Даже Матильда, шокированная такой холодностью, сказала ей на ухо:
– Будьте же немного помягче с этим мальчиком. Такие, как он, нечасто сюда приходят.
Андре подумал, что Матильда не осмеливается высказать какое-то пожелание.
– Милые мои подружки, вы у меня ничего не просите. И я этому рад, причем вовсе не из скупости, а из тщеславия. Даже если бы я был богатым человеком, мне все равно не хотелось бы ощущать себя богатым. Но вот сегодня у меня есть немного денег, и я хочу обратить их в вашем обществе в самое дорогое вино.
Госпожа Анаис вопросительно посмотрела на других женщин. В их глазах тоже отражались растроганность и нерешительность.
– Спасибо, – проговорил Андре с большей признательностью, чем он старался показать. – Но, может быть, вы предпочитаете, чтобы я отнес свои гроши в другое место? Или вы откажетесь обмыть мою первую книгу?
– Ты пишешь книги? – воскликнула Шарлотта недоверчиво, так как она часто спрашивала себя, из какого же теста сделаны люди, чьи имена написаны на обложках книг, выставленных в киосках.
Андре снял с камина свой пакет и развязал его. Там было пять книг с одним и тем же названием.
– Надо же, все верно, – сказала Шарлотта. – Андре Мийё – это ты?
Андре улыбнулся с такой наивной гордостью, что она показалась наигранной.
– Я не знала, – простодушно продолжала Шарлотта. – Ты бы уж тогда дал мне одну книжку.
– Да это… это же первые экземпляры.
– Ну и что, мой милый?
У Андре не хватило духа сказать, что он собирался их продать. Нежность и искренность, с какими были сказаны эти слова, обычно пустые в доступных за плату устах, тронули его. Он протянул Шарлотте один экземпляр. Отдавая книгу, он встретил робкий взгляд Матильды. Устоять перед ним он не смог. После этого у него возникло опасение, как бы госпоже Анаис и Северине не показалось, что он относится к ним с пренебрежением.
Покачав головой, Андре поглядел на единственный оставшийся у него экземпляр, сунул его в карман, а на остальных сделал сердечные надписи всем четырем женщинам.
Подали шампанское. Никогда еще у госпожи Анаис не пили его так радостно и непринужденно.
Однако вот зазвонил звонок. Странное смущение и печаль заставили Шарлотту и Матильду опустить головы.
– Пойду открою, – словно извиняясь, сказала госпожа Анаис.
Андре, удивленный возникшим молчанием, – ибо не в состоянии был понять, какую жестокую милость он оказал этим несчастным душам, – поочередно посмотрел на Матильду, Шарлотту и Северину. Глаза последней, более блестящие, выражали радость избавления.
– Во всяком случае вы останетесь со мной, – сказал Андре.
И тут Дневная Красавица почувствовала, что ничто на свете не заставит ее согласиться на объятия этого молодого человека, милого и чистого.
Тихим голосом, так, что услышал только он один, она прошептала:
– Извините меня, прошу вас.
По выразительному лицу Андре пробежала дрожь. Впоследствии он часто мысленно возвращался к этой просьбе, сдержанность которой не вязалась с прозвищем этой женщины и с ее положением. Но в тот момент, услышав ее слова, он едва заметно поклонился и повернулся к Шарлотте. Та страстно обняла его.
– Бедняжка, вам не повезло, – сказала госпожа Анаис Северине. – А я-то готова была биться об заклад, что он выберет вас. Ну да… А теперь вас ждет господин Леон, и у него всего четверть часа.
Дневная Красавица знала господина Леона, всегда торопящегося торговца, который владел небольшим кожевенным заводом неподалеку от улицы Вирен. Северина уже и прежде не раз была объектом его благосклонности и сохранила о нем невеселые воспоминания. Однако на сей раз этот коротышка, весь, вплоть до дыхания, пропитанный запахом необработанной кожи, с его жадным стремлением воспользоваться ею за такой короткий промежуток времени, заставил Северину затрепетать от веселой тоски и сладострастного жара в груди, которые она уже отчаялась испытать вновь.
После нескольких мгновений забытья она удалилась в комнату, где обычно сидела госпожа Анаис. Той в комнате не оказалось, и Северина услышала ее смех за перегородкой, откуда доносился и благородный голос Андре. Северина села за столик для рукоделий и, подперев подбородок еще влажными от наслаждения ладонями, прислушивалась к потаенному голосу своего тела.
Когда она вновь обрела способность воспринимать окружающее, лицо ее выражало спокойствие и решительность. Теперь она знала.
