Однако на прощанье Альбертина мило пригласила Анну на презентацию своего салона и даже подписала ей именной пригласительный билет.
… Презентация была шумной и бестолковой – море шампанского, какие-то полупьяные фотографы, которые, помнится, облили Анне платье, а пока они долго извинялись, Анна успела от них устать, вот тогда к ней и подошел седоватый мужчина и предложил спасти от назойливых и бесцеремонных мужиков. Анна тотчас же согласилась и они просто сбежали тогда с этой презентации. И только в кафе, куда они зашли посидеть, мужчина представился: Бруно Свенсон – художник из Гетеборга…
Говорил Бруно по-русски с явным трудом, тщательно подбирая слова и долго раздумывая при ответе, но это совсем не раздражало Анну, а как раз наоборот придавало их разговору какую-то значительность и даже монументальность. Встречались они после рождественских праздников почти каждый день – в течение всего января, а потом Бруно внезапно уехал и через короткое время прислал Анне официальное приглашение в гости…
… Ездила она потом в Швецию много раз, особенно часто бывала в Гетеборге, где у Бруно был свой большой дом, в котором он проживал со своей собакой – черным лабрадором, которого так и звали – Блэк. В Стокгольме же у Бруно была квартира с мастерской – почти целый этаж большого и мрачного дома. Жил там и кот – норвежской лесной породы. Кот был ленив и флегматичен, кажется, что он полностью копировал Бруно – тот тоже был флегматичен, хотя, отнюдь не ленив.
Однажды Анна дольше обычного пробыла в Гетеборге – ей нравился этот город – такой серый и молчаливый с прямоугольной сеткой улиц и каналов и чем-то напоминающий Ленинград, правда, не по масштабам. Именно в ту поездку она вдруг осознала, что никогда не сможет навсегда уехать жить в Швецию. Поэтому, когда Бруно возобновлял разговор о браке, Анна делала вид, что не совсем понимает о чем это говорит Бруно. А он действительно путал в это время слова русские, шведские, немецкие, английские… Понять его не составляло труда, но Анна упорно избегала разговора. Она иногда и сама не могла понять, что же ее вообще удерживало. Хотя это было неправдой – она все знала…
Однажды после очередного разговора она попросила Бруно поехать в город, чтобы проехать мимо здания Ост-Индской компании. Здание это, построенное в так называемом голландском стиле где-то в середине восемнадцатого века, больше других напоминало ей Ленинград. Напротив него и состоялся тот мучительный разговор, в котором и были расставлены все точки над i. Анна не объясняла причину, она просто сказала тогда: мы друзья с тобой, пока ты этого хочешь. Как ни странно, но Бруно успокоил тот разговор и после него Анне был куплен небольшой автомобильчик, кольцо с изумрудом и предоставлено право издавать журнал, какой она сама придумает. Почему не в Латвии или в России? На этом настояла, как ни странно, сама Анна. Но почему не в Швеции? Анна ни слова не знала по-шведски…
Бруно же нашел простое решение: он дал Анне возможность – выпускать КАКОЙ-НИБУДЬ женский журнал, а она тотчас же согласилась. Еще раньше – в московский период – у нее была выпущена книжка, которая фактически разорила ее – все накопленные деньги были вложены в ее издание. Почему Анна решила издать книгу за свой счет? Потому что нашелся человек, который уверил ее, что книжка неудачная и ее вряд ли купит какое-либо издательство. Это было заведомой ложью и сделано было с определенной целью – показать Анне ничтожество ее работы. Второе издание этой же книги купило солидное московское издательство и выпустило ее стотысячным тиражом. И гонорар был немаленький, но пока она получила эти деньги – все съела инфляция. Потом она написала еще одну книгу, затем другую… У нее появились деньги, однако она поняла, что жить на доходы от книг невозможно. Но когда она это поняла, то в это время уже жила в Риге, в которой не стало почти никакой работы, и тем более для нее – русской. Какое-то время она работала в рекламном агентстве – писала тексты для рекламных роликов, платили же за это ничтожно маленькие деньги… Потом с большим трудом и через знакомства она нашла работу в газете, потом в другой, третьей… Пробовала она вернуться и в Москву – она же когда-то там жила – и не так давно работала! Но там все также не было жилья, а снимать квартиру ей было не по средствам..
