Глаза его опустели. Постников без замаха, прямым, саданул костяшками в мохнатую грудь так, что екнуло. Мордатый сел, придавив задом голубичный куст.
- Я ж тебя шлепну сейчас, дядя. В порядке самообороны. - И, страшно выкатывая бешеные глаза, Постников хрипло заорал, скалясь щербатым ртом, брызгая слюной: - Становись к сосне, гад!
В хилом осиннике сосной и не пахло. Но тот поверил, перепугался не на шутку. Место глухое, свидетелей нет. Минут пять ползал под наведенным дулом, молил детьми и Христом-богом. А Постников материл его и в бога, и в святых апостолов, и в распронавертеть туда-сюда... И пару раз врезал сапогом под ребра. Потом забрал размокшие корочки - охотничий билет, сверив полуотклеенную толстощекую фотографию с бледным оригиналом, сунул в карман.
- Где надо, разберутся, что ночью в бобровом заказнике делал. А пока поживи маленько...
* * *
Полулежа под тощими елками в теплых, косматых, как верблюжьи горбы, податливых кочках, они уминали холодную тушенку, по очереди выскребали ложками последнюю банку. Сухари и курево, превративиеся в грязную липучую массу, выбросили ещё у реки.
Васек, а правда ты МГУ бросил?
Постников разочарованно глянул в тусклый алюминий вылизанной ложки, со вздохом сунул её в мешок.
- Было дело. С третьего раза поступил заочно на истфак, со второй сессии бросил. Жена с тещей запилили - зачем в Москву ездишь, деньги мотаешь, учись дома. Да и вообще... Жизнь обломала. Я в город с Севера приехал простой, как два рубля одной бумажкой. На заводе гайки крутил. Что с трибуны поют, всему верил. Суетился чего-то, права качал, комсоргом заделался. А потом как самому на морду гайку навернули, чтоб не доискивался, кому гаражи из казенного железа клепают, и все такое... Ну и понеслось. С обеда опоздал на пару минут - брык, выговорняк и половину премии. Наряды закрыли - чуть не должен остался. Потом месяц на стройке, согласно колдоговора. Потом в прорыв на ширпотреб. Короче, летняя сессия накрылась. Получка - шиш да кумыш. Жена кровь пьет - где деньги, живи как люди... Тут я и запсиховал, чего и ждали. Заявление - хлоп! А меня в колхоз - месяц отрабатывать, на пятьдесят процентов среднего. Там же ребята с киностудии сенокосничали. Веселый народец. Я расчет получил и тоже на студию осветителем. Бардак похлеще заводского, с утра уже разливают. Да мне по фиг, главное - свобода. По стране покатался, хороших людей повидал. А бардак везде. У нас поменьше, у них в Азии побольше. Когда Андропов порядок начал наводить, я тут обрадовался, думал - дембельнусь, сразу за учебу. А теперь не знаю, то ли на студию вернусь, то ли домой, на Север. Забьюсь в тайгу на подсочку, буду книжечки почитывать да рябчиков стрелять. Катись оно все...
Вставать не хотелось - с ночи на ногах. Лежали расслабленно, отдыхали. Понтрягин выплюнул обкусанную травинку:
- Сталина нет. Он бы навел порядок.
- Ты прямо как моя матушка. Та на усатого просто молится. А батя покойный, наоборот, бывало, как услышит про Сталина, так: "Жить стало лучше, жить стало веселей - шея стала тоньше, но зато длинней!" И замолчит. Отца у него - дед лоцманом был, иностранные суда водил - замели в тридцать седьмом за шпионаж. Десять лет без права переписки. В сорок втором похоронка пришла - умер в Печерлаге. А штемпель архангельский. Вот так. Сестренка, самая маленькая, в войну с голода померла. Старшего брата в июле сорок первого призвали, а в сентябре уже погиб под Воронежем. Всякого нахлебались. Только что не сослали, да и куда ссылать-то из Мезени? А все равно разметало семью по белу свету. Я для того и лез на исторический, чтоб во всем разобраться. Хрен там! Ерундовинка-с, ошибочка малость вышла, теоретическая, насчет борьбы классов в бесклассовом обществе. Короче, сплошное торжество социализма - и концы в воду.
- Зато он войну выиграл, - не сдавался Понтрягин.
- Ага, малой кровью... - Постников умел говорить до отвращения ехидным голосом. - И цены снизил, индустрию завел, колхозы...
- Да-а, а че?
- Шланг через плечо! В НКВД служишь, а не знаешь, как зеки социализм строили. Так что помолчи, Сашок. И вошше, топать пора.
Постников, кряхтя и охая, попробовал встать и тут же повалился обратно.
- Ноги, зараза, не держат... Верст с полста с утра отмахали. Эх, курнуть бы...
Он сунул пальцы за отворот пилотки, вышарил заначку - сплюснутую кривую "астрину". Понюхал, картинно закатывая глаза, бережно вложил обратно. Спички сгинули на переправе, а пилотка на голове почти не намокла.
- Наверное, тут придется ночевать. - Вздохнул: - Вхолодную, без костра. Комаров нет...
