бластер Уэбнера плеснул огненным лучом. Почти в тот же самый момент существо затормозило — резкий поворот крыльев, хлопающий звук, в лица людей ударил порыв ветра — и бросилось назад, вверх, на какие-то два метра не достигнув цели.
В мозгу Турекяна с отчетливостью гравюры запечатлелась картина, которую он будет потом рассматривать снова и снова. Атакующий явно был теплокровным, но, несмотря на перья, столь же явно не был птицей. Под мощной шеей выступала килевая кость, напоминающая форштевень корабля. Голова с тупым, коротким носом и без ушных раковин; наиболее фантастическим показался Турекяну рот этого хищника, рот с самыми настоящими губами. Язык и нёбо имели красноватый цвет. И два огромных золотых глаза, в которых стояла испепеляющая ненависть. По спине — гребень жестких, белых с черными кончиками перьев, — несомненно, управляющая плоскость, а заодно — защита объемистого, выпирающего назад черепа. Хвост — веерообразный, той же самой бело-черной расцветки. Темно-красное тело; голые кожистые ноги, и когти на них — желтые.
Выстрел Уэбнера угодил в маховые перья левого крыла, за яркой вспышкой последовало облачко дыма. Издав оглушительный визг, существо накренилось, развернулось и бросилось назад. Повреждение, похоже, не было особенно серьезным и не причинило боли, но теперь левое крыло могло работать лишь вполсилы.
Турекян успел заметить три параллельные щели, тянувшиеся вдоль тела, он даже успел подумать, что на другом боку должны быть еще три такие же; все это странным образом напоминало жабры. Еще он увидел, как при взмахе крыльев щели широко распахнулись — словно три пасти зевнули одновременно — и снова захлопнулись, когда крылья пошли вниз.
Затем Турекян бросился на Уэбнера.
— Брось эту штуку, придурок, — заорал он, вцепившись в правую руку ксенолога; после недолгой борьбы пальцы, сжимавшие оружие, разжались. Тем временем раненый, потерявший скорость орнитоид присоединился к своему товарищу, и они полетели прочь.
— Что ты делаешь? — Уэбнер попытался схватить Турекяна, но тут же упал от сильного, даже жестокого, толчка. Пилот вскинул свой увеличитель, однако орнитоиды уже скрылись за вершинами деревьев.
— Поздно, слишком поздно, — почти простонал он, выпуская прибор из рук. — И все по твоей милости.
Поднявшийся на ноги Уэбнер буквально трясся от ярости, его лицо побелело.
— Ты что, — выкрикнул он, задыхаясь, — совсем сгейзенбергился* note 2? Ведь я — твой командир!
— Пластиковыми утками тебе бы командовать, — с ненавистью сказал Турекян. — В тазике. Выстрелить в туземца — это надо же себе такое представить.
Уэбнер ошеломленно молчал.
— А в довершение ты не дал мне возможности присмотреться толком ко второму. Кажется, я заметил на нем ремни, придерживающие нечто вроде оружия, но уверенности нет.
— Арам, Вон, — взмолилась так и не выходившая из катера Юкико.
Еще несколько мгновений двое мужчин испепеляли друг друга взглядами. Затем Уэбнер глубоко вздохнул, выдохнул и пожал плечами.
— Думаю, — выдавил он, — на мне лежит обязанность привести ситуацию к какому-то разумному знаменателю, раз уж ты на такое не способен.
Ксенолог сделал долгую паузу.
— Веди себя подобающим образом, и тогда я прощу твои поступки, списав их на перевозбуждение. В противном случае придется подать рапорт с рекомендацией освободить тебя впредь от заданий, связанных с установлением первого контакта.
— Освободить? Меня?
Только большим усилием воли Турекяну удалось сдержать уже сжавшийся для удара кулак. Он громко, напряженно дышал.
— А может, вы обследуете лучше дом? — вмешалась Юкико.
Мысль о том, что нечто неизвестное — да вообще, что угодно — может таиться за этими каменными стенами, немного их охладила.
Хутор оказался полностью покинутым, на нем остались одни животные.
Дабы не восстанавливать туземцев против себя еще сильнее, исследователи не стали взламывать дверь, а вошли через окно с помощью личных антигравов. Каждый этаж состоял всего из одной-двух комнат — хозяева дома, судя по всему, ценили простор и высокие потолки значительно больше, чем уют. Этому странным образом противоречили узкие ступеньки винтовых лестниц, соединявших этажи. Украшения ограничивались аскетически строгими орнаментами. Мебель — почти исключительно столы и скамейки, нигде ничего, даже отдаленно напоминающего кровать. Спят ли вообще туземцы, а если спят, то как, стоя или сидя? Ничего такого уж невероятного, есть много существ, способных по желанию намертво закреплять свои суставы.