Все в Москве осталось, как и раньше, но значительно было сложнее легализоваться – теперь для Анны требовалось принять российское гражданство… Лишь тогда можно было рассчитывать на прописку. Она бы и рада это сделать, но куда ей ехать? А без жилья, без прописки какое же гражданство? Без прописки – нет работы. Такой замкнутый круг и помог разорвать тогда Бруно. Да и в Москву к тому времени ей уже вовсе не хотелось – она не хотела тех – вчерашних забот. Вот тогда она и приняла приглашение Бруно. В Риге же все еще оставалась квартира в Иманте – теперь уже ее собственная, потому что тетка умерла как раз в конце девяносто второго…
Глава 3
ЭССЕН, среда, 10 сентября
В этот день в редакции ожидались гости – редакторы других женских изданий – из Стокгольма, Парижа, Лондона – популярных как у себя на родине, так и за ее пределами. Были приглашены представители и других изданий, отнюдь не женских, с которыми успели сложиться просто деловые и дружеские отношения.
Энн не успела даже познакомиться со списком всех приглашенных – всю организацию этого мероприятия взял на себя старший менеджер – Ганс Шольц, и которому Энн всецело доверяла.
В одиннадцать, когда все приглашенные собрались в большом зале, который все шутливо называли презедентским, и были представлены друг другу, к Энн торопливо подошел один из сотрудников журнала и подал ей трубку радиотелефона. Она извинилась перед двумя англичанками, с которыми только что говорила, и отошла в сторону. Сказав всего пару фраз на немецком, она, неожиданно для англичанок, отчего те резко повернули головы и даже перестали говорить, перешла на чистейший русский. О чем говорила мадам Клайм англичанки не поняли. Но поняли одно совершенно отчетливо – разговор этот мадам был крайне неприятен. И как только мадам Клайм подошла к ним вновь, чтобы возобновить разговор, англичанки какое-то время не решались продолжить прерванную беседу – так изменилось и помрачнело лицо мадам.
Спас ситуацию Ганса Шольц – он увел англичанок с собой, предложив им ознакомиться со всеми выпущенными за неполный год номерами журнала «Eva». Через пару минут Энн уже слышала похвалы, расточаемые аскетически суровыми дочерями туманного Альбиона, отчего она улыбнулась и издалека помахала Гансу рукой. Этот знак внимания обрадовал Ганса – последнее время мадам была особенно грустна и не замечала кого-либо вообще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
… Презентация была шумной и бестолковой – море шампанского, какие-то полупьяные фотографы, которые, помнится, облили Анне платье, а пока они долго извинялись, Анна успела от них устать, вот тогда к ней и подошел седоватый мужчина и предложил спасти от назойливых и бесцеремонных мужиков. Анна тотчас же согласилась и они просто сбежали тогда с этой презентации. И только в кафе, куда они зашли посидеть, мужчина представился: Бруно Свенсон – художник из Гетеборга…
Говорил Бруно по-русски с явным трудом, тщательно подбирая слова и долго раздумывая при ответе, но это совсем не раздражало Анну, а как раз наоборот придавало их разговору какую-то значительность и даже монументальность. Встречались они после рождественских праздников почти каждый день – в течение всего января, а потом Бруно внезапно уехал и через короткое время прислал Анне официальное приглашение в гости…
… Ездила она потом в Швецию много раз, особенно часто бывала в Гетеборге, где у Бруно был свой большой дом, в котором он проживал со своей собакой – черным лабрадором, которого так и звали – Блэк. В Стокгольме же у Бруно была квартира с мастерской – почти целый этаж большого и мрачного дома. Жил там и кот – норвежской лесной породы. Кот был ленив и флегматичен, кажется, что он полностью копировал Бруно – тот тоже был флегматичен, хотя, отнюдь не ленив.
