Она была неплохим психологом и в первую очередь поинтересовалась заработком гардеробщицы. Посочувствовала, стараясь придать голосу больше искренности. Осведомилась, что та вяжет и для кого. Повертела в руках недовязанный шарф, восхищаясь качеством работы. Так, незаметно продвигаясь к цели, она скоро узнала то, зачем пришла...
Как же, гардеробщица зпала студента Кольцевого.
Скромный, культурный молодой человек. Только вот связался он...
Фаина Александровна даже пожалела, что тайком от сына проникла в его мир. Теперь она признала, что муж был тысячу раз прав, когда высказал предположение о неискренности Леонида. И в то же время она даже в мыслях не хотела взять какую-то часть вийы на себя за неправильное воспитание сына. В самом деле, при чем здесь она, если мальчик попал в дурное окружение? Теперь-то она знает, что делать. Пока не поздно, надо бить тревогу.
Она пойдет в деканат, в райком, в горком и будет ходатайствовать, чтобы в институте навели порядок.
Но, возвращаясь домой, Фаина Александровна, как и всякий практичный человек, трезво взвесила свои предполагаемые поступки. "Во что это может вылиться? - подумала она. - Во-первых, на Леонида падет черная тень, когда откроется его связь с этой распутной женщиной.
И кто знает, чем все это может кончиться. В деканате сидят не дураки. Подумают да и отчислят Леонида из института за моральное разложение или подберут другую, более безобидную формулировочку".
Дома Фаина Александровна не находила себе места.
Она дважды звонила мужу на работу, напоминая, что им необходимо с глазу на глаз переговорить о весьма срочном деле. Именно сейчас, после возвращения из общежития, она обнаружила, что мебель в их квартире расставлена без всякого вкуса, пол давно не натирался, а в одном углу прихожей даже появилась паутина. Собственная квартира выглядела неуютно.
Чтобы не оставаться наедине со своими тревожпьтаи мыслями, она переоделась и принялась за уборку квартиры. Какое-то непопятное чувство, которому она была не в состоянии найти точное название, не давало ей покоя.
Покончив с уборкой, она присела на мягкую оттоманку, чтобы собраться с мыслями и наметить ход последующих действий.
Сидящей на оттоманке в халате, со следами размокшей от пота и слез косметики на липе застал ее Игорь Андреевич.
- Что случилось? - участливо спросил он. - на тебе лица нет.
- Лицо здесь роли не играет, - ответила она и призналась, - ты все-таки был прав, Игорь.
- В чем?
- Что нас может беспокоить, кроме сына?
- С ним что-нибудь случилось?
- Да. Он нас опозорил. Связался с распутной женщиной старше себя лет на восемь.
Игорь Андреевич недоуменно пожал плечами и уже более спокойно спросил:
- И это все?
- А тебе этого мало, да?! Почему ты спихвул на меня воспитание сына, а сам относился к нему, как к постороннему? Где твои родительские чувства? На пациентов истратил? А может быть, на пациенток?
Крик ее вскоре сменился истерическими рыданиями.
Затем буря начала помаленьку стихать. Фаина Александровна вытерла лицо полотенцем, приняла валерьяновые капли, молча хлопнула дверью и скрылась в спальне.
Игорь Андреевич был голоден, но не осмеливался спросить, где найти ужин. Он печально посмотрел на приоткрытую дверь кухни, надел полосатую пижаму и, так и не поужинав, отправился спать.
В-тот вечер Леонид вернулся домой раньше обычного.
Ничего не подозревая, он расхаживал по квартире, громко стуча каблуками. Открыл в ванной кран до отказа и долго мылся, кряхтя и фыркая. Затем перекочевал на кухню.
Когда на сковородке зашипели котлеты и приятный запах мяса распространился по квартире, Игорь Андреевич не вытерпел - вышел из спальни.
- Без шуму не можешь? Мать заболела, - зло сказал он сыну.
- Что с ней? - равнодушно спросил Леонид.
Вместо ответа отец взял вилку, насадил на нее котлету и принялся есть.
Утро в семье Кольцевых прошло как всегда. Только Фаина Александровна, против обыкновения, была молчалива. Леонид не заметил этой перемены. Звонок телефона прозвучал, когда он с полотенцем через плечо направлялся в ванную. Он бросился к висевшему на стене старомодному аппарату и снял трубку.
- Алло... Да, я, - заговорил он тихо, прикрывая согнутой ладонью трубку. - Ну и что из этого? Но может быть... Хорошо, значит договорились. В шесть у "Стерегущего"... Пока, до вечера.
Разговаривая, он умышленно стоял, повернувшись спиной к кухонной двери, чтобы мать не могла услышать, о чем идет речь... Такое случалось и раньше. Однако он не подозревал, что с сегодняшнего дня Фаина Александровна решила фиксировать по возможности все его поступки.
Поэтому принятых им мер предосторожности оказалось недостаточно. Мать прекрасно слышала не только телефонный звонок, но и весь короткий разговор.
- Мама, - послышался из прихожей голос Леонида, - погладь, пожалуйста, мне зеленую бобочку.
- Рубашка поглажена, можешь надевать, - ответила из-за двери Фаина Александровна.
В половине шестого Кольцевая уже стояла под деревьями на перекрестке проспектов Максима Горького и Кировского. Иногда она всматривалась в проходящих мимо женщин, стараясь определить их возраст. Сегодня она увидит своими глазами эту бесстыжую разгульную особу и примет самые срочные меры. Но какие именно следует принять меры, Фаина Александровна пока и сама не знала. Вспоминалось растерянное лицо соседки Марии Леонтьевны, когда та спрашивала, каким образом вырвать из дурной компании ее Витеньку. Это было совсем недавно.
Там было все просто и понятно. Она и сама дала несколько, как ей казалось, ценных советов. А вот как же всетаки поступить сейчас?
Из-за памятника вышла молодая женщина. На вид ей можно было дать лет двадцать пять, не более. Она окинула коротким, но внимательным взглядом близлежащую трамвайную остановку, резко поднесла к глазам левую руку посмотрела на часы.
"Она. Однако первая пришла. Заботится, чтобы не опоздать. Еще бы! Совратить такого глупого мальчишку", - подумала Фаина Александровна.
Невысокая женщина с подчеркнутой независимостью стояла около памятника. Поношенное шелковое платье, смуглое лицо с чуть приплюснутым носом, небрежно зачесанные волосы.
"Видимо, метиска какая-то", - успела подумать Кольцевая и увидела Леонида. Он вышел из аллеи парка.
Стройный, высокий, в тонкой зеленой бобочке, которую она с такой тщательностью гладила утром. Пышная шевелюра, крупный, похожий на отцовский, нос. Тонкие руки и лицо, которого еще не касалось лезвие бритвы.
У него все еще впереди.
А женщина, довольно улыбаясь, уже смело шла навстречу Леониду. Он взял ее руки в свои и принялся что-то горячо объяснять.
Фаина Александровна шагнула вперед, видя перед собой только их. Скрежет затормозившего трамвая и чья-то сильная рука вернули ее к действительности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21