сопротивление работникам милиции, подозрение на незаконное приобретение наркотиков. То, что в пакетиках какая-то дурь, никто из присутствующих не сомневался — предстоящая экспертиза должна была только подтвердить, какая именно.
— Надо же, — пробурчал помощник оперативного дежурного, внося фамилию Ланы в КП, — однофамилица Вересовского.
— Не однофамилица, а дочь, — пробурчала Лана.
Тут все немного всполошились. Одно дело — прихватить с наркотой какую-то профурсетку, хоть и из Москвы, а совсем другое — дочку человека, максимально приближенного к верхам. Ситуация становилась непредсказуемой: за такое задержание можно было с одинаковым успехом огрести и медаль на грудь, и огурец в…
Обо мне как-то забыли, зато вокруг Ланы засуетились.
Старшина растерянно погладил подсохшую царапину на щеке, хотел что-то сказать, но махнул рукой и ушел курить на крыльцо. Зато оперативный дежурный с майорскими погонами принес дочери олигарха стакан с чаем и бутерброды (похоже, пожертвовал собственной заначкой). Отпускать ее, правда, не собирались. А вот со мной парой слов перекинуться дали.
— Володя, — Вересовская протянула мне визитку, — позвони отцу. Я понятия не имею, что это за пакетики, откуда они взялись…
— Хорошо, позвоню, — сказал я. Лану завели за барьер, лязгнула дверь «обезьянника».
Из отделения мне позвонить не дали. Спасибо, за решетку не угодил, а могли легко вместе с Вересовской к наркотикам пристегнуть. Сидел бы с ней в «обезьяннике», брал интервью: «Роль легких и тяжелых наркотиков в процессе художественного творчества»…
Следом за мной на крыльцо вышел майор.
— Эй, парень, как там тебя, журналист… Закурить не найдется?
Я протянул ему измявшуюся в вечерних приключениях пачку. Мы задымили. К нашей компании присоединился и пострадавший старшина.
— Черт бы побрал этих шишек! Распустили своих пащенков, творят что хотят.
— Кто ж знал, Степаныч, что это она?.. В Управе тоже хороши: мол, проверьте немедленно «Три семерки», есть оперативные данные, что там у парочки — героин, — майор осекся и досадливо махнул рукой.
Я почувствовал себя лишним. Продолжать отсвечивать на крыльце было ни к чему. К тому же требовалось срочно отыскать телефон-автомат. Предстояло позвонить не одному только Виктору Семеновичу Вересовскому.
Ближайшая телефонная будка обнаружилась лишь через пару кварталов. Я выудил из кармана визитку Ланы, сунул пластиковый прямоугольник в щель аппарата. Даже успел нажать первые три кнопки.
Чья-то сильная рука легла на мое плечо. Я обернулся. Что-то тяжелое припечатало меня прямо между глаз. Последнее, что я успел разглядеть краем угасающего сознания, — крепкую фигуру, зеленые холодные глаза…
* * *
Голова раскалывалась. Особенно затылок. На темечке набухала добрая шишка — в том месте, которым я соприкоснулся с таксофоном. Лоб саднил — ему тоже пришлось не сладко. Желудок тянуло расстаться со скудным содержимым. Было тошно. И в буквальном, и в переносном смысле.
Наконец удалось сфокусировать взгляд. Кабинка с таксофоном проплывала где-то над головой. Справа, слева и снизу — холодный сухой асфальт. Рядом я нащупал стену дома. Попытался встать — и новый приступ боли расколол череп. Вот так и получают сотрясение… Если мозги в голове есть.
Принять вертикальное положение с трудом, но удалось.
Я ощупал карманы — кошелек, ключи, документы — все на месте. Не пострадал и пейджер на поясе. А вот таксофонной карточке на четыреста единиц (между прочим, казенной) не повезло. Как, впрочем, и визитке с номером Вересовского. Стало быть, кто-то не хотел, чтобы Вересовский узнал раньше времени о дочкином залете? Что там майор говорил на крыльце о звонке из Главка с требованием проверить парочку в «Трех семерках»?
Выходит, проверяли именно нас с Ланой. Точнее, Лану, ведь у меня наркоты не было. Припомнив реакцию в отделении, когда выяснилось, что задержанная — «та самая Вересовская», я сообразил, что наколку на «парочку» давали без имен, иначе начались бы вопросы, согласования. О назначении Вересовского к тому моменту знали уже все.
Но и предугадать, что мы с художницей окажемся именно в «Трех семерках», было невозможно. Значит, нас вели от самой «Дыры». Или из «Дыры», если учесть, что выбралась мы оттуда через черный ход. Крепыш с сосисками в «Трех семерках» — он вошел туда через пару минут после нас. Крепыш…
Обо всем этом стоило поразмыслить. Но позже, позже… Надо как-то добраться до телефона. Я ведь собирался звонить не одному Вересовскому.