Пищевые запасы свидетельствовали о плотоядности крылатых гигантов. Инструменты, оружие, предметы домашнего обихода, ткани — все это имелось в изобилии, было отлично сработано, аккуратно сложено и ясно указывало на технологический уровень железного века, более-менее соответствующий земной классической цивилизации. Но наблюдались и исключения, например книги — немногочисленные и напечатанные, по всей видимости, с ручного набора. С какой лихорадочной жадностью перелистывали исследователи эти страницы! Однако иллюстрации почти отсутствовали — только в одной из книг встретилось нечто, напоминающее диаграммы из учебника по геометрии, а в другой — рисунки из руководства по строительным работам. Содержит эта культура табу на изображение своих членов, или катер просто сел рядом с домом, в котором не оказалось других книг?
Устройство и содержимое дома, а также сараев давали мало ключей к пониманию. Никто, собственно, другого и не ожидал. Представьте себя инопланетным ксенологом, оказавшимся на Земле до того, как человек вышел в космос. Ну и какие же, интересно знать, сделаете вы выводы на основании изучения жилища и кое-какой домашней утвари, принадлежащих европейцу, эскимосу, африканскому пигмею, японскому крестьянину? Вы серьезно задумаетесь, да относятся ли хозяева этих предметов к одному биологическому виду.
Со временем вы узнаете больше, только Турекян сильно сомневался, есть ли у них это время. Он довел Уэбнера до белого каления непрерывными уговорами закончить осмотр поскорее и вернуться на катер. В конце концов ксенолог сдался.
— Это совсем не значит, — сказал он, — что я не собираюсь провести детальное исследование, так и запомните. Можно, однако, сперва побеседовать, — в его голосе мелькнули презрительные нотки, — чтобы хоть немного успокоить твои страхи.
После пребывания снаружи воздух внутри корабля казался затхлым, а изображения на экранах — тусклыми. Турекян извлек из кармана трубку.
— Нет, — резко сказал Уэбнер.
— Чего? — пилот был явно ошарашен.
— Я не потерплю табачной вони в закрытой кабине.
— Я лично не возражаю, — вмешалась Юкико.
— Зато возражаю я, — повернулся к ней Уэбнер.
1 2 3 4 5 6 7 8
В мозгу Турекяна с отчетливостью гравюры запечатлелась картина, которую он будет потом рассматривать снова и снова. Атакующий явно был теплокровным, но, несмотря на перья, столь же явно не был птицей. Под мощной шеей выступала килевая кость, напоминающая форштевень корабля. Голова с тупым, коротким носом и без ушных раковин; наиболее фантастическим показался Турекяну рот этого хищника, рот с самыми настоящими губами. Язык и нёбо имели красноватый цвет. И два огромных золотых глаза, в которых стояла испепеляющая ненависть. По спине — гребень жестких, белых с черными кончиками перьев, — несомненно, управляющая плоскость, а заодно — защита объемистого, выпирающего назад черепа. Хвост — веерообразный, той же самой бело-черной расцветки. Темно-красное тело; голые кожистые ноги, и когти на них — желтые.
Выстрел Уэбнера угодил в маховые перья левого крыла, за яркой вспышкой последовало облачко дыма. Издав оглушительный визг, существо накренилось, развернулось и бросилось назад. Повреждение, похоже, не было особенно серьезным и не причинило боли, но теперь левое крыло могло работать лишь вполсилы.
Турекян успел заметить три параллельные щели, тянувшиеся вдоль тела, он даже успел подумать, что на другом боку должны быть еще три такие же; все это странным образом напоминало жабры. Еще он увидел, как при взмахе крыльев щели широко распахнулись — словно три пасти зевнули одновременно — и снова захлопнулись, когда крылья пошли вниз.
Затем Турекян бросился на Уэбнера.
— Брось эту штуку, придурок, — заорал он, вцепившись в правую руку ксенолога; после недолгой борьбы пальцы, сжимавшие оружие, разжались. Тем временем раненый, потерявший скорость орнитоид присоединился к своему товарищу, и они полетели прочь.
— Что ты делаешь? — Уэбнер попытался схватить Турекяна, но тут же упал от сильного, даже жестокого, толчка. Пилот вскинул свой увеличитель, однако орнитоиды уже скрылись за вершинами деревьев.
— Поздно, слишком поздно, — почти простонал он, выпуская прибор из рук. — И все по твоей милости.
