подкинул приманку, и Сергей сам полез в западню. Произошло это так.
В двадцать один сорок Кузнецов, взяв с собой выручку, поднялся в холл гостиницы. Вадим встретил его наверху, у лестницы, и сказал, что привез деньги и что готов их отдать, - для друга, дескать, ничего не жалко. Кузнецов, естественно, счастлив: наконец-то он вернет долг и освободится от унизительной зависимости от шантажистов. Чего же мы ждем, спрашивает он, где деньги? Как это где, отвечает Вадим, разумеется, в машине, не таскать же такую крупную сумму с собой, а машина здесь, в двух шагах, - он специально подъехал с черного хода, о котором рассказывал Сергей. Почему с черного? Ну, во-первых, ради интереса, проверить, правду ли он говорил о плане Стаса или это только выдумка, предлог, чтобы одолжить деньги. Ну и, во-вторых, не хочет передавать деньги на виду, при публике, которая вечно торчит в вестибюле. Мало ли кто что подумает, сумма-то не маленькая.
Кузнецов в нерешительности: он должен сдать выручку, через полчаса он освободится. Как хочешь, не настаивает Вадим, однако ждать он не может. Давай встретимся позже, предлагает Сергей, после работы или завтра утром? Вадим не возражает, только сегодня он занят, прямо сейчас должен срочно уезжать - ненадолго, всего на пару дней. Это решает дело - такая отсрочка пугает Кузнецова. Он соглашается. Они входят в дверь бухгалтерии, щелкает английский замок, и единственный свидетель, Вахтанг Кикабидзе, с застывшей улыбкой смотрит им вслед...
Возможно, я ошибался в деталях, возможно, все происходило немного иначе и Вадим использовал другие, более веские, с точки зрения Сергея, доводы и аргументы, но общая картина была именно такой. Это подтверждалось и вопросами, которые продолжал задавать Симаков:
- Каким образом вы заставили его сесть в машину?
"А зачем заставлять?" - подумал я, вспомнив, как дважды помогал Вадиму укладывать костыли на заднее сиденье. Кузнецов сделал то же самое, и в ход пошли носовой платок и пузырек с жидкостью.
- Вы пользовались эфиром? - спросил Симаков.
О содержании ответа я догадался по слабому кивку Вадима, сидевшего в прежней позе у окна.
В это время к Симакову подошел одетый в штатское оперативник. Он сказал что-то, чего я, разумеется, не расслышал - повязка стягивала не только затылок и распухшую челюсть, но заодно и оба моих уха.
Оперативник удалился, и Симаков вновь обратился к Юрковскому, неожиданно переведя разговор на мою особу:
- Двадцать девятого на Приморской появился наш сотрудник. Поначалу вы не придали этому особого значения, тем более что вечером прочли заметку о несчастном случае. Вы решили, что нас обманул трюк с одеждой, и успокоились. Однако уже на следующий день, тридцатого, вас разыскал Шахмамедов и сказал, что к нему обращался некий Сопрыкин - подозрительный тип, назвавшийся знакомым Кузнецова. Он остановился на Приморской и предлагает сбыть валюту. Шахмамедов сказал также, что со слов Кузнецова ему известно о плане ограбления гостиницы, так как Сергей незадолго до этого просил у него в долг, и что он, Шахмамедов, подозревает, что Сопрыкин и есть преступник, виновный в гибели Кузнецова. Тофик считал вас близким другом Сергея, доверял вам. Он хотел обратиться в милицию, но прежде решил посоветоваться с вами. Сообщение Шахмамедова вас напугало. Не из-за Сопрыкина, которого вы не знали и пока что не имели оснований опасаться. Полной неожиданностью для вас стало то, что кто-то еще, кроме вас, знает о плане Маквейчука и связывает этот план с гибелью Кузнецова. Вы предложили Тофику установить наблюдение за квартирантом и вместе пойти в милицию, но не раньше, чем добудете более веские улики его виновности, для чего обещали познакомиться с Сопрыкиным...
Вот она, причина и разгадка агрессивности, которую проявлял по отношению ко мне Тофик!
Собственно, оба мы заблуждались. Каждый по-своему. С его точки зрения мое поведение в эти дни было более чем подозрительным, а сам я до последнего считал Шахмамедова наиболее вероятным кандидатом на роль обвиняемого. Лишь после перепалки, подслушанной в кулуарах "Юбилейного", начал догадываться, что он ни при чем, но и тогда не предполагал, что моя попытка выручить его из беды закончится для меня столь плачевно...
Я сосредоточился, стараясь унять нараставшую головную боль. Ненадолго это удалось.