Я отыскал круглосуточный магазин. Продавщица странно посмотрела на мою разукрашенную физиономию, но журналистские корочки немного сгладили недоверие. После десятка гудков на том конце провода сняли трубку.
— Да… Какого черта… Три часа ночи… — Ну вот и пришлось сквитаться с Повзло за его утренний звонок.
— Коля, это Соболин, прости Христа ради, но у меня умопомрачительные новости…
— Вовка, ты охренел совсем. Ты куда про пал? Анюта дома с ума сходит.
— Ты можешь меня выслушать? Вересове кую задержали только что в «Трех семерках» с двумя дозами героина.
На том конце трубки повисла пауза. Пока Николай приходил в себя, я в двух словах описал ему наши с художницей приключения, опустив наиболее интимные подробности.
— Что мне теперь делать? — спросил я.
После некоторой паузы Повзло посоветовал вернуться в милицию и не выпускать Вересовскую из виду.
— Да она же в камере сидит…
— Утром ее выпустят, если не раньше. На Литейном, поди, уже шорох стоит.
— А как мне сообщить папаше? Карточку-то у меня уперли.
— Думаю, что Вересовскому сообщат и без тебя. В Главке доброхотов-лизоблюдов хватает.
— Ладно, пойду заступать на пост. Коля, ты Анюте позвони сам, обрисуй ситуацию, а то мне второй раз позвонить уже не дадут.
Повзло пообещал позвонить.
* * *
Примерно в то же время телефонный звонок раздался в квартире на Петроградской стороне. Трубку взял облаченный в желтую хламиду, наголо обритый молодой парень.
— Да…
— Намгандорж, это я, Татьяна.
— Я узнал. Есть новости о вашей гостье?
— Ее задержали в каком-то баре с наркотиками…
— Где она сейчас?
— В милиции. Больше я ничего не знаю.
— Спасибо, Таня.
Монах повесил трубку и повернулся к напарнику:
— Надо срочно изымать товар. Пошли людей. Тот молча кивнул.
* * *
Подворотня напротив милицейского отделения — не лучшее место из тех, где мне приходилось проводить ночи. Я притаился в тени, чтобы не мозолить глаза постовому с автоматом у дверей. Хорошо еще удалось отыскать какой-то ящик, на нем я и пристроился, скорчившись и пытаясь хоть как-то не растерять тепло под своей легкой курткой. В боковом кармане что-то брякнуло. Я сунул руку внутрь.
Глиняная фигурка раскололась, когда крепыш отправил меня в нокаут и я поддался действию земного притяжения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
— Надо же, — пробурчал помощник оперативного дежурного, внося фамилию Ланы в КП, — однофамилица Вересовского.
— Не однофамилица, а дочь, — пробурчала Лана.
Тут все немного всполошились. Одно дело — прихватить с наркотой какую-то профурсетку, хоть и из Москвы, а совсем другое — дочку человека, максимально приближенного к верхам. Ситуация становилась непредсказуемой: за такое задержание можно было с одинаковым успехом огрести и медаль на грудь, и огурец в…
Обо мне как-то забыли, зато вокруг Ланы засуетились.
Старшина растерянно погладил подсохшую царапину на щеке, хотел что-то сказать, но махнул рукой и ушел курить на крыльцо. Зато оперативный дежурный с майорскими погонами принес дочери олигарха стакан с чаем и бутерброды (похоже, пожертвовал собственной заначкой). Отпускать ее, правда, не собирались. А вот со мной парой слов перекинуться дали.
— Володя, — Вересовская протянула мне визитку, — позвони отцу. Я понятия не имею, что это за пакетики, откуда они взялись…
— Хорошо, позвоню, — сказал я. Лану завели за барьер, лязгнула дверь «обезьянника».
Из отделения мне позвонить не дали. Спасибо, за решетку не угодил, а могли легко вместе с Вересовской к наркотикам пристегнуть. Сидел бы с ней в «обезьяннике», брал интервью: «Роль легких и тяжелых наркотиков в процессе художественного творчества»…
Следом за мной на крыльцо вышел майор.
— Эй, парень, как там тебя, журналист… Закурить не найдется?
Я протянул ему измявшуюся в вечерних приключениях пачку. Мы задымили. К нашей компании присоединился и пострадавший старшина.
— Черт бы побрал этих шишек! Распустили своих пащенков, творят что хотят.
— Кто ж знал, Степаныч, что это она?.. В Управе тоже хороши: мол, проверьте немедленно «Три семерки», есть оперативные данные, что там у парочки — героин, — майор осекся и досадливо махнул рукой.
Я почувствовал себя лишним. Продолжать отсвечивать на крыльце было ни к чему. К тому же требовалось срочно отыскать телефон-автомат. Предстояло позвонить не одному только Виктору Семеновичу Вересовскому.
