Обсудив детали, опознание решили проводить вместе: Вера — со свидетелями, а Протасевич — с опознаваемыми. Пригласили двух понятых.
По просьбе следователя машинистка быстренько отпечатала в трех экземплярах тексты: «Тетенька, я из деревни, у меня мама умерла, а шофер ждать меня не хочет».
Это слышала Пушкова.
«Там, на автобусной остановке, авария».
Это для Светы и Оли.
«Дядечка, ой, увези скорей, мужик за мной гонится, пьяный и с топором».
Это сказала неизвестная Шибкову.
Бумажки раздали всем трем женщинам. С неослабевающим удивлением наблюдала Вера Васильевна за поведением Снеговой. Она казалась совершенно безмятежной. Вытянув шею, заглянула в бумажку соседки. Что это? Может быть, невиновность? Или умение владеть собой? Если последнее, то просто поразительно и совсем необъяснимо. «Ну что ж, на то и щука в речке, чтоб карась не дремал», — усмехнулась Вера.
В кабинет Николаева привели Снегову, здесь же были понятые и Протасевич. Из кабинета в крохотную приемную вел небольшой тамбур, двери в нем оставили открытыми, голоса должны звучать ясно и чисто. Женщин усадили так, чтобы их не было видно из прихожей.
Первой в приемную пригласили Олю Богомолову. Она вошла, заинтересованная необычной ситуацией.
— Там, на автобусной остановке, авария, — послышалась фраза.
Вера Васильевна, внимательно наблюдавшая за Олей, поняла — нет.
— Там, на автобусной остановке… — услышав этот голос, Ольга беспокойно глянула на Веру Васильевну, та оставалась бесстрастной; а голос звучал из кабинета: —…авария.
— Она, — прошептала Богомолова и закричала вдруг, закрывая лицо руками: — Она! Она! Она!
Вера Васильевна бросилась к ней, успокаивая, но сама ощущала неприятное чувство, как будто рядом происходит что-то страшное, непоправимое. «Все верно, — пронеслось в голове, — это же противоестественно — убийство!»
— Свидетелем Богомоловой опознана подозреваемая Снегова, — услышала Вера Васильевна слова прокурора и вывела Олю в коридор.
По голосу Тамару Баркову-Снегову безошибочно узнали и Высоцкая, и Пушкова, и Шибков; последний, услышав Тамару, удивленно сказал:
— Она, стерва! — и извинился.
Конечно, это была удача.
Но побледневшая Снегова упрямо твердила свое: «Нет, не я».
Оставался только один день, когда Снегову-Баркову можно было задерживать в отделе. Оснований для ареста недостаточно, прокурор санкции не даст, нужны еще доказательства. Но, увы. «Так, — усмехалась про себя Вера, — есть пока блохи, а не аргументы».
Но жила в ней надежда, даже уверенность в том, что огромная работа даст свои результаты, непременно даст. Как собираются ручейки и образуют полноводную реку, так собранные с трудом, иногда и с кровью доказательства рождают великую силу — истину.
О покушении на оперуполномоченного уголовного розыска знало уже все село. Общительный паренек за несколько дней успел познакомиться и подружиться со многими. Люди возмущались и недоумевали: кто в их деревне способен на такое?
— Жалко, Ярина нет, участкового, он бы, однако, мигом разобрался, — толковали жители.
По собственной инициативе председатель сельсовета собрал всех, кто видел Богданова в день перед случившимся. К приезду оперативной группы кабинет, где совсем недавно Богданов с Петуховым наводили порядок, был полон, сидели здесь и супруги Степанко. Анатолий занялся свидетелями, председатель сельсовета предоставил ему помещение. А Николаев, не мешкая, приступил к допросу основного свидетеля, Семена Ярина.
Охотник степенно ждал, пока майор достанет бумагу, ручку. Старик успел принарядиться, суконный пиджак сидел на нем мешковато, источая запах белого багульника — сибирячки спасают им от моли бережно хранимые вещи. Спокойное достоинство читалось на его лице. Начал дед Семен свой рассказ не совсем обычно.
Майор знал характер своих земляков, знал и особенности сибирского разговора, а потому слушал, не перебивая.
— Значит, так я тебе, паря, скажу. В жизни не бывает худа без добра. Вот и седни так приключилось. Ругай меня, не ругай, а я на глухариное токовище каждую весну хожу. Как взял меня батя малолетком с собой, так я и «заразился», да вот уж более шести десятков этим болею. Апрель идет — начало токовищ. Я, почитай, все их окрест знаю. Однако, думаю, пора уже, и собрался до свету. Они, глухари-то, токуют на ранней зорьке. Да ты не думай, — он прижал руку к груди, — что я их бью. Иной раз за всю весну — ни одного. Куда мне вдвоем со старухой? Любуюсь я ими, душой радуюсь.