Однажды Анна дольше обычного пробыла в Гетеборге – ей нравился этот город – такой серый и молчаливый с прямоугольной сеткой улиц и каналов и чем-то напоминающий Ленинград, правда, не по масштабам. Именно в ту поездку она вдруг осознала, что никогда не сможет навсегда уехать жить в Швецию. Поэтому, когда Бруно возобновлял разговор о браке, Анна делала вид, что не совсем понимает о чем это говорит Бруно. А он действительно путал в это время слова русские, шведские, немецкие, английские… Понять его не составляло труда, но Анна упорно избегала разговора. Она иногда и сама не могла понять, что же ее вообще удерживало. Хотя это было неправдой – она все знала…
Однажды после очередного разговора она попросила Бруно поехать в город, чтобы проехать мимо здания Ост-Индской компании. Здание это, построенное в так называемом голландском стиле где-то в середине восемнадцатого века, больше других напоминало ей Ленинград. Напротив него и состоялся тот мучительный разговор, в котором и были расставлены все точки над i. Анна не объясняла причину, она просто сказала тогда: мы друзья с тобой, пока ты этого хочешь. Как ни странно, но Бруно успокоил тот разговор и после него Анне был куплен небольшой автомобильчик, кольцо с изумрудом и предоставлено право издавать журнал, какой она сама придумает. Почему не в Латвии или в России? На этом настояла, как ни странно, сама Анна. Но почему не в Швеции? Анна ни слова не знала по-шведски…
Бруно же нашел простое решение: он дал Анне возможность – выпускать КАКОЙ-НИБУДЬ женский журнал, а она тотчас же согласилась. Еще раньше – в московский период – у нее была выпущена книжка, которая фактически разорила ее – все накопленные деньги были вложены в ее издание. Почему Анна решила издать книгу за свой счет? Потому что нашелся человек, который уверил ее, что книжка неудачная и ее вряд ли купит какое-либо издательство. Это было заведомой ложью и сделано было с определенной целью – показать Анне ничтожество ее работы. Второе издание этой же книги купило солидное московское издательство и выпустило ее стотысячным тиражом. И гонорар был немаленький, но пока она получила эти деньги – все съела инфляция. Потом она написала еще одну книгу, затем другую… У нее появились деньги, однако она поняла, что жить на доходы от книг невозможно. Но когда она это поняла, то в это время уже жила в Риге, в которой не стало почти никакой работы, и тем более для нее – русской. Какое-то время она работала в рекламном агентстве – писала тексты для рекламных роликов, платили же за это ничтожно маленькие деньги… Потом с большим трудом и через знакомства она нашла работу в газете, потом в другой, третьей… Пробовала она вернуться и в Москву – она же когда-то там жила – и не так давно работала! Но там все также не было жилья, а снимать квартиру ей было не по средствам..
Все в Москве осталось, как и раньше, но значительно было сложнее легализоваться – теперь для Анны требовалось принять российское гражданство… Лишь тогда можно было рассчитывать на прописку. Она бы и рада это сделать, но куда ей ехать? А без жилья, без прописки какое же гражданство? Без прописки – нет работы. Такой замкнутый круг и помог разорвать тогда Бруно. Да и в Москву к тому времени ей уже вовсе не хотелось – она не хотела тех – вчерашних забот. Вот тогда она и приняла приглашение Бруно. В Риге же все еще оставалась квартира в Иманте – теперь уже ее собственная, потому что тетка умерла как раз в конце девяносто второго…
Глава 3
ЭССЕН, среда, 10 сентября
В этот день в редакции ожидались гости – редакторы других женских изданий – из Стокгольма, Парижа, Лондона – популярных как у себя на родине, так и за ее пределами. Были приглашены представители и других изданий, отнюдь не женских, с которыми успели сложиться просто деловые и дружеские отношения.
Энн не успела даже познакомиться со списком всех приглашенных – всю организацию этого мероприятия взял на себя старший менеджер – Ганс Шольц, и которому Энн всецело доверяла.
В одиннадцать, когда все приглашенные собрались в большом зале, который все шутливо называли презедентским, и были представлены друг другу, к Энн торопливо подошел один из сотрудников журнала и подал ей трубку радиотелефона. Она извинилась перед двумя англичанками, с которыми только что говорила, и отошла в сторону. Сказав всего пару фраз на немецком, она, неожиданно для англичанок, отчего те резко повернули головы и даже перестали говорить, перешла на чистейший русский. О чем говорила мадам Клайм англичанки не поняли. Но поняли одно совершенно отчетливо – разговор этот мадам был крайне неприятен. И как только мадам Клайм подошла к ним вновь, чтобы возобновить разговор, англичанки какое-то время не решались продолжить прерванную беседу – так изменилось и помрачнело лицо мадам.
Спас ситуацию Ганса Шольц – он увел англичанок с собой, предложив им ознакомиться со всеми выпущенными за неполный год номерами журнала «Eva». Через пару минут Энн уже слышала похвалы, расточаемые аскетически суровыми дочерями туманного Альбиона, отчего она улыбнулась и издалека помахала Гансу рукой. Этот знак внимания обрадовал Ганса – последнее время мадам была особенно грустна и не замечала кого-либо вообще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72