— Идут! Они найдут нас по запаху…
— К этому я подготовился, — возразил Флэндри, на мгновение оскалив в усмешке зубы, и пока Брайс поднимал с земли Темулака, достал из куртки плоскую литровую флягу, отвернул крышку и обрызгал все вокруг бензином.
— Если они вообще что-нибудь будут в состоянии унюхать, Я сдаюсь. Идем.
Брайс шел впереди, указывая дорогу: по проулку на соседнюю улицу, пересекли страшный открытый участок, перебегая на другую сторону улицы, переправили ардазирца через ограду сада. Любая частная машина с людьми, появившаяся после наступления темноты, подвергалась обстрелу с воздуха, но до явочной квартиры было недалеко. «Даже слишком близко», — подумал Флэндри. Но если разобраться, у кого на Виксене может быть опыт в проведении таких операций? Кит отыскала в Гарте этих своих друзей, тех самых, что тайком отправили ее на Терру, и они прямиком привели Флэндри в свою до боли крошечную организацию. Да, это позволило ускорить ход вещей, а вот предположим, что ардазирхо подослали своего человека? Или… Просто не пришло еще то время, когда будут ардазирхо допрашивать людей с пристрастием, вводить наркотики, и вот тогда потребуется создавать ячейки и конспиративные квартиры, менять пароли, подземные убежища, или все это подполье накроют.
Флэндри проковылял по размокшей клумбе, помог Брайсу занести Темулака в буреубежище, каковое обязательно имелось в каждом гартском доме. Из убежища был прокопан туннель, но по крайней мере вход в него был хорошо замаскирован. Они на ощупь добрались до другого конца туннеля, выходившего под домом, адрес которого им никогда не скажут.
Когда открылась дверь, Юдифь Херст даже взвизгнула: в тусклом свете вырисовалась тяжелая туша Брайса с обмякшим Темулаком на руках. Следом вошел Флэндри, на ходу стягивая с себя плащ и облегченно посвистывая.
— Ой, — затаила дыхание Юдифь. — Поймали! Брайс окинул взглядом собравшихся. В свете единственной лампы дневного света стояло около дюжины человек с напряженными смуглыми лицами. Отбрасываемые ими чудовищные тени легли по углам и на ставни. На ремнях у них поблескивали ножи и запретные пистолеты. Сидела только Кит, ссутулившаяся в отупляющей тоске, оглушенная реакцией на стимулол.
— С грехом пополам, будь он проклят, — проворчал Брайс. — Не будь капитана, ничего бы не вышло. Сэр Доминик, я хочу попросить у вас прощения за те мысли, которые возникали у меня в последнее время, — о Терре.
— И я тоже, — выступила вперед Юдифь и взяла руки флотского капитана в свои. Она была одной из немногих женщин, посвятивших себя подпольной работе, и Флэндри подумал, какое преступление подвергать риску быть застреленной такую красавицу. Высокая, с золотисто-каштановыми волосами и белой как снег кожей, карие глаза с поволокой на полном лице, пухлые губы, тело плотно обтягивают шорты и короткое «болеро». — Я уж и не надеялась увидеть вас, — сказала она. — А вы вернулись, действительно добившись успеха, первого нашего успеха в этой войне.
— Пивом голову не обманешь, — предупредил Флэндри и отвесил ей самый светский из своих поклонов. — Кстати, раз уж речь зашла об этом, я бы принял чего-нибудь на душу, а лучшего виночерпия и вообразить трудно. Но сначала давайте займемся братцем Темулаком. Сюда, что ли?
Когда он проходил мимо Кит, она подняла на него свой измученный взгляд, по ее щекам текли слезы.
— Ой, Доминик, ты живой, — прошептала она. — Остальное пустяки. — Она встала на непослушные ноги, а он улыбнулся ей с озабоченным видом и прошел мимо — его голова была занята вопросами технического характера.
Будь у него соответствующая биопсихологическая лаборатория, он бы установил, как с помощью препаратов и электроники вытянуть из Темулака правдивые показания, а пока не имелось даже достаточной информации об этом виде существ. Так что ему придется полагаться только на определенные, широко применяемые, если не универсальные, законы психологии. По его указаниям в боковой комнатушке поставили удобную койку. Он раздел Темулака и привязал его к кровати накрепко, но мягкими веревками, чтобы не повредить кожу. Пленник зашевелился. Когда Флэндри закончил работу, Темулак, накрепко привязанный к койке, лежал, открыв глаза и скаля белые зубы, а из его глотки слышалось глухое рычание.
— Получше стало? — сладким голосом спросил человек.
— Еще лучше будет, когда мы выволочем тебя на улицу, — ардазирец говорил на англике с сильным акцентом, но бегло, и в голосе звучали стальные нотки надменности.