- А че, Васек, классно, - обрадоваллся Понтрягин. - Моху надергаем сухого. Отоспи-имся! За всю мазуту!
- А ты, Тукташ, что скажешь?
- Идти нада, товарищ ефрейтор. Старший лейтенант смену делает.
- Соображаешь. Слышите, машина гудит? Далеко, километров пять отсюда, а, может, и все десять. Выходим на дорогу, берем попутку и рвем на старое место. Если все тихо, сидим, ждем, сопли жуем. Придумываем, как половчее соврать насчет кобеля. А если нас самих уже ищут, тогда, коль сами и найдемся, меньше дрючить будут. Поваляемся ещё с полчасика и двинем.
Понтрягин, недовольный, попробовал нахмуриться, но тут же изобразил губами и бровями восторг и восхищение.
- Васек, а четко ты того жлоба. Замочил, как сваркой срезал. Боксом занимался, да?
- Быть тебе, Шурка, профсоюзным боссом - умеешь задницу лизать. Не пропадешь на гражданке. - Постников усмехнулся. - Я до армии вообще не представлял, как можно человека ударить. Рука не поднималась - ему ж больно. А тут ничего, освоился. С малой учебки пришел позапрошлой осенью в роту. Ну, щегол и щегол, только старше ротного на год. Дедовщины в конвое почти что нет, ты - не в счет, сам дурак. Шугают молодых конечно, чтоб не расслаблялись и боевой устав назубок знали. Тебе в карауле, когда ты к зекам в камеру не пошел с проверкой, пайку ведь не урезали, морду не набили. Хотя, млжет, и следовало. У нас, если начнется дедовщина, тут же ЧП, самострел, а то и побег. А пинки за дело получаешь. Все службу тащат, а там лопухнись чуток - и на пике, поедешь домой в цинковой шинели, как Юлдашев. А ты по нарядам гасишься, когда другие жизнью рискуют. Ну вот, о чем бишь я? Да, а в хозроте, у связистов, у шоферов - там служба гасильная, вот они и паршивеют. Меня один водила и зацепил, дедок сопливый. Туалет ещё по-летнему был, во дворе. Я и разлетелся после отбоя. Обратно бегу мимо гаража, меня - цоп, приехали, ходи за мной. Ладно, думаю, шуметь не буду, погляжу. Обычно как? "Щегол, мухой нашел и принес курева!" Идешь и не возвращаешься - всех делов-то. Кто приносит, потом так и летает на побегушках. Вот, приходим в бокс, там ещё два квартиранта на ящиках сидят, покуривают. "Хватай тряпку, отмывай "уазик". Ротный, говорю, запретил. Он хлесть в ухо, хлесть - в другое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
- Я ж тебя шлепну сейчас, дядя. В порядке самообороны. - И, страшно выкатывая бешеные глаза, Постников хрипло заорал, скалясь щербатым ртом, брызгая слюной: - Становись к сосне, гад!
В хилом осиннике сосной и не пахло. Но тот поверил, перепугался не на шутку. Место глухое, свидетелей нет. Минут пять ползал под наведенным дулом, молил детьми и Христом-богом. А Постников материл его и в бога, и в святых апостолов, и в распронавертеть туда-сюда... И пару раз врезал сапогом под ребра. Потом забрал размокшие корочки - охотничий билет, сверив полуотклеенную толстощекую фотографию с бледным оригиналом, сунул в карман.
- Где надо, разберутся, что ночью в бобровом заказнике делал. А пока поживи маленько...
* * *
Полулежа под тощими елками в теплых, косматых, как верблюжьи горбы, податливых кочках, они уминали холодную тушенку, по очереди выскребали ложками последнюю банку. Сухари и курево, превративиеся в грязную липучую массу, выбросили ещё у реки.
Васек, а правда ты МГУ бросил?
Постников разочарованно глянул в тусклый алюминий вылизанной ложки, со вздохом сунул её в мешок.
- Было дело. С третьего раза поступил заочно на истфак, со второй сессии бросил. Жена с тещей запилили - зачем в Москву ездишь, деньги мотаешь, учись дома. Да и вообще... Жизнь обломала. Я в город с Севера приехал простой, как два рубля одной бумажкой. На заводе гайки крутил. Что с трибуны поют, всему верил. Суетился чего-то, права качал, комсоргом заделался. А потом как самому на морду гайку навернули, чтоб не доискивался, кому гаражи из казенного железа клепают, и все такое... Ну и понеслось. С обеда опоздал на пару минут - брык, выговорняк и половину премии. Наряды закрыли - чуть не должен остался. Потом месяц на стройке, согласно колдоговора. Потом в прорыв на ширпотреб. Короче, летняя сессия накрылась. Получка - шиш да кумыш. Жена кровь пьет - где деньги, живи как люди... Тут я и запсиховал, чего и ждали. Заявление - хлоп! А меня в колхоз - месяц отрабатывать, на пятьдесят процентов среднего. Там же ребята с киностудии сенокосничали. Веселый народец. Я расчет получил и тоже на студию осветителем. Бардак похлеще заводского, с утра уже разливают. Да мне по фиг, главное - свобода. По стране покатался, хороших людей повидал. А бардак везде. У нас поменьше, у них в Азии побольше. Когда Андропов порядок начал наводить, я тут обрадовался, думал - дембельнусь, сразу за учебу. А теперь не знаю, то ли на студию вернусь, то ли домой, на Север. Забьюсь в тайгу на подсочку, буду книжечки почитывать да рябчиков стрелять. Катись оно все...