Иду я по тайге не шибко, сторожко — глухарь пугливая птица; верст пять прошагал, там тропка у меня узехонька, — охотник показал, отмерив на столе полоску в полметра. — Вот така тропочка. Иду, значит. Был когда-нибудь на токовище? — обратился охотник к Николаеву. Тот молча кивнул. — Ну, так знашь красотищу эту. Как он, глухарь-то, шею вытянет, да ожерелку радужную надует, а гребень, гребень-то заалеется, хвост раскроет — чисто царский павлин, и цокает, цокает…
Дед мечтательно улыбнулся.
— А капалухи, подружки-то евонные, чо вытворяют — будто и вниманья не обращают, а сами глазиком зырк-зырк, ну чисто девки! — Ярин рассмеялся было, но тут же одернул себя. — Разболтался, старый.
Майор улыбнулся ему — старика торопить нельзя, уважение потеряешь, а без уважения и помощи большой не дождешься. Сибиряки — гордый народ. — Мечтаю, значит, я, — продолжал между тем дед. — Глядь, елешка небольшенька срублена у тропки, да ладненька така. Я ругнулся про себя: весной таку красоту губить, ель да кедрачик счас, весной, всю тайгу оживлят — зелененьки, свеженьки. Чо тако, думаю? Глянул в сторону. Глаз-то у меня зоркий, увидел сразу — есть чо-то под ветками. Подошел — батюшки-светы, то паренек ваш, Алик. В кровище весь, без памяти. Пригляделся — живой. Тут уж я не помня себя волокушу соорудил — на себе-то не допер бы. Ну и приволок сразу к фершалице, Остально ты знашь.
Он замолчал.
— Ничего подозрительного вы не заметили, когда вышли из деревни? Или в лесу? Выстрелов не было? Никто не встретился? — обратился к нему Николаев.
— Не-е, ничего тут сказать не могу. Никого не видал, и стрельбы не было.
— Где елешка та, показать можете?
Охотник рассмеялся:
— Ты чо, паря! Как не могу, могу, конечно. Да вы и без меня найдете, я волокушей, как трактор, по тайге прошелся!
Майор решил осмотреть место нападения, а затем помочь Петухову в допросе свидетелей.
— Досталось вам, — пожалел Ярина майор. Самодельные носилки на непрочном весеннем грунте оставили глубокие следы.
— Чижолый он, — согласно кивнул охотник, — умучился. Да ведь не оставишь.
Нашли полянку, где дед увидел Алика. Вокруг множество глубоких следов больших резиновых сапог.
— Мои это, — смущенно пояснил Ярин, — я как его увидел, ни о чем не думал, только успеть бы его доставить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
По просьбе следователя машинистка быстренько отпечатала в трех экземплярах тексты: «Тетенька, я из деревни, у меня мама умерла, а шофер ждать меня не хочет».
Это слышала Пушкова.
«Там, на автобусной остановке, авария».
Это для Светы и Оли.
«Дядечка, ой, увези скорей, мужик за мной гонится, пьяный и с топором».
Это сказала неизвестная Шибкову.
Бумажки раздали всем трем женщинам. С неослабевающим удивлением наблюдала Вера Васильевна за поведением Снеговой. Она казалась совершенно безмятежной. Вытянув шею, заглянула в бумажку соседки. Что это? Может быть, невиновность? Или умение владеть собой? Если последнее, то просто поразительно и совсем необъяснимо. «Ну что ж, на то и щука в речке, чтоб карась не дремал», — усмехнулась Вера.
В кабинет Николаева привели Снегову, здесь же были понятые и Протасевич. Из кабинета в крохотную приемную вел небольшой тамбур, двери в нем оставили открытыми, голоса должны звучать ясно и чисто. Женщин усадили так, чтобы их не было видно из прихожей.
Первой в приемную пригласили Олю Богомолову. Она вошла, заинтересованная необычной ситуацией.
— Там, на автобусной остановке, авария, — послышалась фраза.
Вера Васильевна, внимательно наблюдавшая за Олей, поняла — нет.
— Там, на автобусной остановке… — услышав этот голос, Ольга беспокойно глянула на Веру Васильевну, та оставалась бесстрастной; а голос звучал из кабинета: —…авария.
— Она, — прошептала Богомолова и закричала вдруг, закрывая лицо руками: — Она! Она! Она!
Вера Васильевна бросилась к ней, успокаивая, но сама ощущала неприятное чувство, как будто рядом происходит что-то страшное, непоправимое. «Все верно, — пронеслось в голове, — это же противоестественно — убийство!»
— Свидетелем Богомоловой опознана подозреваемая Снегова, — услышала Вера Васильевна слова прокурора и вывела Олю в коридор.
По голосу Тамару Баркову-Снегову безошибочно узнали и Высоцкая, и Пушкова, и Шибков; последний, услышав Тамару, удивленно сказал:
— Она, стерва! — и извинился.
Конечно, это была удача.
Но побледневшая Снегова упрямо твердила свое: «Нет, не я».
