И даже не в том, что, по мнению толпы, он был точь-в-точь неуловимый Крис Потрошитель Банков, только лысый. Вряд ли бы настоящий Потрошитель Банков стал околачиваться здесь с пустыми седельными сумками на плече.
Нет, дело было в другом. У нас, Крокетов, в роду заведено, что каждое дело следует делать только так, как его следует делать. А сейчас следовало прикрыть дерзкого возницу огнем, потому что сам он этого сделать не сможет, заняв руки вожжами.
Я одолжил у охранника дилижанса, ожидающего отъезда, дробовик и патроны, перемахнул через коновязь и подошел к катафалку.
Бритоголовый настороженно повернулся ко мне, но я улыбнулся и устроился рядом, переламывая ружье.
– Э, нет, постойте, постойте, – запротестовал владелец похоронного бюро. – Что это вы затеяли? Для перестрелки поищите другое место. Моя колымага, как вы изволили выразиться, обошлась мне в восемьсот долларов! Это единственный катафалк на весь округ! Если вы его зальете своей кровью, кто мне его отмоет? Не думаю, что вы будете в состоянии это сделать. И хуже того, в вас-то могут и не попасть, и тогда пули продырявят лакированное дерево! Вы знаете, сколько стоит черный лак? А стеклянные дверцы? Где я потом найду такое стекло, по-вашему?
За такие слова стоило бы продырявить его самого, но меня удержал голос из народа.
– Я готов заплатить за каждую дырку, лишь бы увидеть, как парни это сделают, – выкрикнул из-за изгороди широкоплечий бородач, у которого я взял ружье.
– Я тоже! И я плачу! – раздались голоса в толпе, и кто-то уже начал сбор денег для новорожденной страховой компании. Или букмекерской конторы.
Я тряхнул патрон возле уха и загнал его в ствол. Тряхнул второй – и вернул его обратно в патронташ. Третий патрон меня вполне устроил, и он занял свое место в стволе. Я вскинул ружье, приложился и повел стволом, описывая широкую восьмерку, чтобы освоиться с чужим оружием.
– Никогда еще не катался на катафалках, – сказал я. – Не думал, что удастся это сделать при жизни.
– Ничего сложного, телега как телега, – ответил бритоголовый, спокойно раскуривая сигару и незаметно оглядываясь. – Готов? Поехали.
Застоявшиеся лошади фыркнули, заскрипели колеса, и катафалк наконец-то сдвинулся с места. Следом за нами молча двинулась и толпа зрителей. На площади, в окружении растерянной стайки мух, остался только владелец похоронного бюро, пересчитывающий собранные деньги.
Главная – она же единственная – улица городка вела прямиком от площади на кладбище, плавно поднимаясь в гору. Заинтересованные зрители перебегали вслед за катафалком, держась поближе к стенам домов.
Бритоголовый продолжал незаметно оглядываться, сохраняя беспечно-презрительную улыбку.
В открытой набедренной кобуре я заметил у него легкий «смит-вессон» калибра «.22», и настроение у меня немного ухудшилось. Хороший револьверчик, легкий, приятный в обращении, и патроны к нему не занимают много места… Ничего не имею против продукции Смита и Вессона, но эта мелкокалиберная игрушка была бы более уместна при охоте на голубей. Поскольку сейчас мы сами находились в опасности, я бы предпочел, чтобы мой партнер сменил носимое оружие. Из его седельной сумки, которую он бросил под ноги, внушительно выглядывала рукоятка армейского кольта сорок пятого калибра. Если дойдет до стрельбы, лучше бить наверняка. Чем здоровее пуля, тем спокойнее ведет себя противник после того, как ты в него попадешь. Причем неважно, куда попал. Сорок пятый калибр может успокоить одним только звуком выстрела и вспышкой, если же пуля попадет хотя бы в пятку, от такого удара с человека слетает шляпа. Человек – если посмотреть с точки зрения пули, что-то вроде мешка с водой. Крупная пуля солидно входит в этот мешок и остается там, и вся сила от ее удара разлетается в разные стороны, отбивая почки, печенку и прочий ливер. Мелкая пуля прошьет цель и полетит себе дальше безо всякой пользы. Я попытался выразительным взглядом передать партнеру свои баллистические соображения, но он, по-видимому, не собирался изменять своим городским привычкам.
Мне не нравилось его самоубийственное спокойствие, и я непрерывно вертел головой, держа ружье наготове, стволом кверху. При этом нам еще удавалось поддерживать непринужденную беседу, словно мы не двигались по пустынной улице под прицелом невидимых стрелков, а стояли рядом за стойкой бара.
– Давно здесь? – спросил я.
– К сожалению.
– Откуда приехал?
– Додж. А ты?
– Томбстоун. Как у вас с работой?
– Глухо.
– У нас то же самое. Такие времена.