Ближайшая телефонная будка обнаружилась лишь через пару кварталов. Я выудил из кармана визитку Ланы, сунул пластиковый прямоугольник в щель аппарата. Даже успел нажать первые три кнопки.
Чья-то сильная рука легла на мое плечо. Я обернулся. Что-то тяжелое припечатало меня прямо между глаз. Последнее, что я успел разглядеть краем угасающего сознания, — крепкую фигуру, зеленые холодные глаза…
* * *
Голова раскалывалась. Особенно затылок. На темечке набухала добрая шишка — в том месте, которым я соприкоснулся с таксофоном. Лоб саднил — ему тоже пришлось не сладко. Желудок тянуло расстаться со скудным содержимым. Было тошно. И в буквальном, и в переносном смысле.
Наконец удалось сфокусировать взгляд. Кабинка с таксофоном проплывала где-то над головой. Справа, слева и снизу — холодный сухой асфальт. Рядом я нащупал стену дома. Попытался встать — и новый приступ боли расколол череп. Вот так и получают сотрясение… Если мозги в голове есть.
Принять вертикальное положение с трудом, но удалось.
Я ощупал карманы — кошелек, ключи, документы — все на месте. Не пострадал и пейджер на поясе. А вот таксофонной карточке на четыреста единиц (между прочим, казенной) не повезло. Как, впрочем, и визитке с номером Вересовского. Стало быть, кто-то не хотел, чтобы Вересовский узнал раньше времени о дочкином залете? Что там майор говорил на крыльце о звонке из Главка с требованием проверить парочку в «Трех семерках»?
Выходит, проверяли именно нас с Ланой. Точнее, Лану, ведь у меня наркоты не было. Припомнив реакцию в отделении, когда выяснилось, что задержанная — «та самая Вересовская», я сообразил, что наколку на «парочку» давали без имен, иначе начались бы вопросы, согласования. О назначении Вересовского к тому моменту знали уже все.
Но и предугадать, что мы с художницей окажемся именно в «Трех семерках», было невозможно. Значит, нас вели от самой «Дыры». Или из «Дыры», если учесть, что выбралась мы оттуда через черный ход. Крепыш с сосисками в «Трех семерках» — он вошел туда через пару минут после нас. Крепыш…
Обо всем этом стоило поразмыслить. Но позже, позже… Надо как-то добраться до телефона. Я ведь собирался звонить не одному Вересовскому.
Я отыскал круглосуточный магазин. Продавщица странно посмотрела на мою разукрашенную физиономию, но журналистские корочки немного сгладили недоверие. После десятка гудков на том конце провода сняли трубку.
— Да… Какого черта… Три часа ночи… — Ну вот и пришлось сквитаться с Повзло за его утренний звонок.
— Коля, это Соболин, прости Христа ради, но у меня умопомрачительные новости…
— Вовка, ты охренел совсем. Ты куда про пал? Анюта дома с ума сходит.
— Ты можешь меня выслушать? Вересове кую задержали только что в «Трех семерках» с двумя дозами героина.
На том конце трубки повисла пауза. Пока Николай приходил в себя, я в двух словах описал ему наши с художницей приключения, опустив наиболее интимные подробности.
— Что мне теперь делать? — спросил я.
После некоторой паузы Повзло посоветовал вернуться в милицию и не выпускать Вересовскую из виду.
— Да она же в камере сидит…
— Утром ее выпустят, если не раньше. На Литейном, поди, уже шорох стоит.
— А как мне сообщить папаше? Карточку-то у меня уперли.
— Думаю, что Вересовскому сообщат и без тебя. В Главке доброхотов-лизоблюдов хватает.
— Ладно, пойду заступать на пост. Коля, ты Анюте позвони сам, обрисуй ситуацию, а то мне второй раз позвонить уже не дадут.
Повзло пообещал позвонить.
* * *
Примерно в то же время телефонный звонок раздался в квартире на Петроградской стороне. Трубку взял облаченный в желтую хламиду, наголо обритый молодой парень.
— Да…
— Намгандорж, это я, Татьяна.
— Я узнал. Есть новости о вашей гостье?
— Ее задержали в каком-то баре с наркотиками…
— Где она сейчас?
— В милиции. Больше я ничего не знаю.
— Спасибо, Таня.
Монах повесил трубку и повернулся к напарнику:
— Надо срочно изымать товар. Пошли людей. Тот молча кивнул.
* * *
Подворотня напротив милицейского отделения — не лучшее место из тех, где мне приходилось проводить ночи. Я притаился в тени, чтобы не мозолить глаза постовому с автоматом у дверей. Хорошо еще удалось отыскать какой-то ящик, на нем я и пристроился, скорчившись и пытаясь хоть как-то не растерять тепло под своей легкой курткой. В боковом кармане что-то брякнуло. Я сунул руку внутрь.
Глиняная фигурка раскололась, когда крепыш отправил меня в нокаут и я поддался действию земного притяжения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9