Но, когда шок остался позади и разум возобладал над эмоциями, даже наиболее горячие головы в институте, где Тихомиров работал, отрезвели. А почему бы и не несчастный случай?
Комиссар учитывал, конечно, перемену в настроениях и понимал, что теперь ни его, ни Мазина никто не упрекнет. В конце концов, следствие было проведено основательно, и вел его очень опытный работник.
- Ты, кстати, в этом году в отпуске не был?
Мазин удивился неожиданному вопросу:
- Не был.
- Зря. Сейчас, конечно, время не лучшее, но отдых - он всегда отдых. Без него нельзя.
- А преступник?
- Какой преступник?
- Да тот, что ничего не знает и свое дело делает. Или он тоже в отпуск собрался?
Комиссар улыбнулся:
- Преступник - он двужильный. Без выходных работает. Так что тебе его не пересидеть. Я так думаю, по секрету: нас с тобой уже не будет, а сменщикам нашим работка найдется. - И добавил серьезно. - Хвостов у тебя сейчас, кажется, нет?
- Антон Тихомиров.
Комиссар вышел из-за стола и положил короткую руку на плечо Мазина:
- Тихомирова, Игорь Николаевич, закрывай. В дебри мы с ним забрались.
Это было приказание, и Мазин не мог назвать его необоснованным. Однако счел нужным подчеркнуть, что подчиняется дисциплине:
- Слушаюсь.
- То-то.
Комиссар вздохнул облегченно. Видно, он убеждал не только Мазина, но и самого себя. Но так или иначе с неприятным вопросом было покончено:
- Так когда отдыхать пойдешь?
Мазин посмотрел в окно. По крыше стучал осенний дождь. "Не мед, конечно, но раз уж проморгал лето..."
- Чем раньше, тем лучше. До июля все равно далеко.
- Медицина считает, что зимний отдых более полезен.
- Зиму еще подождать надо.
Комиссар перехватил его взгляд:
- Осенью тоже не каждый день льет. И, вообще, вы, молодые, не цените жизнь как следует. Июль вам подавай или август, а остальное никуда не годится. С годами понимаешь, что каждый день хорош по-своему, но пока поймешь, мало их остается, дней этих.
Мазин знал слабость начальника. Всех моложе пятидесяти он считал молодыми. Впрочем, может быть, это и логично. Считает же сам Мазин молодыми тридцатилетних...
- Июль я как раз и пропустил. Ладно, давайте ноябрь.
Так неожиданно закончился этот разговор. И Мазин не знал даже радоваться такому повороту событий или огорчаться. Только инстинкт подсказывал ему, что в деле Тихомирова не поставлена еще последняя точка. А может быть, и инстинкта никакого нет, а устал просто - отсюда и беспокойство, сомнения в себе? Тогда отпуск в самом деле очень кстати.
Он вернулся в свой кабинет и задумался. Записная книжка Тихомирова оттягивала карман. Игорь Николаевич достал ее и открыл наугад.
"И все-таки человек - это машина с ограниченными возможностями, хотя мы и не знаем пределов этих возможностей".
"Если бы он мог еще писать, то прибавил бы: "Человек - это машина, которую нельзя бросать с шестого этажа", - подумал Мазин с мрачноватым юмором. - Но высокоорганизованная машина может выброситься и сама. Или не может? Ладно! Точка!"
Он выдвинул ящик и взял лист бумаги. Написал крупно: "Постановление", потом обычную шапку с обозначением места, именами и датами. Помедлил минуту, подбирая нужную формулировку, кратко изложил суть дела.
"Принимая во внимание вышеизложенное... смерть Тихомирова А. Д. наступила в результате несчастного случая". Нахмурился, выводя казенные слова "выпадение из окна", и закончил быстро, привычной фразой: "Дело прекратить за отсутствием состава преступления".
Потом размашисто написал заявление об отпуске, свернул обе бумаги трубочкой и пошел к комиссару. По коридору дежурный нес почту.
- Мне есть что-нибудь?
- Письмо, кажется.
- Оставьте на столе, пожалуйста!
Через пять минут комиссар поставил в углу заявления резолюцию. Мазин передал его машинистке, чтобы та напечатала приказ, и вернулся в кабинет.
На столе лежали газеты и письмо в дешевом синем конверте без картинки. Такие конверты напоминали военные годы. Но тогда это была почти роскошь, обычным считался треугольничек. На конверте полупечатными буквами были выведены адрес и фамилия. Обратного адреса не было. Мазин посмотрел почтовый штемпель. Письмо оказалось местным. Он взял ножницы и отрезал край конверта. В нем была записка:
"Антон! Нам необходимо встретиться. Речь идет не обо мне. Приду сегодня обязательно, как бы поздно ты ни вернулся. И."
Внизу стояла дата - 23 августа. Это был день смерти Тихомирова. Мазин внимательно осмотрел листок, но не нашел в нем больше ни слова. И вообще ничего больше в конверте на было. Он положил записку и попросил по внутреннему телефону приемную комиссара:
- Леночка?
- Да, я, - ответила машинистка.
- Вы уже напечатали приказ о моем отпуске?
- Напечатала, сейчас дам на подпись и отнесу в бухгалтерию. А что?
Мазин помедлил с ответом:
- Нет, ничего. Давайте на подпись.
Он положил трубку и усмехнулся. Ему пришло в голову нечто забавное.
На другой день Мазин лежал дома на диване и читал в журнале роман английского писателя. События в романе происходили на тропическом острове, правитель которого мог показаться фигурой опереточной, если б не проливал столько крови. А среди тех, кого убили, был иностранец с непримечательной фамилией Джонс и темным прошлым. Одни считали его ловким проходимцем, другие - героем, многим он нравился, а был просто слабым человеком, мечтавшим о том, чего сделать не мог.
Джонс, собственно, не занимал центрального места в романе, но почему-то именно он привлек внимание Мазина, может быть, потому что Мазин не раз встречал людей, казавшихся совсем не такими, какими были на самом деле. Но вообще-то ему было не до чтения. Он пытался восстановить факты, связанные с делом Тихомирова.
Первая запись в блокноте Мазина появилась, когда профессор Рождественский пытался объяснить ему важность темы, над которой работал Тихомиров. Профессор был таким, каким представляют ученых по книжкам и кинофильмам. Бородка. Благородная седина и немного грассирующий говор. И, конечно же, вежливость и предупредительность.
- Собственно, идеи работы Тихомирова не новы, уважаемый Игорь Николаевич. - Он сразу запомнил, как зовут Мазина, и этим, пожалуй, отличился от своего рассеянного кинематографического стереотипа. Принадлежат они нашей отечественной науке, но, увы, вы понимаете, - он погрустнел, - та туча, так сказать, что прошла над генетикой, она не оставила без последствий... Поэтому так радостен каждый бросок на новые рубежи. И так огорчительно то, что произошло. Антон Дмитриевич мог несомненно вырасти в серьезного ученого.
"Способный ученый", - отметил Мазин.
- Речь идет об эволюционной биохимии. Весьма, весьма перспективная отрасль знания. Но фундаменты уходят далеко вглубь. Антон Дмитриевич разрабатывал творческое наследие Константина Романовича Кротова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39