«Какое горькое разочарование испытает сейчас Вацек! – думает Збигнев сердито. – Нехорошо, что отец своими рассказами о Копернике, которого он помнит совсем иным, создал в воображении Вацка образ, ничего общего с настоящим Коперником не имеющий! Не к чему заставлять мальчика переживать потрясения, подобные тому, что ожидает его сейчас! Конец великого астронома близок. Вот умер бы он, а в представлении Вацка он так и остался бы темноволосым, быстрым в движениях, со своими действительно незабываемыми глазами. А теперь… Бедный Вацек!»
Опасения Збигнева были, как видно, напрасны: держа шапку в руках, побледневший от волнения, мальчик перешагнул через заветный порог. Не снимая руки с его плеча, вошел в опочивальню и его отец. Как ни осторожно они двигались, больной все-таки открыл глаза.
– Сны… Юность… – прошептал он еле слышно и снова опустил свои все еще темные и густые ресницы. – Придержи Яся за ножку, чтобы он не свалился в воду…
– Вот так его преподобие бредит уже шестой день, – пояснил сопровождавший гостей каноник Ежи Доннер.
– Отцу Тидеману сообщили? – осведомился Каспер.
– Посланный гонец уже не застал его преосвященства, вызванного в Краков на обручение королевского сына. О том, что больной в таком тяжелом состоянии, епископ хелмский не знает.
– Тидеман знает, – вдруг громко и внятно произнес отец Миколай. – Только поэтому он и отпустил меня из Любавы умирать во Фромборк… Боже мой, Каспер здесь! Подойди сюда, мой мальчик! – И он притянул к себе изнемогающего от счастья и волнения Вацка.
И, пока каноник держал его руку в своих горячих, мягких руках, мальчик стоял молча и, как показалось Збигневу, благоговейно.
Скрипнула дверь. На пороге показался старенький, почти вдвое согнувшийся Войцех Шибульский.
– Пора давать лекарство, – шепнул он, подходя с подносом к отцу Доннеру.
С помощью слуги и медика Коперник терпеливо выпил снадобья из всех четырех стаканчиков разной формы.
– Во имя отца и сына и святого духа! – произнес, осеняя его крестным знамением, отец Доннер.
– Его преподобие соборный викарий, медик – отец Эмерих, приготовил для больного эти четыре новых средства, – сказал он, повернувшись к гостям.
– Это сын мой, отец Миколай, – произнес, выступая вперед, Каспер Бернат. – Я привез, чтобы вы благословили его…
– А-а-а… «Геометр звезд»? Покажи-ка мне свои глаза, геометр… – И, приподняв за подбородок лицо мальчика, Коперник долго и пристально в него вглядывался. – Честные глаза… Чистые… Как у отца… Трудно тебе будет жить!
Помолчав, каноник снова притянул к себе мальчика.
– Признайся, не такого ожидал ты увидеть человека?..
– Такого, – сказал Вацек хрипло. – Только я не знал, что вы в постели.
– И это тебя не пугает? – Здоровой рукой отец Миколай поднял неподвижную руку, и она безжизненно упала на одеяло. – И это? – Он коснулся пальцами отеков под глазами.
Вацек отрицательно покачал головою. Смотрел на больного он с каким-то самозабвенным восторгом… Такое Збигневу довелось видеть в Свентожицском монастыре перед образом святого Пантелеймона. Так, ожидая исцеления сына, смотрела на икону бедная мужицкая женщина.
– Таким ли описывал меня твой отец? Он ведь всегда, по любви своей и снисходительности, наделяет меня несуществующими достоинствами…
– Таким, – коротко сказал Вацек. – И вы такой!
Слабая улыбка скользнула по губам больного. Он хотел что-то сказать, но только погладил мальчика по его густым волосам.
А Збигнев, наблюдая эту сцену, думал: «Правду говорят, что любовь слепа… А может быть, любовь именно не слепа и любящий человек видит то, что недоступно зрению людей холодных и равнодушных?..»
– Эге, да и Збигнев тут? – сказал отец Миколай, с трудом переводя на него взгляд. – Заметь, домине Доннер, подвижность глазного яблока значительно ослабела. Это наблюдение важно для отца Эмериха… Подойди-ка поближе, Збышек, карту Вармии я для тебя приготовил.
И, так как Ежи Доннер решительно распростер руки, остановившись между больным и его гостями, Коперник добавил мягко:
– Не волнуйся, Ежи, старый мой соратник! Отцу Эмериху я тебя отчитывать не дам! – И, повернувшись к гостям, сказал со своей мимолетной улыбкой: – Ну мог ли кто подумать, что такие два старика, как Ежи и я, стояли когда-то на стене осажденного Ольштына и целились в наиболее завзятых кшижаков! Гости наши, Ежи, – очень близкие мне люди, можешь им довериться! А ты пока ступай отдохни…
И, не удержавшись, добавил:
– Если прибудет гонец из Нюрнберга, приведите его ко мне хотя бы среди ночи!
Дождавшись, пока отец Доннер выйдет, Коперник заметил удрученно:
– Замучились они со мной… Пока я владею собою – стараюсь поменьше им надоедать… Но это случается так редко… Славный у тебя сынок, Каспер! Все лучшее у вас с Вандой взял…
Збигнев почти с испугом заметил, что глаза отца Миколая засияли каким-то необычайным светом и свет этот внезапно померк.
– Больно, – прошептал каноник и, с трудом сунув руку под подушку, нащупал тряпицу. Но до того, как он поднес ее к лицу, из носа его хлынула густая, темная кровь. – Ганна… Ганнуся! – позвал он жалобно.
– Вот опять он много говорил! – укоризненно сказал, появляясь в дверях, Ежи Доннер. На безмолвный вопрос Збигнева он только недоуменно развел руками. – С минуты на минуту это может произойти… Викарий Эмерих более опытный медик, чем я, однако и он просчитался… Вычислил, что отец Миколай отойдет в лучший мир ко дню своего семидесятилетия, а он после девятнадцатого февраля, хвала господу, живет уже более трех месяцев. На прошлой неделе в его здоровье даже произошло улучшение.
Все это Ежи Доннер говорил, то поднося к лицу больного таз, то осторожно утирая его подбородок. Коперник уже ничего не видел и не слышал.
– Простите, панове, но сегодня я вас больше к нему не допущу! – сказал старик решительно.
Как ни плохо чувствовал себя отец Миколай, но, зная, что к нему из Гданьска будут гости (об эту пору его обязательно навещал Каспер, или Збигнев, или оба они вместе), каноник загодя распорядился, чтобы Збигневу для снятия копии выдали карту Вармии.
Передал ее молодому учителю скорбный старый Войцех.
– Это все, что осталось нам на память от отца Александра Скультетти, – сказал старик. – А ведь какой географ был! А историк!..Да на месте короля Зыгмунта я зубами держался бы за него… Написать историю нашей Пруссии!..Да, пусто, пусто становится вокруг отца Миколая…
– Почему вы говорите о Скультетти «был»? – спросил Збигнев встревоженно. – Разве с отцом Александром что-нибудь стряслось? А я еще пообещал привезти к нему своих лучших учеников…
– Далеко пришлось бы везти… В Рим… Дантышек… (пусть господь простит меня, но даже бискупом называть его не хочется!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125