– Ждешь дилижанса?
– Да вот хотел устроиться на него охранником, – сказал я. – Опоздал. А ты?
– У меня тоже были планы насчет дилижанса, – усмехнулся бритоголовый.
«С краснокожими снюхались!» – раздался крик невидимого обвинителя.
Я машинально развернулся, вскинув ружье на голос, но бритоголовый одернул меня:
– Полегче. На голоса не обращай внимания. Мы доедем.
– Что доедем до кладбища, я не сомневаюсь. Лишь бы не остаться там, – ответил я и добавил: – Обрати внимание. Сзади. Слева.
Бритоголовый оглянулся и тоже засек паренька в кожаном жилете, оторвавшегося от толпы. На бедре у мальчишки болталась кобура, но я сразу понял, что зря поднял тревогу. К тому же паренек принялся улыбаться и миролюбиво показывать нам пустые ладони.
Он не станет стрелять в спину. Он просто зритель, который хочет бесплатно занять место в первом ряду, он ничего не упустит из виду, а потом с плохо скрытым ликованием расскажет приятелям, как раздались звуки выстрела и седоки рухнули наземь…
Бритоголовый тоже все это понял.
– Этот не опасен, – снисходительно произнес он, поворачиваясь лицом к дороге.
И тут же, не поворачивая головы, жестко добавил:
– Окно слева, второй этаж. Занавеска дернулась, видел?
На это угловое окно я поглядывал уже давно. Катафалк медленно приближался к одиноко стоявшему дому. Обе стороны улицы были усеяны болельщиками, которые стояли, опасливо прижимаясь к стенам. А здесь не было никого. Возможно, обитатели смотрели на нас из-за окон. В одном из них створка была поднята, и в проеме слегка колыхалась занавеска. Я, честно говоря, не заметил, чтобы она дернулась как-то по-особенному. Может, это был просто порыв ветра, который мы не ощутили здесь, внизу.
– Да видел, видел, а что толку? – ответил я бритоголовому, с видом задумчивого идиота глядя в другую сторону. – Отсюда не достану. Он за углом. Пускай вылезет…
Всегда неприятно чувствовать себя мишенью. И то, что ты уже сидишь при этом на катафалке, одной ногой, можно сказать, в могиле, тоже как-то не радует.
Занавеска отчетливо дернулась еще раз, и краем глаза я увидел вспышку в глубине черного проема окна. Я выстрелил. Приклад крепко саданул меня по скуле, зато я своими глазами увидел, как оконная рама взорвалась звенящими осколками и провалилась внутрь комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Нет, дело было в другом. У нас, Крокетов, в роду заведено, что каждое дело следует делать только так, как его следует делать. А сейчас следовало прикрыть дерзкого возницу огнем, потому что сам он этого сделать не сможет, заняв руки вожжами.
Я одолжил у охранника дилижанса, ожидающего отъезда, дробовик и патроны, перемахнул через коновязь и подошел к катафалку.
Бритоголовый настороженно повернулся ко мне, но я улыбнулся и устроился рядом, переламывая ружье.
– Э, нет, постойте, постойте, – запротестовал владелец похоронного бюро. – Что это вы затеяли? Для перестрелки поищите другое место. Моя колымага, как вы изволили выразиться, обошлась мне в восемьсот долларов! Это единственный катафалк на весь округ! Если вы его зальете своей кровью, кто мне его отмоет? Не думаю, что вы будете в состоянии это сделать. И хуже того, в вас-то могут и не попасть, и тогда пули продырявят лакированное дерево! Вы знаете, сколько стоит черный лак? А стеклянные дверцы? Где я потом найду такое стекло, по-вашему?
За такие слова стоило бы продырявить его самого, но меня удержал голос из народа.
– Я готов заплатить за каждую дырку, лишь бы увидеть, как парни это сделают, – выкрикнул из-за изгороди широкоплечий бородач, у которого я взял ружье.
– Я тоже! И я плачу! – раздались голоса в толпе, и кто-то уже начал сбор денег для новорожденной страховой компании. Или букмекерской конторы.
Я тряхнул патрон возле уха и загнал его в ствол. Тряхнул второй – и вернул его обратно в патронташ. Третий патрон меня вполне устроил, и он занял свое место в стволе. Я вскинул ружье, приложился и повел стволом, описывая широкую восьмерку, чтобы освоиться с чужим оружием.
– Никогда еще не катался на катафалках, – сказал я. – Не думал, что удастся это сделать при жизни.
– Ничего сложного, телега как телега, – ответил бритоголовый, спокойно раскуривая сигару и незаметно оглядываясь. – Готов? Поехали.
Застоявшиеся лошади фыркнули, заскрипели колеса, и катафалк наконец-то сдвинулся с места. Следом за нами молча двинулась и толпа зрителей. На площади, в окружении растерянной стайки мух, остался только владелец похоронного бюро, пересчитывающий собранные деньги.
