На легком ветру покачивается мотовило. Василий вылезает из кабины, показывает Геннадию большой палец. Тот улыбается, подмигивает:
- По Кодинцеву, значит, стараемся?
- По Кодинцеву.
Не слышит Кодинцев этого разговора - трудится в другом хозяйстве, не знает парень, что любовно о нем сейчас здесь вспоминают. И пусть не знает. Добрые дела негромки, но тем и хороши, что памятны.
И снова бензовоз в дороге. Долог его путь к центральной усадьбе. Многое еще предстоит нам намеренных и случайных встреч.
Вот уже одна из них.
Неужели это Павел Федорович Шаган? Он, точно он.
И бочка та самая, знаменитая... В свое время купцы в ней вино выдерживали, а теперь Павел Федорович воду механизаторам в ней развозит.
Тащат повозку Гнедой и Серый. На повозке - бочка.
Добрая бочка, обручами накрепко схвачена дубовая клепка. А на передке Павел Федорович Шаган.
Интересный человек Павел Федорович. С двумя десятками других переселенцев обосновался он двадцать с лишним лет назад недалеко от Кулунды. Построился, колодец вырыл. Стал жить. Товарищам это место не понравилось. Ушли они. А он - остался. Он и жена его Мария Мироновна.
Сам верил и ее убедил: не могут люди не заметить, не могут не прийти в эти места. Если где хлебу расти, то только здесь. И в самом деле. Летом 1955 года эта единственная на всю округу изба положила начало стройному, современному поселку.
Строгая, стремительная улица, скотные дворы, свинарники, поселковая электростанция.
В память о местах, откуда выходец Шаган, поселок совхозного отделения стал именоваться Харьковским, а самого Павла Федоровича молодежь в свое время нарекла Почетным целинником.
Велика цена в Кулундинских степях воде. Поэтому и накрепко закрывает Павел Федорович бочку. Ни одна капля из нее не вытечет. Дорожит водой старый водовоз. Посмотрите, посмотрите, как он зачерпывает воду ковшом и подает мне. В ковше воды едва на четверть.
Если человек не напьется, лучше еще раз зачерпнуть немного, чем выплескивать, что останется. И все-таки не угадал Шаган, перебрал чуть. А мне вода нипочем. Хватает ее в городе. И поэтому выплескиваю я остатки. Волокнистой прозрачной лентой вылетает из ковша вода, раскатывается по земле закутавшимися в пыльную шубейку шариками. Дед ворчит, вид у него недовольный.
Бросает всего одно укоризненное слово: "Вода".
Очень памятное слово. Именно оно приводит меня из совхоза "Кулундинский" в научное хозяйство. Длинный неуютный коридор, дверь с табличкой "Заместитель директора по науке". Фамилия заместителя - Бендер.
Звать - Иван Иванович. Без преувеличения, это - искусник. В самые донельзя засушливые годы он на участках Ключевского опытного поля выращивает от десяти до двадцати гектаров пшеницы.
Навстречу мне поднимается плотный, среднего роста человек. Черты его лица броски и угловаты, будто высечены из камня. Приглашает садиться. И вот мы сидим друг против друга. Разделяет нас стол. Это не стол канцеляриста - заваленный входящими и исходящими, над которыми властвует могучий чернильный прибор. Это - стол ученого, где внешняя беспорядочность стоящих и лежащих предметов обусловлена внутренним, понятным лишь их хозяину смыслом.
С незнакомым человеком разговориться непросто.
А вот с Иваном Ивановичем разговор завязывается вроде сам по себе. Может, потому, что касается дела, которому ученый посвятил жизнь. Это почти сказочно: собирать в Кулунде по 120 пудов пшеницы с гектара. Ведь мы давно свыклись с "средним" - 40 - 50 пудов.
Оказывается - совсем не сказочно. Закономерно даже.
Как? Об этом лучше говорить не в кабинете.
И вот уже стоим мы на границе двух полей. Внимательно вглядываюсь в посевы. Будто не поля передо мной, а сошлись в демонстративном показе Настоящее и Будущее Кулунды. На одном поле растения тянут понадземь хилые высохшие колоски. На другом - пшеница под стать кубанской. Не стоит ломится, до земли гнется под тяжестью литых, щетинистых колосьев.
Один и тот же сорт, посеянный на одной и той же земле. Но судьба одного складывалась из исканий, история другого - шаблон. Иван Иванович ласкает налитые колосья и убежденно говорит:
- Кулунда - не Кубань, не Украина. Что приемлемо там, здесь губительно. Раз и навсегда в условиях Кулунды мы должны произнести несколько "нет".
Отвальной вспашке.
Ранним срокам сева.
Всей бездумности, которая приводит к понижению влаги в кулундинских землях.
Вода!
На полях, где ставит опыты Иван Иванович, слова "обработать по всем агротехническим правилам" произносят не для обязательств. На них тоже поднимали зябь.
Но она была безотвальной. Зябь поднимали, стерня оставалась. Она держала редкий в здешних местах снег и хотя тонок был его покров, но все же зимой не позволил земле промерзнуть ниже семидесяти сантиметров, а весной, хотя и необильно, но напитал поля влагой.
Вода!
Будь ее в волю, кулундинские урожаи, самое малое - утроятся. Давно уже идет речь о прокладке канала между двумя великими сибирскими реками - Обью и Иртышом. Выгоды, которые принесет осуществление Обь-Иртышской водной системы, неисчислимы!
