— У нас их много. Когда вы вернетесь…
— Мы еще несколько дней будем ни к чему не годны, — предупредил его Даид. — Смертная плоть, это нелегко — быть Богом.
Они дошли до его дома. У дверей он смущенно остановился. — Следовало бы пригласить вас r дом, но…
— Я понимаю. Семейный обряд. — Толтека улыбнулся. — Я пройдусь до парка, в конец города. Вы будете там проходить, и я помахаю вам на прощание.
— Спасибо, даль-друг.
Дверь закрылась. Постояв немного, глубоко затягиваясь, он каблуком затоптал окурок и зашагал между наглухо закрытыми стенами.
ГЛАВА 10
Парк пестрел от цветов. Несколько членов экспедиции гуляли под тенистыми деревьями, также ожидая выхода. Толтека увидел Ворона и сжал губы. «Из себя не выйду». Он подошел и поздоровался.
Ворон ответил с лохланнской формальностью. Для этого случая наемник оделся по-парадному: блуза, брюки, сапоги из тисненой кожи, расшитая куртка. Он стоял прямо, рядом с высоким — ростом с него самого — кустом бейльцвета. Его почки распустились буйством алых цветов. Они пахли почти, но не совсем, как их горные родственники: травами, летними лугами и чем-то еще, едва уловимым, проносящимся почти за пределами памяти. Сиамский кот Зио свернулся на руках у Ворона, одной рукой тот гладил зверя, получая в ответ урчание.
Толтека повторил предупреждение Даида о крепости. Ворон кивнул темной головой.
— Я знаю это. На их месте я сделал бы то же самое.
— Да, ты бы сделал, — ответил Толтека. Он вспомнил о своем решении и беспристрастно добавил. — Хотя такая сверхразрушительность, кажется, нехарактерна для гвидионцев.
— Это нехарактерный сезон. Раз в пять стандартных лет, в течение около десяти стандартных дней с ними что-то происходит. Мне было бы легче, если бы я знал, что.
— Я думаю… — Толтека помедлил. Он вовсе не хотел говорить это в слух. Но наконец, — Какая-то дионистическая религия.
— Не могу поверить, — сказал Ворон. — Эти люди знают о фотосинтезе. Они не верят, что магические демонстрации делают землю плодородной.
— И все же эти церемонии они могут совершать по какой-нибудь исторической, психологической причине или… — Толтека поморщился, представив как Эльфави, пьяная, задыхается в руках то одного, то другого. Однако, не скажет он — скажет кто-то другой, и в конце-концов он уже достаточно зрел, настаивал он, чтобы принимать человека с точки зрения его собственной культуры. — Оригинальной.
— Нет, — возразил Ворон. — Их культура не более дионистическая, чем твоя или моя. Ни в какое время года. Просто поставь себя на их место и ты поймешь. Этот холодный, рассудительный, юмористический склад ума никак не смог бы серьезно воспринимать такую свалку. Кто-нибудь обязательно бы начал смеяться и испортил бы все впечатление.
Толтека взглянул на Ворона с неожиданной теплотой.
— Думаю, ты прав. Я безусловно хочу в это верить. Но тогда что же они делают?
И через минуту.
— Нас некоторым образом пригласили присоединиться к ним, ты понимаешь. Так что мы могли бы просто пойти и посмотреть.
— Нет. Лучше не надо. Если ты вспомнишь, в какую форму было облечено это полуприглашение, здесь, безусловно, речь шла о наших ощущениях — присоединиться к духу празднества, что бы это ни значило. Думаю, мы не сможем притворяться. А отвлекать их, смущать их в такое время — я все больше прихожу к тому, что это стержень всей их культуры — этим мы можем потерять их доброе расположение.
— М-м, да, возможно… Погоди! Может мы сможем присоединиться. Я имею в виду, если речь идет о каком-нибудь наркотике. Вероятно, какой-нибудь галлюциноген наподобие мескалина, хотя также может быть и что-нибудь в роде лизергиновой кислоты. Во всяком случае, не может ли Бейль основываться на этом? Знаешь, многие общества, некоторые из них с довольно научными представлениями, полагают, что их священный наркотик открывает истины, иного доступа к которым нет.
Ворон отрицательно покачал головой.
— Если бы это было так, — ответил он, — они бы употребляли его чаще, чем раз в пять лет. И тогда не было бы такого тумана относительно их религии. Они либо ясно сказали бы нам о наркотике, либо вежливо объяснили бы, что мы не посвященные и то, что происходит в Священном Городе — не наше дело. Другой аргумент против твоего предложения это то, что в своей повседневной жизни они полностью избегают наркотиков. Им не нравится сама мысль о чем-либо противодействующем нормальному функционированию тела и мысли. Ты знаешь, прошедший день — это первый случай, когда я увидел, услышал или читал о пьяном гвидионце.