Вставать не хотелось - с ночи на ногах. Лежали расслабленно, отдыхали. Понтрягин выплюнул обкусанную травинку:
- Сталина нет. Он бы навел порядок.
- Ты прямо как моя матушка. Та на усатого просто молится. А батя покойный, наоборот, бывало, как услышит про Сталина, так: "Жить стало лучше, жить стало веселей - шея стала тоньше, но зато длинней!" И замолчит. Отца у него - дед лоцманом был, иностранные суда водил - замели в тридцать седьмом за шпионаж. Десять лет без права переписки. В сорок втором похоронка пришла - умер в Печерлаге. А штемпель архангельский. Вот так. Сестренка, самая маленькая, в войну с голода померла. Старшего брата в июле сорок первого призвали, а в сентябре уже погиб под Воронежем. Всякого нахлебались. Только что не сослали, да и куда ссылать-то из Мезени? А все равно разметало семью по белу свету. Я для того и лез на исторический, чтоб во всем разобраться. Хрен там! Ерундовинка-с, ошибочка малость вышла, теоретическая, насчет борьбы классов в бесклассовом обществе. Короче, сплошное торжество социализма - и концы в воду.
- Зато он войну выиграл, - не сдавался Понтрягин.
- Ага, малой кровью... - Постников умел говорить до отвращения ехидным голосом. - И цены снизил, индустрию завел, колхозы...
- Да-а, а че?
- Шланг через плечо! В НКВД служишь, а не знаешь, как зеки социализм строили. Так что помолчи, Сашок. И вошше, топать пора.
Постников, кряхтя и охая, попробовал встать и тут же повалился обратно.
- Ноги, зараза, не держат... Верст с полста с утра отмахали. Эх, курнуть бы...
Он сунул пальцы за отворот пилотки, вышарил заначку - сплюснутую кривую "астрину". Понюхал, картинно закатывая глаза, бережно вложил обратно. Спички сгинули на переправе, а пилотка на голове почти не намокла.
- Наверное, тут придется ночевать. - Вздохнул: - Вхолодную, без костра. Комаров нет...
- А че, Васек, классно, - обрадоваллся Понтрягин. - Моху надергаем сухого. Отоспи-имся! За всю мазуту!
- А ты, Тукташ, что скажешь?
- Идти нада, товарищ ефрейтор. Старший лейтенант смену делает.
- Соображаешь. Слышите, машина гудит? Далеко, километров пять отсюда, а, может, и все десять. Выходим на дорогу, берем попутку и рвем на старое место. Если все тихо, сидим, ждем, сопли жуем. Придумываем, как половчее соврать насчет кобеля. А если нас самих уже ищут, тогда, коль сами и найдемся, меньше дрючить будут. Поваляемся ещё с полчасика и двинем.
Понтрягин, недовольный, попробовал нахмуриться, но тут же изобразил губами и бровями восторг и восхищение.
- Васек, а четко ты того жлоба. Замочил, как сваркой срезал. Боксом занимался, да?
- Быть тебе, Шурка, профсоюзным боссом - умеешь задницу лизать. Не пропадешь на гражданке. - Постников усмехнулся. - Я до армии вообще не представлял, как можно человека ударить. Рука не поднималась - ему ж больно. А тут ничего, освоился. С малой учебки пришел позапрошлой осенью в роту. Ну, щегол и щегол, только старше ротного на год. Дедовщины в конвое почти что нет, ты - не в счет, сам дурак. Шугают молодых конечно, чтоб не расслаблялись и боевой устав назубок знали. Тебе в карауле, когда ты к зекам в камеру не пошел с проверкой, пайку ведь не урезали, морду не набили. Хотя, млжет, и следовало. У нас, если начнется дедовщина, тут же ЧП, самострел, а то и побег. А пинки за дело получаешь. Все службу тащат, а там лопухнись чуток - и на пике, поедешь домой в цинковой шинели, как Юлдашев. А ты по нарядам гасишься, когда другие жизнью рискуют. Ну вот, о чем бишь я? Да, а в хозроте, у связистов, у шоферов - там служба гасильная, вот они и паршивеют. Меня один водила и зацепил, дедок сопливый. Туалет ещё по-летнему был, во дворе. Я и разлетелся после отбоя. Обратно бегу мимо гаража, меня - цоп, приехали, ходи за мной. Ладно, думаю, шуметь не буду, погляжу. Обычно как? "Щегол, мухой нашел и принес курева!" Идешь и не возвращаешься - всех делов-то. Кто приносит, потом так и летает на побегушках. Вот, приходим в бокс, там ещё два квартиранта на ящиках сидят, покуривают. "Хватай тряпку, отмывай "уазик". Ротный, говорю, запретил. Он хлесть в ухо, хлесть - в другое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11