Оставался только один день, когда Снегову-Баркову можно было задерживать в отделе. Оснований для ареста недостаточно, прокурор санкции не даст, нужны еще доказательства. Но, увы. «Так, — усмехалась про себя Вера, — есть пока блохи, а не аргументы».
Но жила в ней надежда, даже уверенность в том, что огромная работа даст свои результаты, непременно даст. Как собираются ручейки и образуют полноводную реку, так собранные с трудом, иногда и с кровью доказательства рождают великую силу — истину.
О покушении на оперуполномоченного уголовного розыска знало уже все село. Общительный паренек за несколько дней успел познакомиться и подружиться со многими. Люди возмущались и недоумевали: кто в их деревне способен на такое?
— Жалко, Ярина нет, участкового, он бы, однако, мигом разобрался, — толковали жители.
По собственной инициативе председатель сельсовета собрал всех, кто видел Богданова в день перед случившимся. К приезду оперативной группы кабинет, где совсем недавно Богданов с Петуховым наводили порядок, был полон, сидели здесь и супруги Степанко. Анатолий занялся свидетелями, председатель сельсовета предоставил ему помещение. А Николаев, не мешкая, приступил к допросу основного свидетеля, Семена Ярина.
Охотник степенно ждал, пока майор достанет бумагу, ручку. Старик успел принарядиться, суконный пиджак сидел на нем мешковато, источая запах белого багульника — сибирячки спасают им от моли бережно хранимые вещи. Спокойное достоинство читалось на его лице. Начал дед Семен свой рассказ не совсем обычно.
Майор знал характер своих земляков, знал и особенности сибирского разговора, а потому слушал, не перебивая.
— Значит, так я тебе, паря, скажу. В жизни не бывает худа без добра. Вот и седни так приключилось. Ругай меня, не ругай, а я на глухариное токовище каждую весну хожу. Как взял меня батя малолетком с собой, так я и «заразился», да вот уж более шести десятков этим болею. Апрель идет — начало токовищ. Я, почитай, все их окрест знаю. Однако, думаю, пора уже, и собрался до свету. Они, глухари-то, токуют на ранней зорьке. Да ты не думай, — он прижал руку к груди, — что я их бью. Иной раз за всю весну — ни одного. Куда мне вдвоем со старухой? Любуюсь я ими, душой радуюсь.
Иду я по тайге не шибко, сторожко — глухарь пугливая птица; верст пять прошагал, там тропка у меня узехонька, — охотник показал, отмерив на столе полоску в полметра. — Вот така тропочка. Иду, значит. Был когда-нибудь на токовище? — обратился охотник к Николаеву. Тот молча кивнул. — Ну, так знашь красотищу эту. Как он, глухарь-то, шею вытянет, да ожерелку радужную надует, а гребень, гребень-то заалеется, хвост раскроет — чисто царский павлин, и цокает, цокает…
Дед мечтательно улыбнулся.
— А капалухи, подружки-то евонные, чо вытворяют — будто и вниманья не обращают, а сами глазиком зырк-зырк, ну чисто девки! — Ярин рассмеялся было, но тут же одернул себя. — Разболтался, старый.
Майор улыбнулся ему — старика торопить нельзя, уважение потеряешь, а без уважения и помощи большой не дождешься. Сибиряки — гордый народ. — Мечтаю, значит, я, — продолжал между тем дед. — Глядь, елешка небольшенька срублена у тропки, да ладненька така. Я ругнулся про себя: весной таку красоту губить, ель да кедрачик счас, весной, всю тайгу оживлят — зелененьки, свеженьки. Чо тако, думаю? Глянул в сторону. Глаз-то у меня зоркий, увидел сразу — есть чо-то под ветками. Подошел — батюшки-светы, то паренек ваш, Алик. В кровище весь, без памяти. Пригляделся — живой. Тут уж я не помня себя волокушу соорудил — на себе-то не допер бы. Ну и приволок сразу к фершалице, Остально ты знашь.
Он замолчал.
— Ничего подозрительного вы не заметили, когда вышли из деревни? Или в лесу? Выстрелов не было? Никто не встретился? — обратился к нему Николаев.
— Не-е, ничего тут сказать не могу. Никого не видал, и стрельбы не было.
— Где елешка та, показать можете?
Охотник рассмеялся:
— Ты чо, паря! Как не могу, могу, конечно. Да вы и без меня найдете, я волокушей, как трактор, по тайге прошелся!
Майор решил осмотреть место нападения, а затем помочь Петухову в допросе свидетелей.
— Досталось вам, — пожалел Ярина майор. Самодельные носилки на непрочном весеннем грунте оставили глубокие следы.
— Чижолый он, — согласно кивнул охотник, — умучился. Да ведь не оставишь.
Нашли полянку, где дед увидел Алика. Вокруг множество глубоких следов больших резиновых сапог.
— Мои это, — смущенно пояснил Ярин, — я как его увидел, ни о чем не думал, только успеть бы его доставить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30