– Ты не ответила на мой вопрос, – напомнил Ворохтин.
Кира задумалась.
– Если бы вы мне заранее сказали, что надо следить за милицейской машиной…
– Заранее! – хмыкнул Ворохтин. – Если б мне заранее сказали, что на островах один за другим начнут гибнуть люди!
Над озером пролетел красный пожарный вертолет с привязанной к нему емкостью. Зависнув над Пятым, он раскрыл емкость, и на чадящий лес хлынула вода.
– Как всегда, вовремя, – произнесла Кира. – Человек сгорел, лес тоже. Но дым еще идет. Непорядок! И начинается грандиозная показуха. Вертолеты тарахтят, вода брызжет, угли шипят. Такая феерия Саркисяну и не снилась.
– Вот об этом и напиши в свой журнал.
Кира насмешливо покосилась на Ворохтина.
– Что ж вы меня все время учите журналистике! Я буду писать то, о чем публике интересно читать, – ответила она.
– А о чем публике интересно читать?
– О том, что она способна понять своими глупыми и жестокими мозгами. То есть самые примитивные чувства и поступки: струсил, обозлился, влюбился, убил, сожрал, трахнул… Публика заказывает музыку и за нее платит. А я хочу, чтобы мне тоже платили. Я люблю деньги. Мне надоело считать мелочь в кармане. Понятно?
– Конечно, понятно, – ответил Ворохтин. – Но я хотел бы узнать другое: кого – Лагутина или Ботаника – убийца намерен оставить жить?
– Имя победителя хотели бы узнать миллионы зрителей, – ответила Кира, следя за тем, как пожарный вертолет закладывает вираж и скрывается за лесом. – Саркисян объявил тотализатор: первые десять человек, которые дозвонятся в студию и правильно назовут имя, получат призы.
– Кому-то повезет. А я ни разу ничего не выигрывал, – признался Ворохтин.
– Я тоже, – ответила Кира.
– Так попробуй выиграть, – предложил Ворохтин и достал из кармана мобильный телефон.
– Вы что? – Кира с удивлением посмотрела на Ворохтина. – Серьезно?
– А почему бы нет?
Она с опаской смотрела на трубку, словно это был пистолет и Ворохтин предлагал девушке застрелить одного из робинзонов.
– Это ужасно, – произнесла она. – Знали бы зрители, что гадают на крови…
– И все же?
Кира долго не могла назвать имя.
– Ботаник, – наконец прошептала она.
– Что – Ботаник?
– Ботаник победит. А вы как думаете?
– Никак, – ответил Ворохтин. – Все равно ничего не выиграю, так зачем зря голову ломать. Мне не дает покоя другой вопрос.
– Какой же, если не секрет?
– Что связывает убийцу и того человека, который победит.
Глава 36
Прокол
Во второй половине дня Саркисян давал показания в районной прокуратуре.
– То, что Бревин не сгорел на острове, а был застрелен в гостинице – это для меня полнейшая неожиданность! – запальчиво лгал он. – В пьяном угаре такое не пришло бы мне в голову! В кошмарном сне не увидел бы!
Немолодой, высокий, с рыжими усиками и обширной лысиной следователь слушал его внимательно и не перебивая.
– А вот администратор гостиницы утверждает, что ваши сотрудники, в том числе и Гвоздев, дважды в день приезжали за Бревиным и куда-то увозили его на джипе.
– Это ужасно! – произносил Саркисян, прикрывал глаза и прижимал ладонь ко лбу. – Все это безобразие творилось за моей спиной. Люди, которым я бесконечно доверял, нагло пользовались моим доверием. Втайне от меня они вступили в сговор с Бревиным и занялись грандиозной профанацией. Если бы они обманули только меня! Так ведь жертвой этого обмана стали сотни тысяч доверчивых телезрителей!
– Но Чекота сказал, что вместе с Гвоздевым выполнял ваш приказ.
– Правильно! – часто моргая и растягивая пухлые губы в улыбке, подтвердил Саркисян. – А что он еще мог сказать? Что действовал по собственной инициативе? А зачем ему признаваться, если проще все свалить на руководителя. В нашей стране всегда и за все отвечает начальство. Работник пьет – виноват начальник. Работник ворует – виноват начальник. Работник…
– Хорошо, – прервал красноречие Саркисяна следователь и неторопливо вытащил из пачки сигарету. Так же неторопливо прикурил, выпустил струйку дыма, загасил спичку, смахнул со стола пепел. – Я смотрел несколько передач вашей «Робинзонады». Мне понравилось. Ловко вы все закрутили.
Саркисян скромно опустил глаза и заерзал на стуле.
– Спасибо. Очень приятно. Вы даже не представляете, насколько приятны вот такие простые, от души, слова нам, творческим работникам. А то ведь большей частью ругают. Дескать, не заботимся о морально-нравственном воспитании подрастающего поколения…
– Мне кажется, передача во многом бы проиграла, если бы не целый ряд трагических событий на островах.
– Увы, – вздохнул Саркисян и собрал на лбу морщины. – Это так. Но если бы вы знали, какие нравственные муки пришлось мне пережить, принимая решение ставить в программу или не ставить тот или иной эпизод. Поверите? Каждое такое решение – это бессонная ночь. Ведь это для зрителей – игра. А для меня – драма!
– Будь ваша воля, вы бы, наверное, остановили «Робинзонаду», чтобы не подвергать риску оставшихся людей?
– Безусловно! – очень стараясь казаться убедительным, сказал Саркисян и порывисто качнул головой. – Жизнь игроков – вот главная ценность, а не рейтинг передачи и не деньги от рекламы.
– Сохранение жизни игроков оправдает все и снимет любой моральный груз, – развил мысль Саркисяна следователь. – Хотите чаю?
– Совершенно с вами согласен! – все больше оживлялся Саркисян, чувствуя, что грозовые тучи над ним тают. – Вы просто читаете мои мысли… Да, чайку, если можно!.. Святая ложь! Не надо ее бояться, если за ней стоят богоугодные дела!
– Я сразу понял, что вы честный и благородный человек, – сказал следователь. Он стоял к Саркисяну спиной и наливал заварку в стакан. – Сколько вам кусочков сахара?
– Три, пожалуйста… Эх, товарищ следователь! Хоть вы понимаете наш неблагодарный труд! Я всегда готов войти в положение любого игрока, понять его, помочь! Это же игра! Вот, допустим, страдает человек, умирает. А я что – зверь? Мне его почки дороже, чем этот проклятый рейтинг! Ну, взял я грех на душу – пусть радуется жизни, если никому от этого хуже не будет…
– А разве у Бревина были больные почки? – спросил следователь, подавая чашку в руки Саркисяну.
– А то! – произнес Саркисян, отхлебывая из чашки. – Откуда здоровье, если он каждый вечер в баре гостиницы кутил? И наутро лицо его так опухало, что глаз не было видно. Ему перед камерой выступать, а он…
И тут Саркисян с ужасом понял, что проболтался. Он сильно побледнел, медленно поставил чашку на стол и со страхом взглянул на следователя. Тот снова закурил, пристально глядя на Саркисяна сквозь дым.
– Дальше! – произнес он. – Ему перед камерой выступать, а он глаза открыть не может. Так?
Саркисян судорожно сглотнул и неуверенно покрутил головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50