— Дрожь берет. — Флэндри прикурил сигарету. — Так вот, приятель, если ты соизволишь сейчас ответить на несколько вопросов, это избавит тебя от многих неприятностей. Я так полагаю, что, раз ты остался жив, у тебя из памяти стерты данные о координатах твоего родного светила, но у тебя есть ключик к разгадке. — Он в задумчивости выпустил дым колечками. — И, конечно же, есть и такое, что ты знаешь наверняка по самой своей должности. И самое разное, сердечный, а я, со своей стороны, страшно хочу все это узнать. — Он прищелкнул языком. — Только не пойми меня буквально. Если кому и будет страшно, так это тебе.
Темулак напрягся:
— Если ты думаешь, что я заплачу за свою жизнь предательством орбеха…
— Ясно дело.
Рыжая шерсть встала дыбом, Темулак прорычал:
— Нет такой боли, которая заставит меня сделать это. И я не верю, что ты разбираешься настолько хорошо в психофизиологии моего народа, чтобы полностью меня перепрограммировать.
— Нет, не разбираюсь, — признался Флэндри. — Пока еще не разбираюсь. Да и в любом случае у меня на это нет времени, а пытки такие изматывающие… И все равно они не дают никакой гарантии, что если ты заговоришь, то не будешь вилять. Нет, мой друг, ты сам очень скоро захочешь излиться мне. Как только тебе все осточертеет, просто позови меня, и я приду тебя выслушать.
Он кивнул доктору Рейнеке. Врач подкатил оборудование, позаимствованное по просьбе Флэндри из Центральной больницы Гарта. На голову Темулаку натянули капюшон, чтобы не мог ничего видеть, уши залепили воском, чтобы не мог ничего слышать, в нос вставили затычки, одна установка внутривенно подавала питание, а другая удаляла шлаки. И ушли, оставив его лежать неподвижно в полнейшей темноте, чуть ли не замогильной, если бы не мягкое прикосновение пут и постели. Никаких ощущений извне. Боли никакой, никакой постоянно давящей боли, но мозг не может жить в такой изоляции. Когда не с чем сопоставить, он быстро теряет всякое ощущение времени, и час кажется днем, потом неделей, а то и годом. Пропадает ощущение пространства и вещественной действительности. Приходят галлюцинации, и воля сдает. Особенно это действенно, когда жертва находится среди врагов, в любой момент ожидая удара хлыстом или ножом, которые в его собственной кровожадной культуре непременно были бы пущены в ход.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
— К этому я подготовился, — возразил Флэндри, на мгновение оскалив в усмешке зубы, и пока Брайс поднимал с земли Темулака, достал из куртки плоскую литровую флягу, отвернул крышку и обрызгал все вокруг бензином.
— Если они вообще что-нибудь будут в состоянии унюхать, Я сдаюсь. Идем.
Брайс шел впереди, указывая дорогу: по проулку на соседнюю улицу, пересекли страшный открытый участок, перебегая на другую сторону улицы, переправили ардазирца через ограду сада. Любая частная машина с людьми, появившаяся после наступления темноты, подвергалась обстрелу с воздуха, но до явочной квартиры было недалеко. «Даже слишком близко», — подумал Флэндри. Но если разобраться, у кого на Виксене может быть опыт в проведении таких операций? Кит отыскала в Гарте этих своих друзей, тех самых, что тайком отправили ее на Терру, и они прямиком привели Флэндри в свою до боли крошечную организацию. Да, это позволило ускорить ход вещей, а вот предположим, что ардазирхо подослали своего человека? Или… Просто не пришло еще то время, когда будут ардазирхо допрашивать людей с пристрастием, вводить наркотики, и вот тогда потребуется создавать ячейки и конспиративные квартиры, менять пароли, подземные убежища, или все это подполье накроют.
Флэндри проковылял по размокшей клумбе, помог Брайсу занести Темулака в буреубежище, каковое обязательно имелось в каждом гартском доме. Из убежища был прокопан туннель, но по крайней мере вход в него был хорошо замаскирован. Они на ощупь добрались до другого конца туннеля, выходившего под домом, адрес которого им никогда не скажут.
Когда открылась дверь, Юдифь Херст даже взвизгнула: в тусклом свете вырисовалась тяжелая туша Брайса с обмякшим Темулаком на руках. Следом вошел Флэндри, на ходу стягивая с себя плащ и облегченно посвистывая.
— Ой, — затаила дыхание Юдифь. — Поймали! Брайс окинул взглядом собравшихся. В свете единственной лампы дневного света стояло около дюжины человек с напряженными смуглыми лицами. Отбрасываемые ими чудовищные тени легли по углам и на ставни. На ремнях у них поблескивали ножи и запретные пистолеты. Сидела только Кит, ссутулившаяся в отупляющей тоске, оглушенная реакцией на стимулол.