- Утром первого октября, - продолжал Симаков, - на Приморскую пришел Герасимов. Вместе с Сопрыкиным они посетили бар "Страус". Это насторожило вас. Подозрения усилились еще больше, когда они пошли к "Интуристу", где встретились со Станиславом Маквейчуком. Утверждение Сопрыкина, что он и раньше останавливался на Приморской, его активность и узкая избирательность в контактах навели вас на мысль, что он - работник милиции. Вечером Сопрыкин вторично посетил бар, а когда вышел оттуда, следом за ним выбежал Герасимов. Вы в панике. Задуманное и осуществленное с математической точностью преступление может раскрыться из-за единственной неучтенной вами мелочи. О способе совершенного вами преступления знают уже трое. Шахмамедов до поры обезврежен, он под вашим контролем. В молчании Маквейчука вы тоже уверены - тому невыгодно рассказывать первому встречному о своем лопнувшем прожекте. С Герасимовым совсем иначе. Он ближайший помощник Маквейчука, наверняка знал о его намерениях, но он поглупей и может проболтаться о черном ходе, которым воспользовался преступник. В этом случае милиция получила бы сведения, которые, по вашему мнению, заставят ее отказаться от версии о несчастном случае. Возникнет другая версия - о сообщнике, а этого вы боитесь больше всего. Герасимов становится опасным, и это решило его участь. Если до Якорного вы были только грабителем, то там, Юрковский, вы стали убийцей...
До меня не дошел смысл последних слов Симакова.
Почему в Якорном? А Кузнецов? А одежда, подброшенная на пляж?
Я даже не пытался вникнуть в это противоречие. И комната, и люди, и стул у окна с сидевшим на нем флейтистом подернулись дымкой, отдалились. Перед глазами вдруг всплыла луна, дорога, искаженное злобой лицо Стаса. Где он? Задержан?
Я хотел спросить об этом, но не успел...
Когда я очнулся, стул у окна был пуст - Юрковского уже увели. Парень в милицейской форме продолжал возиться с бумагами, а Симаков сидел в кресле напротив, держа руку у меня на колене.
- Ну вот и молодцом, лейтенант, - сказал он. - Таким ты мне больше нравишься.
Не знаю, что ему во мне понравилось, но чувствовал я себя паршиво.
- Говорить-то можешь?
Я выдавил из себя какой-то невнятный звук.
- Ладно, ладно, вижу, что можешь. - Он подавил улыбку. - Не горюй, Сопрыкин, до свадьбы заживет. Кости целы, а царапины пройдут. И то сказать, сам виноват, зачем лез на рожон, дача-то блокирована была, на полсекунды ты нас опередил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
В двадцать один сорок Кузнецов, взяв с собой выручку, поднялся в холл гостиницы. Вадим встретил его наверху, у лестницы, и сказал, что привез деньги и что готов их отдать, - для друга, дескать, ничего не жалко. Кузнецов, естественно, счастлив: наконец-то он вернет долг и освободится от унизительной зависимости от шантажистов. Чего же мы ждем, спрашивает он, где деньги? Как это где, отвечает Вадим, разумеется, в машине, не таскать же такую крупную сумму с собой, а машина здесь, в двух шагах, - он специально подъехал с черного хода, о котором рассказывал Сергей. Почему с черного? Ну, во-первых, ради интереса, проверить, правду ли он говорил о плане Стаса или это только выдумка, предлог, чтобы одолжить деньги. Ну и, во-вторых, не хочет передавать деньги на виду, при публике, которая вечно торчит в вестибюле. Мало ли кто что подумает, сумма-то не маленькая.
Кузнецов в нерешительности: он должен сдать выручку, через полчаса он освободится. Как хочешь, не настаивает Вадим, однако ждать он не может. Давай встретимся позже, предлагает Сергей, после работы или завтра утром? Вадим не возражает, только сегодня он занят, прямо сейчас должен срочно уезжать - ненадолго, всего на пару дней. Это решает дело - такая отсрочка пугает Кузнецова. Он соглашается. Они входят в дверь бухгалтерии, щелкает английский замок, и единственный свидетель, Вахтанг Кикабидзе, с застывшей улыбкой смотрит им вслед...
Возможно, я ошибался в деталях, возможно, все происходило немного иначе и Вадим использовал другие, более веские, с точки зрения Сергея, доводы и аргументы, но общая картина была именно такой. Это подтверждалось и вопросами, которые продолжал задавать Симаков:
- Каким образом вы заставили его сесть в машину?
"А зачем заставлять?" - подумал я, вспомнив, как дважды помогал Вадиму укладывать костыли на заднее сиденье. Кузнецов сделал то же самое, и в ход пошли носовой платок и пузырек с жидкостью.
- Вы пользовались эфиром? - спросил Симаков.
О содержании ответа я догадался по слабому кивку Вадима, сидевшего в прежней позе у окна.
В это время к Симакову подошел одетый в штатское оперативник. Он сказал что-то, чего я, разумеется, не расслышал - повязка стягивала не только затылок и распухшую челюсть, но заодно и оба моих уха.
