– Ладно, – уныло согласился он, – собрание так собрание. Прошу уважаемых членов отойти в сторонку.
И уважаемые члены во главе со злорадно потиравшим руки Барабашем отошли от штабелей к забору, чтобы провести собрание там.
– Внимание! Внимание! – восклицал Барабаш.
– Объявляю заседание открытым, – громко возвестил Колнаи официальным тоном. – Слово имеет господин Барабаш.
– Кхм, кхм! – зловеще откашлялся Барабаш. – Уважаемое собрание! Господину председателю повезло – из-за маневров чуть не сорвалось это собрание, которое должно прогнать его в шею!
– Ого! – воскликнул его соперник.
– Нечего огокать! – огрызнулся оратор. – Я знаю, что говорю. Благодаря маневрам господину председателю удалось оттянуть время… Но больше не удастся! Потому что…
Но тут он был вынужден прервать свою речь. В забор кто-то громко постучал, а всякий шум сейчас особенно пугал мальчиков. А вдруг это неприятель?
– Что это? – спросил оратор.
Все обратились в слух.
Сильный, нетерпеливый стук повторился.
– Это в калитку стучат, – дрогнувшим голосом сказал Колнаи и приник глазом к щелке между досками.
– Там какой-то господин, – удивленно обернулся он к окружающим.
– Господин?
– Да. С бородой.
– Ну, так отвори ему.
Колнаи открыл калитку. В самом деле, перед ними стоял хорошо одетый господин с черной бородой, в очках и длинном черном пальто с пелериной.
– Это вы – мальчишки с улицы Пала? – крикнул он, не входя на пустырь.
– Да, – в один голос отозвались члены «Общества замазки».
Тогда господин в пальто сделал шаг вперед, и взгляд его смягчился.
– Я отец Гереба, – объяснил он, затворяя за собой калитку.
Все притихли. Дело серьезное: сам отец Гереба пожаловал. Лесик подтолкнул Рихтера:
– Беги, зови Боку.
Рихтер помчался к лесопилке, где Бока как раз объяснял мальчикам, что сделал Гереб.
Бородатый господин между тем обратился с вопросом к членам «Общества замазки»:
– Почему вы прогнали моего сына?
– Потому что он выдал нас краснорубашечникам, – выступил вперед Колнаи.
– Каким краснорубашечникам?
– Это другие ребята, они ходят в Ботанический сад… Но сейчас они хотят отнять у нас это место, потому что им негде играть в мяч. Это наши враги.
Бородатый господин наморщил лоб.
– Мой сын прибежал сейчас домой весь в слезах. Я долго у него выпытывал, что случилось, но он ничего не хотел говорить. Только когда я строго-настрого приказал ему выложить мне все, он признался, что вы заподозрили его в предательстве. На это я ему ответил: «Я сию же минуту беру шляпу и иду к этим мальчикам. Поговорю с ними и расспрошу, в чем дело. Если они ошиблись, я потребую, чтобы перед тобой извинились. Но если это верно – хорошего не жди, потому что отец твой всю жизнь был честным человеком и не потерпит, чтобы сын предавал товарищей». Вот что я ему сказал. Прошу вас, скажите мне по чести, положа руку на сердце: действительно мой сын – предатель или нет? Ну?
Воцарилась немая тишина.
– Ну? – повторил отец Гереба. – Не бойтесь, говорите правду. Мне необходимо знать, напрасно вы обидели моего сына или он заслуживает наказания?
Все молчали. Никому не хотелось огорчать этого, по-видимому, не злого человека, который так близко к сердцу принимает поступки своего сына.
– Ты сказал, что он вас предал, – обратился отец Гереба к Колнаи. – Но это нужно доказать. Когда предал? Как?
– Я… я… только понаслышке знаю… – запинаясь, пробормотал Колнаи.
– Понаслышке знать – все равно что ничего не знать. Кто из вас может сказать что-нибудь определенное? Кто видел? Кто действительно знает?
В этот момент у фортов появились Бока с Немечеком, предводительствуемые Рихтером. Колнаи вздохнул с облегчением:
– Пожалуйста, вон Немечек идет… вот этот, белокурый… Он видел. Он знает.
Они подождали, пока мальчики подойдут ближе. Но те прошли мимо, прямо к калитке.
– Бока! Идите сюда! – крикнул им вслед Колнаи.
– Сейчас не могу, – ответил Бока. – Подождите немного. Немечеку плохо: у него приступ кашля… Я должен проводить его домой.
Услыхав фамилию Немечек, господин в пальто воскликнул:
– Это ты – Немечек?
– Да, – тихо ответил мальчуган и подошел к нему.
– Я отец Гереба и хочу знать, предатель мой сын или нет, – строго сказал ему господин в черном. – Твои товарищи говорят, что ты все видел и знаешь. Так скажи мне по совести: правда это?
У Немечека был жар; лицо его пылало. На этот раз он не на шутку заболел. В висках у него стучало, руки были горячие. И все вокруг казалось таким странным… Этот бородатый, очкастый дяденька, который так строго к нему обратился, словно господин Рац, когда он распекает плохих учеников… Эта толпа мальчиков, глядящих на него во все глаза… эта война… день, полный волнений… и суровый вопрос, таящий в себе угрозу: если обвинение подтвердится, Геребу-младшему несдобровать…
– Отвечай же! – торопил его черный человек. – Скажете вы мне наконец или нет? Отвечай: предатель он?
И белокурый малыш с пылающим от жара лицом и лихорадочно блестящими глазами тихо, словно сам чувствовал себя виноватым и признавался в чем-то дурном, ответил:
– Нет, нет. Не предатель.
– Значит, вы мне солгали?
Члены «Общества замазки» застыли в изумлении. Никто не шелохнулся.
– Ха-ха! – торжествовал чернобородый. – Значит, солгали! Ну, я же знал, что мой сын – честный мальчик!
Немечек еле стоял на ногах.
– Мне можно идти? – смиренно спросил он. Бородач засмеялся ему в лицо:
– Иди, иди уж, маленький всезнайка!
И Немечек неверными шагами вышел вместе с Бокой на улицу. Он ничего не видел вокруг. Все плыло у него перед глазами. В хаотическом беспорядке плясали перед ним черный человек, улица, штабеля дров; странные голоса звучали в ушах. «Ребята, на форты!» – пронзительно кричал один. А другой вопрошал: «Предатель он?» И черный человек язвительно смеялся, и рот у него все растягивался, рос и делался огромным, как школьные ворота… а из ворот выходил господин Рац…
Немечек снял шляпу.
– С кем ты здороваешься? – спросил Бока. – На улице ни души.
– С господином Рацем, – тихо ответил мальчуган. Бока всхлипнул. Торопливо вел, тащил он своего маленького друга домой по быстро темнеющим улицам.
Тем временем Колнаи, оставшийся на пустыре, объяснял человеку в черном:
– Понимаете, этот Немечек – ужасный врун. Мы его объявили изменником и исключили из общества.
– Да у него и лицо такое – плутоватое, – поддакнул счастливый отец. – Сразу видно: совесть нечиста.
И, довольный, поспешил домой – скорей простить сына. С угла проспекта Юллё он видел, как Бока с Немечеком, спотыкаясь, перешли у клиники через дорогу. Теперь и Немечек тоже всхлипывал – горестно, безутешно, изливая глубокую скорбь, переполнявшую его сердечко, и посреди этих судорожных всхлипываний не переставая лепетал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42