Она знала, что отвергла Андре потому, что он принадлежал к тому же классу – физическому и духовному, – что и мужчины, окружавшие ее в нормальной жизни, к тому же классу, что и Пьер. С Андре она бы обманула мужа, которого нежно, безмерно любила. Она пришла на улицу Вирен искать не нежности, не доверия, не ласки (этим щедро одаривал ее Пьер), а того, чего он не мог ей дать, – восхитительных животных наслаждений.
Элегантность, воспитание, стремление нравиться противоречили чему-то такому в ней, что желало быть сломанным, покоренным, грубо укрощенным, дабы расцвела ее плоть.
Северина не впала в отчаяние, осознав фатальное расхождение между нею и тем, кто был для нее всей жизнью. Напротив, она испытала бесконечное облегчение. После стольких недель мучений, когда она чуть было не сошла с ума, Северина наконец поняла себя, и тот ужасный двойник, который управлял ее поведением посреди жути и мрака, теперь постоянно рассасывался в ней. Сильная и спокойная, она вновь обрела внутреннюю целостность. Коль скоро судьба так распорядилась, что она не могла получать от Пьера то удовольствие, которое доставляли ей грубые незнакомцы, то что она могла поделать? Стоило ли отказываться от наслаждения, которое у других женщин совпадает с любовью? Выпади ей такое счастье, разве пошла бы она по этому ужасному пути? Кто же может упрекать ее за то, что заложено природой в клетки, из которых она состоит и за которые она не может нести ответственности? Она, как и всякая божья тварь, имеет право познать священные спазмы, которые заставляют весной содрогаться землю влажной дрожью.
Это откровение преобразило Северину или, точнее, заставив ее прекратить жалкие слепые поиски, вернуло ей прежнее лицо. Она вновь обрела уверенность в себе и свою прежнюю внутреннюю энергию. Она чувствовала себя даже более безмятежно, чем прежде, поскольку ей удалось обнаружить и засыпать ров, наполненный чудовищами и блуждающими болотными огоньками, долгое время являвшийся чем-то вроде ненадежного и опасного фундамента ее жизни.
Да и появись у Северины хоть малейшее беспокойство при мысли о том пути, на который она сознательно вступила, глаза Пьера, глаза, которых она до последнего времени так боялась, тут же убедили бы ее в том, что она права. Эти глаза с трогательной радостью наблюдали за воскресением Северины, и у них было достаточно времени, чтобы в полной мере насладиться им, так как молодая женщина, соблюдая осторожность, не торопила события.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– Будьте же немного помягче с этим мальчиком. Такие, как он, нечасто сюда приходят.
Андре подумал, что Матильда не осмеливается высказать какое-то пожелание.
– Милые мои подружки, вы у меня ничего не просите. И я этому рад, причем вовсе не из скупости, а из тщеславия. Даже если бы я был богатым человеком, мне все равно не хотелось бы ощущать себя богатым. Но вот сегодня у меня есть немного денег, и я хочу обратить их в вашем обществе в самое дорогое вино.
Госпожа Анаис вопросительно посмотрела на других женщин. В их глазах тоже отражались растроганность и нерешительность.
– Спасибо, – проговорил Андре с большей признательностью, чем он старался показать. – Но, может быть, вы предпочитаете, чтобы я отнес свои гроши в другое место? Или вы откажетесь обмыть мою первую книгу?
– Ты пишешь книги? – воскликнула Шарлотта недоверчиво, так как она часто спрашивала себя, из какого же теста сделаны люди, чьи имена написаны на обложках книг, выставленных в киосках.
Андре снял с камина свой пакет и развязал его. Там было пять книг с одним и тем же названием.
– Надо же, все верно, – сказала Шарлотта. – Андре Мийё – это ты?
Андре улыбнулся с такой наивной гордостью, что она показалась наигранной.
– Я не знала, – простодушно продолжала Шарлотта. – Ты бы уж тогда дал мне одну книжку.
– Да это… это же первые экземпляры.
– Ну и что, мой милый?
У Андре не хватило духа сказать, что он собирался их продать. Нежность и искренность, с какими были сказаны эти слова, обычно пустые в доступных за плату устах, тронули его. Он протянул Шарлотте один экземпляр. Отдавая книгу, он встретил робкий взгляд Матильды. Устоять перед ним он не смог. После этого у него возникло опасение, как бы госпоже Анаис и Северине не показалось, что он относится к ним с пренебрежением.
Покачав головой, Андре поглядел на единственный оставшийся у него экземпляр, сунул его в карман, а на остальных сделал сердечные надписи всем четырем женщинам.
Подали шампанское. Никогда еще у госпожи Анаис не пили его так радостно и непринужденно.
Однако вот зазвонил звонок. Странное смущение и печаль заставили Шарлотту и Матильду опустить головы.