1 2 3 4
- По Кодинцеву, значит, стараемся?
- По Кодинцеву.
Не слышит Кодинцев этого разговора - трудится в другом хозяйстве, не знает парень, что любовно о нем сейчас здесь вспоминают. И пусть не знает. Добрые дела негромки, но тем и хороши, что памятны.
И снова бензовоз в дороге. Долог его путь к центральной усадьбе. Многое еще предстоит нам намеренных и случайных встреч.
Вот уже одна из них.
Неужели это Павел Федорович Шаган? Он, точно он.
И бочка та самая, знаменитая... В свое время купцы в ней вино выдерживали, а теперь Павел Федорович воду механизаторам в ней развозит.
Тащат повозку Гнедой и Серый. На повозке - бочка.
Добрая бочка, обручами накрепко схвачена дубовая клепка. А на передке Павел Федорович Шаган.
Интересный человек Павел Федорович. С двумя десятками других переселенцев обосновался он двадцать с лишним лет назад недалеко от Кулунды. Построился, колодец вырыл. Стал жить. Товарищам это место не понравилось. Ушли они. А он - остался. Он и жена его Мария Мироновна.
Сам верил и ее убедил: не могут люди не заметить, не могут не прийти в эти места. Если где хлебу расти, то только здесь. И в самом деле. Летом 1955 года эта единственная на всю округу изба положила начало стройному, современному поселку.
Строгая, стремительная улица, скотные дворы, свинарники, поселковая электростанция.
В память о местах, откуда выходец Шаган, поселок совхозного отделения стал именоваться Харьковским, а самого Павла Федоровича молодежь в свое время нарекла Почетным целинником.
Велика цена в Кулундинских степях воде. Поэтому и накрепко закрывает Павел Федорович бочку. Ни одна капля из нее не вытечет. Дорожит водой старый водовоз. Посмотрите, посмотрите, как он зачерпывает воду ковшом и подает мне. В ковше воды едва на четверть.
Если человек не напьется, лучше еще раз зачерпнуть немного, чем выплескивать, что останется. И все-таки не угадал Шаган, перебрал чуть. А мне вода нипочем. Хватает ее в городе. И поэтому выплескиваю я остатки. Волокнистой прозрачной лентой вылетает из ковша вода, раскатывается по земле закутавшимися в пыльную шубейку шариками. Дед ворчит, вид у него недовольный.
Бросает всего одно укоризненное слово: "Вода".
Очень памятное слово. Именно оно приводит меня из совхоза "Кулундинский" в научное хозяйство. Длинный неуютный коридор, дверь с табличкой "Заместитель директора по науке". Фамилия заместителя - Бендер.
Звать - Иван Иванович. Без преувеличения, это - искусник. В самые донельзя засушливые годы он на участках Ключевского опытного поля выращивает от десяти до двадцати гектаров пшеницы.
Навстречу мне поднимается плотный, среднего роста человек. Черты его лица броски и угловаты, будто высечены из камня. Приглашает садиться. И вот мы сидим друг против друга. Разделяет нас стол. Это не стол канцеляриста - заваленный входящими и исходящими, над которыми властвует могучий чернильный прибор. Это - стол ученого, где внешняя беспорядочность стоящих и лежащих предметов обусловлена внутренним, понятным лишь их хозяину смыслом.
С незнакомым человеком разговориться непросто.
А вот с Иваном Ивановичем разговор завязывается вроде сам по себе. Может, потому, что касается дела, которому ученый посвятил жизнь. Это почти сказочно: собирать в Кулунде по 120 пудов пшеницы с гектара. Ведь мы давно свыклись с "средним" - 40 - 50 пудов.
Оказывается - совсем не сказочно. Закономерно даже.
Как? Об этом лучше говорить не в кабинете.
И вот уже стоим мы на границе двух полей. Внимательно вглядываюсь в посевы. Будто не поля передо мной, а сошлись в демонстративном показе Настоящее и Будущее Кулунды. На одном поле растения тянут понадземь хилые высохшие колоски. На другом - пшеница под стать кубанской. Не стоит ломится, до земли гнется под тяжестью литых, щетинистых колосьев.
Один и тот же сорт, посеянный на одной и той же земле. Но судьба одного складывалась из исканий, история другого - шаблон. Иван Иванович ласкает налитые колосья и убежденно говорит:
- Кулунда - не Кубань, не Украина. Что приемлемо там, здесь губительно. Раз и навсегда в условиях Кулунды мы должны произнести несколько "нет".
Отвальной вспашке.
Ранним срокам сева.
Всей бездумности, которая приводит к понижению влаги в кулундинских землях.
Вода!
На полях, где ставит опыты Иван Иванович, слова "обработать по всем агротехническим правилам" произносят не для обязательств. На них тоже поднимали зябь.
Но она была безотвальной. Зябь поднимали, стерня оставалась. Она держала редкий в здешних местах снег и хотя тонок был его покров, но все же зимой не позволил земле промерзнуть ниже семидесяти сантиметров, а весной, хотя и необильно, но напитал поля влагой.
Вода!
Будь ее в волю, кулундинские урожаи, самое малое - утроятся. Давно уже идет речь о прокладке канала между двумя великими сибирскими реками - Обью и Иртышом. Выгоды, которые принесет осуществление Обь-Иртышской водной системы, неисчислимы!
1 2 3 4