— Тогда, — в раздражении рявкнул Толтека, — может ты скажешь, что же они делают!
— Если бы я мог.
Беспокойный взгляд Ворона упал на бейльцвет.
— А химический анализ вот этого уже сделан?
— Да, всего лишь несколько часов назад. Не нашли ничего особенного.
— Что вообще ничего?
— Эх, ну, в его запахе среди других компонентов действительно содержится какой-то элемент, может для приманки опыляющих насекомых. Но он вполне безвредный. Если его вдыхать в чрезвычайно высокой концентрации — в несколько тысяч раз выше той, что встречается на открытом воздухе — то, я полагаю, может и возникнет головокружение. Но уверенно сказать нельзя.
Ворон нахмурился.
— И тем не менее этот куст назван в честь этого праздника. И это единственное на всей планете растение, у которого нет никакой мифологии.
— Зингез и я проработали это, после того как он проверил свои лингвистические справки. Нужно иметь в виду, что гвидионский язык выходит из довольно устаревшего английского диалекта, родственного с родовым английским. Это слово — «бейль» может означать многое, в зависимости от последней деривации. Оно может обозначать связку; костер, особенно погребальный; зло или бедствие, и — более далекое, с другим написанием, бааль — это древнее обозначение бога.
Толтека постучал новой сигаретой о ноготь большого пальца и нервным движением зажег ее о подошву ботинка. — Можно представить, как гвидионцы могли переплести такое множество значений, — продолжил он, — какая продуманная символика здесь может быть. У этих цветов длинные лепестки, устремленные вверх; цветущий куст похож на костер, как мне представляется. Горящий Куст примитивной религии. Отсюда, возможно, название — бейль. Но это может означать и «Бог», и «зло». И цветет он как раз во время Бейля. Так по всем этим совпадением бейльцвет символизирует Ночные Лица, разрушительную сторону действительности… впрочем самую жестокую и яростную ее фазу. Потому-то никто об этом и не говорит. Они избегают создавать мифы, предложенные столь явно, Гвидионцы не отрицают, что зло и горе существуют, но и не сходят со своего пути для размышления над этим.
— Знаю, — сказал Ворон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
— Мы еще несколько дней будем ни к чему не годны, — предупредил его Даид. — Смертная плоть, это нелегко — быть Богом.
Они дошли до его дома. У дверей он смущенно остановился. — Следовало бы пригласить вас r дом, но…
— Я понимаю. Семейный обряд. — Толтека улыбнулся. — Я пройдусь до парка, в конец города. Вы будете там проходить, и я помахаю вам на прощание.
— Спасибо, даль-друг.
Дверь закрылась. Постояв немного, глубоко затягиваясь, он каблуком затоптал окурок и зашагал между наглухо закрытыми стенами.
ГЛАВА 10
Парк пестрел от цветов. Несколько членов экспедиции гуляли под тенистыми деревьями, также ожидая выхода. Толтека увидел Ворона и сжал губы. «Из себя не выйду». Он подошел и поздоровался.
Ворон ответил с лохланнской формальностью. Для этого случая наемник оделся по-парадному: блуза, брюки, сапоги из тисненой кожи, расшитая куртка. Он стоял прямо, рядом с высоким — ростом с него самого — кустом бейльцвета. Его почки распустились буйством алых цветов. Они пахли почти, но не совсем, как их горные родственники: травами, летними лугами и чем-то еще, едва уловимым, проносящимся почти за пределами памяти. Сиамский кот Зио свернулся на руках у Ворона, одной рукой тот гладил зверя, получая в ответ урчание.
Толтека повторил предупреждение Даида о крепости. Ворон кивнул темной головой.
— Я знаю это. На их месте я сделал бы то же самое.
— Да, ты бы сделал, — ответил Толтека. Он вспомнил о своем решении и беспристрастно добавил. — Хотя такая сверхразрушительность, кажется, нехарактерна для гвидионцев.
— Это нехарактерный сезон. Раз в пять стандартных лет, в течение около десяти стандартных дней с ними что-то происходит. Мне было бы легче, если бы я знал, что.
— Я думаю… — Толтека помедлил. Он вовсе не хотел говорить это в слух. Но наконец, — Какая-то дионистическая религия.
— Не могу поверить, — сказал Ворон. — Эти люди знают о фотосинтезе. Они не верят, что магические демонстрации делают землю плодородной.