– Пойду открою, – словно извиняясь, сказала госпожа Анаис.
Андре, удивленный возникшим молчанием, – ибо не в состоянии был понять, какую жестокую милость он оказал этим несчастным душам, – поочередно посмотрел на Матильду, Шарлотту и Северину. Глаза последней, более блестящие, выражали радость избавления.
– Во всяком случае вы останетесь со мной, – сказал Андре.
И тут Дневная Красавица почувствовала, что ничто на свете не заставит ее согласиться на объятия этого молодого человека, милого и чистого.
Тихим голосом, так, что услышал только он один, она прошептала:
– Извините меня, прошу вас.
По выразительному лицу Андре пробежала дрожь. Впоследствии он часто мысленно возвращался к этой просьбе, сдержанность которой не вязалась с прозвищем этой женщины и с ее положением. Но в тот момент, услышав ее слова, он едва заметно поклонился и повернулся к Шарлотте. Та страстно обняла его.
– Бедняжка, вам не повезло, – сказала госпожа Анаис Северине. – А я-то готова была биться об заклад, что он выберет вас. Ну да… А теперь вас ждет господин Леон, и у него всего четверть часа.
Дневная Красавица знала господина Леона, всегда торопящегося торговца, который владел небольшим кожевенным заводом неподалеку от улицы Вирен. Северина уже и прежде не раз была объектом его благосклонности и сохранила о нем невеселые воспоминания. Однако на сей раз этот коротышка, весь, вплоть до дыхания, пропитанный запахом необработанной кожи, с его жадным стремлением воспользоваться ею за такой короткий промежуток времени, заставил Северину затрепетать от веселой тоски и сладострастного жара в груди, которые она уже отчаялась испытать вновь.
После нескольких мгновений забытья она удалилась в комнату, где обычно сидела госпожа Анаис. Той в комнате не оказалось, и Северина услышала ее смех за перегородкой, откуда доносился и благородный голос Андре. Северина села за столик для рукоделий и, подперев подбородок еще влажными от наслаждения ладонями, прислушивалась к потаенному голосу своего тела.
Когда она вновь обрела способность воспринимать окружающее, лицо ее выражало спокойствие и решительность. Теперь она знала.
Она знала, что отвергла Андре потому, что он принадлежал к тому же классу – физическому и духовному, – что и мужчины, окружавшие ее в нормальной жизни, к тому же классу, что и Пьер. С Андре она бы обманула мужа, которого нежно, безмерно любила. Она пришла на улицу Вирен искать не нежности, не доверия, не ласки (этим щедро одаривал ее Пьер), а того, чего он не мог ей дать, – восхитительных животных наслаждений.
Элегантность, воспитание, стремление нравиться противоречили чему-то такому в ней, что желало быть сломанным, покоренным, грубо укрощенным, дабы расцвела ее плоть.
Северина не впала в отчаяние, осознав фатальное расхождение между нею и тем, кто был для нее всей жизнью. Напротив, она испытала бесконечное облегчение. После стольких недель мучений, когда она чуть было не сошла с ума, Северина наконец поняла себя, и тот ужасный двойник, который управлял ее поведением посреди жути и мрака, теперь постоянно рассасывался в ней. Сильная и спокойная, она вновь обрела внутреннюю целостность. Коль скоро судьба так распорядилась, что она не могла получать от Пьера то удовольствие, которое доставляли ей грубые незнакомцы, то что она могла поделать? Стоило ли отказываться от наслаждения, которое у других женщин совпадает с любовью? Выпади ей такое счастье, разве пошла бы она по этому ужасному пути? Кто же может упрекать ее за то, что заложено природой в клетки, из которых она состоит и за которые она не может нести ответственности? Она, как и всякая божья тварь, имеет право познать священные спазмы, которые заставляют весной содрогаться землю влажной дрожью.
Это откровение преобразило Северину или, точнее, заставив ее прекратить жалкие слепые поиски, вернуло ей прежнее лицо. Она вновь обрела уверенность в себе и свою прежнюю внутреннюю энергию. Она чувствовала себя даже более безмятежно, чем прежде, поскольку ей удалось обнаружить и засыпать ров, наполненный чудовищами и блуждающими болотными огоньками, долгое время являвшийся чем-то вроде ненадежного и опасного фундамента ее жизни.
Да и появись у Северины хоть малейшее беспокойство при мысли о том пути, на который она сознательно вступила, глаза Пьера, глаза, которых она до последнего времени так боялась, тут же убедили бы ее в том, что она права. Эти глаза с трогательной радостью наблюдали за воскресением Северины, и у них было достаточно времени, чтобы в полной мере насладиться им, так как молодая женщина, соблюдая осторожность, не торопила события.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42