— С грехом пополам, будь он проклят, — проворчал Брайс. — Не будь капитана, ничего бы не вышло. Сэр Доминик, я хочу попросить у вас прощения за те мысли, которые возникали у меня в последнее время, — о Терре.
— И я тоже, — выступила вперед Юдифь и взяла руки флотского капитана в свои. Она была одной из немногих женщин, посвятивших себя подпольной работе, и Флэндри подумал, какое преступление подвергать риску быть застреленной такую красавицу. Высокая, с золотисто-каштановыми волосами и белой как снег кожей, карие глаза с поволокой на полном лице, пухлые губы, тело плотно обтягивают шорты и короткое «болеро». — Я уж и не надеялась увидеть вас, — сказала она. — А вы вернулись, действительно добившись успеха, первого нашего успеха в этой войне.
— Пивом голову не обманешь, — предупредил Флэндри и отвесил ей самый светский из своих поклонов. — Кстати, раз уж речь зашла об этом, я бы принял чего-нибудь на душу, а лучшего виночерпия и вообразить трудно. Но сначала давайте займемся братцем Темулаком. Сюда, что ли?
Когда он проходил мимо Кит, она подняла на него свой измученный взгляд, по ее щекам текли слезы.
— Ой, Доминик, ты живой, — прошептала она. — Остальное пустяки. — Она встала на непослушные ноги, а он улыбнулся ей с озабоченным видом и прошел мимо — его голова была занята вопросами технического характера.
Будь у него соответствующая биопсихологическая лаборатория, он бы установил, как с помощью препаратов и электроники вытянуть из Темулака правдивые показания, а пока не имелось даже достаточной информации об этом виде существ. Так что ему придется полагаться только на определенные, широко применяемые, если не универсальные, законы психологии. По его указаниям в боковой комнатушке поставили удобную койку. Он раздел Темулака и привязал его к кровати накрепко, но мягкими веревками, чтобы не повредить кожу. Пленник зашевелился. Когда Флэндри закончил работу, Темулак, накрепко привязанный к койке, лежал, открыв глаза и скаля белые зубы, а из его глотки слышалось глухое рычание.
— Получше стало? — сладким голосом спросил человек.
— Еще лучше будет, когда мы выволочем тебя на улицу, — ардазирец говорил на англике с сильным акцентом, но бегло, и в голосе звучали стальные нотки надменности.
— Дрожь берет. — Флэндри прикурил сигарету. — Так вот, приятель, если ты соизволишь сейчас ответить на несколько вопросов, это избавит тебя от многих неприятностей. Я так полагаю, что, раз ты остался жив, у тебя из памяти стерты данные о координатах твоего родного светила, но у тебя есть ключик к разгадке. — Он в задумчивости выпустил дым колечками. — И, конечно же, есть и такое, что ты знаешь наверняка по самой своей должности. И самое разное, сердечный, а я, со своей стороны, страшно хочу все это узнать. — Он прищелкнул языком. — Только не пойми меня буквально. Если кому и будет страшно, так это тебе.
Темулак напрягся:
— Если ты думаешь, что я заплачу за свою жизнь предательством орбеха…
— Ясно дело.
Рыжая шерсть встала дыбом, Темулак прорычал:
— Нет такой боли, которая заставит меня сделать это. И я не верю, что ты разбираешься настолько хорошо в психофизиологии моего народа, чтобы полностью меня перепрограммировать.
— Нет, не разбираюсь, — признался Флэндри. — Пока еще не разбираюсь. Да и в любом случае у меня на это нет времени, а пытки такие изматывающие… И все равно они не дают никакой гарантии, что если ты заговоришь, то не будешь вилять. Нет, мой друг, ты сам очень скоро захочешь излиться мне. Как только тебе все осточертеет, просто позови меня, и я приду тебя выслушать.
Он кивнул доктору Рейнеке. Врач подкатил оборудование, позаимствованное по просьбе Флэндри из Центральной больницы Гарта. На голову Темулаку натянули капюшон, чтобы не мог ничего видеть, уши залепили воском, чтобы не мог ничего слышать, в нос вставили затычки, одна установка внутривенно подавала питание, а другая удаляла шлаки. И ушли, оставив его лежать неподвижно в полнейшей темноте, чуть ли не замогильной, если бы не мягкое прикосновение пут и постели. Никаких ощущений извне. Боли никакой, никакой постоянно давящей боли, но мозг не может жить в такой изоляции. Когда не с чем сопоставить, он быстро теряет всякое ощущение времени, и час кажется днем, потом неделей, а то и годом. Пропадает ощущение пространства и вещественной действительности. Приходят галлюцинации, и воля сдает. Особенно это действенно, когда жертва находится среди врагов, в любой момент ожидая удара хлыстом или ножом, которые в его собственной кровожадной культуре непременно были бы пущены в ход.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64