— И все же эти церемонии они могут совершать по какой-нибудь исторической, психологической причине или… — Толтека поморщился, представив как Эльфави, пьяная, задыхается в руках то одного, то другого. Однако, не скажет он — скажет кто-то другой, и в конце-концов он уже достаточно зрел, настаивал он, чтобы принимать человека с точки зрения его собственной культуры. — Оригинальной.
— Нет, — возразил Ворон. — Их культура не более дионистическая, чем твоя или моя. Ни в какое время года. Просто поставь себя на их место и ты поймешь. Этот холодный, рассудительный, юмористический склад ума никак не смог бы серьезно воспринимать такую свалку. Кто-нибудь обязательно бы начал смеяться и испортил бы все впечатление.
Толтека взглянул на Ворона с неожиданной теплотой.
— Думаю, ты прав. Я безусловно хочу в это верить. Но тогда что же они делают?
И через минуту.
— Нас некоторым образом пригласили присоединиться к ним, ты понимаешь. Так что мы могли бы просто пойти и посмотреть.
— Нет. Лучше не надо. Если ты вспомнишь, в какую форму было облечено это полуприглашение, здесь, безусловно, речь шла о наших ощущениях — присоединиться к духу празднества, что бы это ни значило. Думаю, мы не сможем притворяться. А отвлекать их, смущать их в такое время — я все больше прихожу к тому, что это стержень всей их культуры — этим мы можем потерять их доброе расположение.
— М-м, да, возможно… Погоди! Может мы сможем присоединиться. Я имею в виду, если речь идет о каком-нибудь наркотике. Вероятно, какой-нибудь галлюциноген наподобие мескалина, хотя также может быть и что-нибудь в роде лизергиновой кислоты. Во всяком случае, не может ли Бейль основываться на этом? Знаешь, многие общества, некоторые из них с довольно научными представлениями, полагают, что их священный наркотик открывает истины, иного доступа к которым нет.
Ворон отрицательно покачал головой.
— Если бы это было так, — ответил он, — они бы употребляли его чаще, чем раз в пять лет. И тогда не было бы такого тумана относительно их религии. Они либо ясно сказали бы нам о наркотике, либо вежливо объяснили бы, что мы не посвященные и то, что происходит в Священном Городе — не наше дело. Другой аргумент против твоего предложения это то, что в своей повседневной жизни они полностью избегают наркотиков. Им не нравится сама мысль о чем-либо противодействующем нормальному функционированию тела и мысли. Ты знаешь, прошедший день — это первый случай, когда я увидел, услышал или читал о пьяном гвидионце.
— Тогда, — в раздражении рявкнул Толтека, — может ты скажешь, что же они делают!
— Если бы я мог.
Беспокойный взгляд Ворона упал на бейльцвет.
— А химический анализ вот этого уже сделан?
— Да, всего лишь несколько часов назад. Не нашли ничего особенного.
— Что вообще ничего?
— Эх, ну, в его запахе среди других компонентов действительно содержится какой-то элемент, может для приманки опыляющих насекомых. Но он вполне безвредный. Если его вдыхать в чрезвычайно высокой концентрации — в несколько тысяч раз выше той, что встречается на открытом воздухе — то, я полагаю, может и возникнет головокружение. Но уверенно сказать нельзя.
Ворон нахмурился.
— И тем не менее этот куст назван в честь этого праздника. И это единственное на всей планете растение, у которого нет никакой мифологии.
— Зингез и я проработали это, после того как он проверил свои лингвистические справки. Нужно иметь в виду, что гвидионский язык выходит из довольно устаревшего английского диалекта, родственного с родовым английским. Это слово — «бейль» может означать многое, в зависимости от последней деривации. Оно может обозначать связку; костер, особенно погребальный; зло или бедствие, и — более далекое, с другим написанием, бааль — это древнее обозначение бога.
Толтека постучал новой сигаретой о ноготь большого пальца и нервным движением зажег ее о подошву ботинка. — Можно представить, как гвидионцы могли переплести такое множество значений, — продолжил он, — какая продуманная символика здесь может быть. У этих цветов длинные лепестки, устремленные вверх; цветущий куст похож на костер, как мне представляется. Горящий Куст примитивной религии. Отсюда, возможно, название — бейль. Но это может означать и «Бог», и «зло». И цветет он как раз во время Бейля. Так по всем этим совпадением бейльцвет символизирует Ночные Лица, разрушительную сторону действительности… впрочем самую жестокую и яростную ее фазу. Потому-то никто об этом и не говорит. Они избегают создавать мифы, предложенные столь явно, Гвидионцы не отрицают, что зло и горе существуют, но и не сходят со своего пути для размышления над этим.
— Знаю, — сказал Ворон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29