Главная – она же единственная – улица городка вела прямиком от площади на кладбище, плавно поднимаясь в гору. Заинтересованные зрители перебегали вслед за катафалком, держась поближе к стенам домов.
Бритоголовый продолжал незаметно оглядываться, сохраняя беспечно-презрительную улыбку.
В открытой набедренной кобуре я заметил у него легкий «смит-вессон» калибра «.22», и настроение у меня немного ухудшилось. Хороший револьверчик, легкий, приятный в обращении, и патроны к нему не занимают много места… Ничего не имею против продукции Смита и Вессона, но эта мелкокалиберная игрушка была бы более уместна при охоте на голубей. Поскольку сейчас мы сами находились в опасности, я бы предпочел, чтобы мой партнер сменил носимое оружие. Из его седельной сумки, которую он бросил под ноги, внушительно выглядывала рукоятка армейского кольта сорок пятого калибра. Если дойдет до стрельбы, лучше бить наверняка. Чем здоровее пуля, тем спокойнее ведет себя противник после того, как ты в него попадешь. Причем неважно, куда попал. Сорок пятый калибр может успокоить одним только звуком выстрела и вспышкой, если же пуля попадет хотя бы в пятку, от такого удара с человека слетает шляпа. Человек – если посмотреть с точки зрения пули, что-то вроде мешка с водой. Крупная пуля солидно входит в этот мешок и остается там, и вся сила от ее удара разлетается в разные стороны, отбивая почки, печенку и прочий ливер. Мелкая пуля прошьет цель и полетит себе дальше безо всякой пользы. Я попытался выразительным взглядом передать партнеру свои баллистические соображения, но он, по-видимому, не собирался изменять своим городским привычкам.
Мне не нравилось его самоубийственное спокойствие, и я непрерывно вертел головой, держа ружье наготове, стволом кверху. При этом нам еще удавалось поддерживать непринужденную беседу, словно мы не двигались по пустынной улице под прицелом невидимых стрелков, а стояли рядом за стойкой бара.
– Давно здесь? – спросил я.
– К сожалению.
– Откуда приехал?
– Додж. А ты?
– Томбстоун. Как у вас с работой?
– Глухо.
– У нас то же самое. Такие времена.
– Ждешь дилижанса?
– Да вот хотел устроиться на него охранником, – сказал я. – Опоздал. А ты?
– У меня тоже были планы насчет дилижанса, – усмехнулся бритоголовый.
«С краснокожими снюхались!» – раздался крик невидимого обвинителя.
Я машинально развернулся, вскинув ружье на голос, но бритоголовый одернул меня:
– Полегче. На голоса не обращай внимания. Мы доедем.
– Что доедем до кладбища, я не сомневаюсь. Лишь бы не остаться там, – ответил я и добавил: – Обрати внимание. Сзади. Слева.
Бритоголовый оглянулся и тоже засек паренька в кожаном жилете, оторвавшегося от толпы. На бедре у мальчишки болталась кобура, но я сразу понял, что зря поднял тревогу. К тому же паренек принялся улыбаться и миролюбиво показывать нам пустые ладони.
Он не станет стрелять в спину. Он просто зритель, который хочет бесплатно занять место в первом ряду, он ничего не упустит из виду, а потом с плохо скрытым ликованием расскажет приятелям, как раздались звуки выстрела и седоки рухнули наземь…
Бритоголовый тоже все это понял.
– Этот не опасен, – снисходительно произнес он, поворачиваясь лицом к дороге.
И тут же, не поворачивая головы, жестко добавил:
– Окно слева, второй этаж. Занавеска дернулась, видел?
На это угловое окно я поглядывал уже давно. Катафалк медленно приближался к одиноко стоявшему дому. Обе стороны улицы были усеяны болельщиками, которые стояли, опасливо прижимаясь к стенам. А здесь не было никого. Возможно, обитатели смотрели на нас из-за окон. В одном из них створка была поднята, и в проеме слегка колыхалась занавеска. Я, честно говоря, не заметил, чтобы она дернулась как-то по-особенному. Может, это был просто порыв ветра, который мы не ощутили здесь, внизу.
– Да видел, видел, а что толку? – ответил я бритоголовому, с видом задумчивого идиота глядя в другую сторону. – Отсюда не достану. Он за углом. Пускай вылезет…
Всегда неприятно чувствовать себя мишенью. И то, что ты уже сидишь при этом на катафалке, одной ногой, можно сказать, в могиле, тоже как-то не радует.
Занавеска отчетливо дернулась еще раз, и краем глаза я увидел вспышку в глубине черного проема окна. Я выстрелил. Приклад крепко саданул меня по скуле, зато я своими глазами увидел, как оконная рама взорвалась звенящими осколками и провалилась внутрь комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64