одинок, как одиноки в мире все поэты. Ты вроде здесь, но объясни мне: где ты? Я здесь! кричишь ты, но какой мне прок?
Да будь ты в преисподней, на луне иль даже дальше: скажем, хоть в Париже и то была б неизмеримо ближе.
В уютной кабинетной тишине я с образом твоим наедине вострил бы в сторону бессмертья лыжи.
15.
Голову чуть пониже, чуть безмятежней взгляд!.. Двое в зеркальной нише сами в себя глядят.
Может быть, дело драмой кончится, может - нет. Красного шпона рамой выкадрирован портрет.
Замерли без движенья. Словно в книгу судьбы смотрятся в отраженье. И в напряженьи лбы.
На друга друг похожи, взглядом ведут они по волосам, по коже, словно считают дни:
время, что им осталось. И проступают вдруг беззащитность, усталость, перед судьбой испуг.
Рама слегка побита, лак облетел с углов ломаная орбита встретившихся миров.
Гаснут миры. Огни же долго еще летят. Двое в зеркальной нише сами в себя глядят.
16.
Мы не виделись сорок дней. Я приеду, как на поминки: на поминки-сороковинки предпоследней любви моей.
А последней любви пора, вероятно, тогда настанет, когда жизнь моя перестанет: гроб, и свечи, et cetera...
17.
Будешь ли ты мне рада, если увидишь вдруг, или шепнешь: не надо! в сплеске невольном рук,
или шепнешь: зачем ты? и напружинишь зло раннего кватроченто мраморное чело?
Ветра холодной ванной голову остужу и, как оно ни странно, я тебя не осужу:
право же, пошловато, глупо, в конце концов, требовать, чтоб ждала ты призраков-мертвецов.
Раз уж зарыв в могилу, отгоревав-отвыв, ты отошла к немилым пусть - но зато к живым.
Лазарь, вставший из гроба, вряд ли желанен был (мы догадались оба) тем, кто его любил.
18.
Ну вот: "люблю" сказал и в аэровокзал. Ну вот: сказал "хочу" и глядь - уже лечу.
А что же ты в ответ? Ах, неужели - "нет"?
19.
Мы шагаем по морозу в поликлинику за "липой", чтоб хотя бы полнедели безразлучно провести. Бруцеллеза и цирроза, менингита, тифа, гриппа нет у нас на самом деле. Ты нас, Господи, прости.
Головы посыплем пылью для почтительности вящей. Не карай нас слишком строго за невинный сей подлог. Мы, конечно, не забыли: Ты и Мстящий, и Казнящий, но припомни, ради Бога Ты и Милосердный Бог.
Вырос рай под Абаканом: арфы всяческие, лютни...что положено, короче, райской этой c'est la vie. Мы вошли сюда обманом, но простятся наши плутни (мы рассчитываем очень) по протекции Любви.
20.
Три дня и четыре ночи. Такие пошли дела. И пусть Минусинск - не Сочи: погода жарка была,
и пусть, что февраль - не лето, и пусть я - последний враль, но месяца жарче нету, чем этот самый февраль.
Три дня и четыре лета: счастливая сумма семь. И пусть говорят, что это не складывается совсем
и пусть что угодно скажут, но я-то сам испытал, что суммою этой нажит значительный капитал.
Три дня, и излета века тощающий календарь. И пусть говорят: аптека, мол, улица и фонарь,
а я затыкаю уши, была, ору, не была! Четыре клочочка суши в сплошном океане зла,
четыре плюс три. Да Тверди стальные глаза без век. Четыре плюс три, у смерти украденные навек.
21.
...Трехлитровая банка сока на окне стояла, и нас, если горло вдруг пересохло, утоляла. Десятки раз.
И не прежде, чем дворник с шарком за ночной принимался снег, удавалось дыханьем жарким сну дотронуться наших век.
22.
Сказку китайскую вспомнил я в нашей с тобой постели: женщиною притворилась змея. Мыслимо ль, в самом деле?
А почему бы, скажи, и нет? женщиною притворилась: щедр на диковинки белый свет! Дальше - она влюбилась.
Так как была хороша собой, тут же и замуж вышла. Очень следила она за собой: как бы чего не вышло!
Время летело. Расслабясь чуть, выпив вина к тому же, женщина вдруг проявила суть, проявила при муже.
Ах, и всего-то на вздох, на миг змейкой она предстала. Мужа, однако, не стало в живых, мужу мига достало:
Знать, впечатлителен слишком был, видел светло и ясно, видимо, сильно ее любил. (Сильно любить - опасно).
Вот так история! скажешь ты. Ну а при чем тут я-то? Сколько, мой друг, в тебе недоброты, злобности сколько, яда!
Что ты, родная, отвечу я и задохнусь от ласки. Женщиною притворилась змея это же было в сказке,
это ж в Китае, давным-давно, это ж не в самом деле... и погляжу с тоской за окно с нашей с тобой постели,
и погляжу за окно. А там солнце, и снег искрится, да по разбавленным небесам черная чертит птица.
23.
Поговорили с мамою: только что ты ушла... Девочка моя самая, что ж не подождала?
Вживе вчера лишь слышанный, был бы безмерно нов телефоном пониженный голос без обертонов,
телефоном обкраденный, но - бесконечно твой, из Минусинской впадины, ласковый, ножевой.
Библиотеку балуешь допуском к голоску, мне ж оставляешь маму лишь, да по тебе тоску.
24.
Оленька, где ты там? Стукнулись в стену лбы. Гулко гремит там-там глупой моей судьбы.
Дышится тяжело. Стали жрецы в кружок. Смотрит за мною зло чернопузый божок.
Пляшет язык костра. радуется огонь... Оленька, будь добра, на голову ладонь
нежно мне положи: ты ведь чиста, ясна. голову освежи переменою сна.
Оленька, мне конец! Глухо гудит костер. Самый верховный жрец руки ко мне простер.
Дым: не видать ни зги. Гулко гремит там-там. Оленька, помоги! Милая, где ты там?!.
25.
Разве взгляда, касанья мало? Поцелуй разве трын-трава? Я так жарко его ласкала, так зачем же ему слова?
Я так нежно в глаза глядела, что плыла его голова... Разве слово дороже дела? Так зачем же ему слова?
Я словам не довольно верю: я прислушалась как-то к ним, и они принесли потерю, и они превратились в дым,
и с те пор я боюсь, как будто стоит произнести ответ и на утро, уже на утро слово да обернется нет.
Слова нет не хочу, не надо! Страх подспуден, необъясним. Разве мало? - я просто рада, просто счастлива рядом с ним.
Разве это ему не ясно? я жива-то едва-едва. И молчу я совсем не назло, а не зная, зачем слова.
26.
Я тебе строю дом крепче огня и слова. Только чтоб в доме том ни островка былого,
чтобы свежей свежа мебель, постель и стены, мысль чтобы не пришла старые тронуть темы.
Я тебя в дом введу по скатертям ковровым.
1 2 3 4