Поднявшийся на ноги Уэбнер буквально трясся от ярости, его лицо побелело.
— Ты что, — выкрикнул он, задыхаясь, — совсем сгейзенбергился* note 2? Ведь я — твой командир!
— Пластиковыми утками тебе бы командовать, — с ненавистью сказал Турекян. — В тазике. Выстрелить в туземца — это надо же себе такое представить.
Уэбнер ошеломленно молчал.
— А в довершение ты не дал мне возможности присмотреться толком ко второму. Кажется, я заметил на нем ремни, придерживающие нечто вроде оружия, но уверенности нет.
— Арам, Вон, — взмолилась так и не выходившая из катера Юкико.
Еще несколько мгновений двое мужчин испепеляли друг друга взглядами. Затем Уэбнер глубоко вздохнул, выдохнул и пожал плечами.
— Думаю, — выдавил он, — на мне лежит обязанность привести ситуацию к какому-то разумному знаменателю, раз уж ты на такое не способен.
Ксенолог сделал долгую паузу.
— Веди себя подобающим образом, и тогда я прощу твои поступки, списав их на перевозбуждение. В противном случае придется подать рапорт с рекомендацией освободить тебя впредь от заданий, связанных с установлением первого контакта.
— Освободить? Меня?
Только большим усилием воли Турекяну удалось сдержать уже сжавшийся для удара кулак. Он громко, напряженно дышал.
— А может, вы обследуете лучше дом? — вмешалась Юкико.
Мысль о том, что нечто неизвестное — да вообще, что угодно — может таиться за этими каменными стенами, немного их охладила.
Хутор оказался полностью покинутым, на нем остались одни животные.
Дабы не восстанавливать туземцев против себя еще сильнее, исследователи не стали взламывать дверь, а вошли через окно с помощью личных антигравов. Каждый этаж состоял всего из одной-двух комнат — хозяева дома, судя по всему, ценили простор и высокие потолки значительно больше, чем уют. Этому странным образом противоречили узкие ступеньки винтовых лестниц, соединявших этажи. Украшения ограничивались аскетически строгими орнаментами. Мебель — почти исключительно столы и скамейки, нигде ничего, даже отдаленно напоминающего кровать. Спят ли вообще туземцы, а если спят, то как, стоя или сидя? Ничего такого уж невероятного, есть много существ, способных по желанию намертво закреплять свои суставы.
Пищевые запасы свидетельствовали о плотоядности крылатых гигантов. Инструменты, оружие, предметы домашнего обихода, ткани — все это имелось в изобилии, было отлично сработано, аккуратно сложено и ясно указывало на технологический уровень железного века, более-менее соответствующий земной классической цивилизации. Но наблюдались и исключения, например книги — немногочисленные и напечатанные, по всей видимости, с ручного набора. С какой лихорадочной жадностью перелистывали исследователи эти страницы! Однако иллюстрации почти отсутствовали — только в одной из книг встретилось нечто, напоминающее диаграммы из учебника по геометрии, а в другой — рисунки из руководства по строительным работам. Содержит эта культура табу на изображение своих членов, или катер просто сел рядом с домом, в котором не оказалось других книг?
Устройство и содержимое дома, а также сараев давали мало ключей к пониманию. Никто, собственно, другого и не ожидал. Представьте себя инопланетным ксенологом, оказавшимся на Земле до того, как человек вышел в космос. Ну и какие же, интересно знать, сделаете вы выводы на основании изучения жилища и кое-какой домашней утвари, принадлежащих европейцу, эскимосу, африканскому пигмею, японскому крестьянину? Вы серьезно задумаетесь, да относятся ли хозяева этих предметов к одному биологическому виду.
Со временем вы узнаете больше, только Турекян сильно сомневался, есть ли у них это время. Он довел Уэбнера до белого каления непрерывными уговорами закончить осмотр поскорее и вернуться на катер. В конце концов ксенолог сдался.
— Это совсем не значит, — сказал он, — что я не собираюсь провести детальное исследование, так и запомните. Можно, однако, сперва побеседовать, — в его голосе мелькнули презрительные нотки, — чтобы хоть немного успокоить твои страхи.
После пребывания снаружи воздух внутри корабля казался затхлым, а изображения на экранах — тусклыми. Турекян извлек из кармана трубку.
— Нет, — резко сказал Уэбнер.
— Чего? — пилот был явно ошарашен.
— Я не потерплю табачной вони в закрытой кабине.
— Я лично не возражаю, — вмешалась Юкико.
— Зато возражаю я, — повернулся к ней Уэбнер.
1 2 3 4 5 6 7 8