В конце концов их пригласили в театр «Парамаунт». Джонни заметили сразу. Зал просто сходил с ума, когда он исполнял свое соло на трубе, девицы восторженно вопили и стонали от его песен. Его пластинки расходились фантастическими тиражами. Журнал «Варьете», эта библия шоу-бизнеса, назвал его белым Луи Армстронгом. Журнал ошибся. Джонни Сэндз никогда никого не копировал, ни на кого не походил. Он мог петь, как Синатра, мог играть на трубе, как Армстронг, и воспламенял женскую аудиторию, как никто другой.
Джонни был четырежды женат. Он играл на бегах, прожигал деньги, повсюду его сопровождала свита лизоблюдов. Но несмотря на внешнюю экстравагантность, душа Джонни не очерствела. Чаще чем кто-либо другой он участвовал в благотворительных концертах, всегда помогал и молодым, и сходящим со сцены. Он не боялся конкуренции и никому не завидовал. Джонни Сэндз был уникальной, незабываемой личностью.
И задержка его появления на сцене едва ли могла смутить публику.
Квист рассчитал все точно. Мюррей Клинг открыл концерт обычным монологом, в котором досталось всем понемногу, от президента США до королевы Елизаветы, от звезд Голливуда до знаменитых боксеров. Зрители веселились. Как же, Джонни Сэндз возвращается на сцену! Вздрогнули стены от выступления известной рок-группы. Молодой певец первым делом объявил, что «обязан всем Джонни Сэндзу», знаменитый актер разъяснил цель благотворительного вечера, мужская половина аудитории по достоинству оценила фигуру юной певицы.
Вот тут-то Квист выпустил комментатора. Найти Кронкайта за столь короткий срок ему не удалось, но того достойно заменил Брайан Марр. Его встретили сдержанными аплодисментами.
– Я хочу зачитать вам информационное сообщение, – сказал Брайан, подойдя к микрофону. – Самолет, следовавший рейсом шестьдесят два из Чикаго в Нью-Йорк, примерно час назад вернулся в Чикаго, так как полиция получила известие, что на борту самолета находится бомба. Среди пассажиров был Джонни Сэндз.
Вздох ужаса прокатился по залу. Послышались крики: «Нет!», «Нет!», «Нет!». Марр поднял руки, призывая к тишине.
– С Джонни все в порядке! – прокричал он в микрофон.
– Уверяю вас, с Джонни ничего не случилось!
Ему ответил шквал аплодисментов.
– Джонни вылетел из Чикаго сорок минут назад. Он должен прибыть в Нью-Йорк примерно через час. Полицейский эскорт ждет его в аэропорту, чтобы без задержки сопроводить сюда. Джонни просил передать вам следующее: «Скажите им, что я буду петь до утра, если они меня дождутся».
Зал взревел от восторга. Микрофоном вновь завладел Мюррей Клинг. Потянулись выступления певцов, рок-группы, джаз-оркестра. Люди ждали… Наконец из холла донесся чистый звук трубы. И тут же потонул в реве двадцати тысяч голосов.
Джонни Сэндз вернулся! Он ворвался в зал, потрясая золотой трубой. Завизжали женщины, все вскочили с мест, приветствуя его. Взлетев на сцену, Джонни – на вид ему было не больше сорока – поднял руки, требуя тишины.
– Вы ждали слишком долго, – начал он. – Дайте мне еще десять минут. Я только переоденусь, а потом буду с вами сколько вы пожелаете. Хоть целую вечность.
Джонни спустился в зал. По пятам за ним следовал Эдди Уизмер, его близкий друг и помощник. У десятого ряда, где сидели Квист и Лидия, Джонни остановился. Вблизи он выглядел гораздо старше.
– Мне надо поговорить с тобой, дружище.
– Конечно, Джонни, – кивнул Квист. – Приходи ко мне завтра утром, часиков в одиннадцать, и мы вместе позавтракаем.
– Сегодня, – возразил Джонни, – сразу после концерта. Мне нужна твоя помощь, дружище. Если б ты только знал, как она мне нужна.
2
Едва ли кто-нибудь из зрителей мог забыть музыку, звучавшую в тот вечер. Джонни, казалось, не знал усталости. Он пел и играл Коула Портера и Джерома Керна, Гершвина и Берлина, песни «Битлз» и Бэрта Бахараха. Он не отказывал ни в одной просьбе. Дон Эдвардс, который аккомпанировал Джонни двадцать пять лет, словно таял под жаркими лучами прожекторов. Джонни, наоборот, черпал в них силы и энергию. Кое-кому из старожилов вспомнились даже двадцатые годы, когда после окончания мюзикла в «Уинтер Гарден» Ол Джолсон, бывало, подходил к рампе и спрашивал: «Хотите послушать еще? Мне хочется петь», – и пел чуть ли не до утра.
Брайан Марр, сойдя со сцены, решил остаться в зале, чтобы посмотреть, что будет дальше. Свободного места ему не нашлось, и он присел на ступеньку в проходе возле кресла Квиста.
– Представляю себе, какой переполох был в чикагском аэропорту, – сказал он, когда публика отпустила Джонни умыться и переодеться в золотой смокинг. – Мало того, что они искали несуществующую бомбу, так еще какого-то мужчину застрелили в туалете.
– Кого именно? – спросил Квист.
– Пока неизвестно, – пожал плечами Марр.
Потом, когда Джонни вошел в азарт, Марр восхищенно покачал головой:
– Клянусь богом, он поет лучше, чем раньше.
– Два года отдыха, – напомнил Квист. – Его голосовые связки требовали покоя.
– Много пил, не так ли?
– И по-прежнему пьет.
– Не понимаю, почему он ушел.
– Он заработал столько денег, что мог тратить, сколько хотел. А женщины ему, наверное, приелись.
– Едва ли. Посмотри на него. Он наслаждается. Он обожает эту толпу, он любит ее за то, что она от него без ума. Почему же он ушел?
– Может, каприз. Но сегодняшний вечер вернет его на сцену.
К Квисту подошел неизменный спутник Сэндза Эдди Уизмер.
– Джонни просит передать, что сегодня ничего не получится. Он приедет к вам на завтрак.
– В одиннадцать часов, – напомнил Квист.
– Так точно.
– Он отлично поет, Эдди.
– Великолепно. Так было и будет, – ответил Уизмер.
Двухэтажная квартира Квиста была расположена на Бикмен-Плэйс, неподалеку от высотного здания ООН. Редко кому удавалось попасть на второй этаж его апартаментов. Там располагалась спальня, окна которой выходили прямо на Ист-Ривер. Вся обстановка этой просторной, светлой комнаты состояла из огромной кровати, ночного столика с телефонным аппаратом и маленькой коробочкой интеркома, при необходимости связывающего Квиста с первым этажом, да электронного будильника. На стенах не было ни картин, ни украшений. Лишь окна обрамлялись темно-синими портьерами.
На следующее утро после триумфального выступления Джонни в «Мэдисон Сквер Гарден» Квист проснулся как от толчка. Телефон не звонил, но на нем вспыхивала и гасла красная лампочка. Квист осторожно приподнялся, чтобы не разбудить спящую рядом женщину, и взглянул на будильник. Шесть утра! Рано, слишком рано, хотя на улице уже начало светать.
Квист снял трубку.
– Какого черта? – шепотом спросил он.
– Извините, мистер Квист, – ответил швейцар. – Я знаю, который час. Но некий мистер Сэндз говорит, что дело не терпит отлагательств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30