Оперативник удалился, и Симаков вновь обратился к Юрковскому, неожиданно переведя разговор на мою особу:
- Двадцать девятого на Приморской появился наш сотрудник. Поначалу вы не придали этому особого значения, тем более что вечером прочли заметку о несчастном случае. Вы решили, что нас обманул трюк с одеждой, и успокоились. Однако уже на следующий день, тридцатого, вас разыскал Шахмамедов и сказал, что к нему обращался некий Сопрыкин - подозрительный тип, назвавшийся знакомым Кузнецова. Он остановился на Приморской и предлагает сбыть валюту. Шахмамедов сказал также, что со слов Кузнецова ему известно о плане ограбления гостиницы, так как Сергей незадолго до этого просил у него в долг, и что он, Шахмамедов, подозревает, что Сопрыкин и есть преступник, виновный в гибели Кузнецова. Тофик считал вас близким другом Сергея, доверял вам. Он хотел обратиться в милицию, но прежде решил посоветоваться с вами. Сообщение Шахмамедова вас напугало. Не из-за Сопрыкина, которого вы не знали и пока что не имели оснований опасаться. Полной неожиданностью для вас стало то, что кто-то еще, кроме вас, знает о плане Маквейчука и связывает этот план с гибелью Кузнецова. Вы предложили Тофику установить наблюдение за квартирантом и вместе пойти в милицию, но не раньше, чем добудете более веские улики его виновности, для чего обещали познакомиться с Сопрыкиным...
Вот она, причина и разгадка агрессивности, которую проявлял по отношению ко мне Тофик!
Собственно, оба мы заблуждались. Каждый по-своему. С его точки зрения мое поведение в эти дни было более чем подозрительным, а сам я до последнего считал Шахмамедова наиболее вероятным кандидатом на роль обвиняемого. Лишь после перепалки, подслушанной в кулуарах "Юбилейного", начал догадываться, что он ни при чем, но и тогда не предполагал, что моя попытка выручить его из беды закончится для меня столь плачевно...
Я сосредоточился, стараясь унять нараставшую головную боль. Ненадолго это удалось.
- Утром первого октября, - продолжал Симаков, - на Приморскую пришел Герасимов. Вместе с Сопрыкиным они посетили бар "Страус". Это насторожило вас. Подозрения усилились еще больше, когда они пошли к "Интуристу", где встретились со Станиславом Маквейчуком. Утверждение Сопрыкина, что он и раньше останавливался на Приморской, его активность и узкая избирательность в контактах навели вас на мысль, что он - работник милиции. Вечером Сопрыкин вторично посетил бар, а когда вышел оттуда, следом за ним выбежал Герасимов. Вы в панике. Задуманное и осуществленное с математической точностью преступление может раскрыться из-за единственной неучтенной вами мелочи. О способе совершенного вами преступления знают уже трое. Шахмамедов до поры обезврежен, он под вашим контролем. В молчании Маквейчука вы тоже уверены - тому невыгодно рассказывать первому встречному о своем лопнувшем прожекте. С Герасимовым совсем иначе. Он ближайший помощник Маквейчука, наверняка знал о его намерениях, но он поглупей и может проболтаться о черном ходе, которым воспользовался преступник. В этом случае милиция получила бы сведения, которые, по вашему мнению, заставят ее отказаться от версии о несчастном случае. Возникнет другая версия - о сообщнике, а этого вы боитесь больше всего. Герасимов становится опасным, и это решило его участь. Если до Якорного вы были только грабителем, то там, Юрковский, вы стали убийцей...
До меня не дошел смысл последних слов Симакова.
Почему в Якорном? А Кузнецов? А одежда, подброшенная на пляж?
Я даже не пытался вникнуть в это противоречие. И комната, и люди, и стул у окна с сидевшим на нем флейтистом подернулись дымкой, отдалились. Перед глазами вдруг всплыла луна, дорога, искаженное злобой лицо Стаса. Где он? Задержан?
Я хотел спросить об этом, но не успел...
Когда я очнулся, стул у окна был пуст - Юрковского уже увели. Парень в милицейской форме продолжал возиться с бумагами, а Симаков сидел в кресле напротив, держа руку у меня на колене.
- Ну вот и молодцом, лейтенант, - сказал он. - Таким ты мне больше нравишься.
Не знаю, что ему во мне понравилось, но чувствовал я себя паршиво.
- Говорить-то можешь?
Я выдавил из себя какой-то невнятный звук.
- Ладно, ладно, вижу, что можешь. - Он подавил улыбку. - Не горюй, Сопрыкин, до свадьбы заживет. Кости целы, а царапины пройдут. И то сказать, сам виноват, зачем лез на рожон, дача-то блокирована была, на полсекунды ты нас опередил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69