Но почему-то дверь в квартиру была не прихлопнута. Я взялся за ручку, толкнул осторожно, вошел в коридорчик. В кухне на полу, прислоненная спиной к холодильнику, как кукла, - Таня, лицо у нее было мертвое.
И прыгнули, покатились вперед апельсины из целлофана, я кинулся, я нагнулся к ней, потом к окну, распахнул. Запах! Потом нос, рот зажав ладонью, рванул к плите. Закрыл газ, опять к Тане, ее голова, неживая, качалась вперед, назад, я тряс ее за плечи. Зачем?! Почему я сразу не позвонил в "Скорую", почему не позвал?..
Это почти как во сне. То в одном ты, то вообще совсем уже в другом месте, и перед тобою все другое... Кухня, комната. Что я делал?.. Таня... Водой в лицо - из чего, не знаю. Еще, еще. Может, ее рвало до этого. Как растирал, зачем тащил...
Наконец я понял, что чищу апельсин. Но к чему... Я стал разлипать его на дольки. Пальцы у меня уже были липкими, желтыми.
- Съешь, - сказал я. - А?..
Она не отвечала, полулежала неподвижно в кресле, куда втащил, в комнате.
- Слушай, - позвал я, - съешь, а...
- Что... - показалось, расслышал это. - Я... Не нужно жить.
- Ну неужто ты, - я нагнулся, - разве ты полюбила его?
- Его?.. - Она пошевельнулась. - Нет, не знаю. Девочка. Маленькая, черненькая. Девочка...
- Черненькая? У голландца?!
- Он темноволосый. И у ней волосики видны уже. Черные.
- Послушай, - сказал я, - у тебя ж будут еще дети, дура ты молодая! Зачем?.. Дура ты!
Она как сглотнула непонятно что, и тогда я опять ей протянул апельсин.
- Не знаю, я, нет, не знаю... - Попыталась сесть прямей, отвела в сторону мою руку. - Я назад хотела. Может, забрать, украсть ее...
- Украсть?! Дурость! - Я постучал пальцем себя по лбу. - Ду-рость! Это как же ты себе представляла?
- Не знаю я ничего. - И замотала головой. - Хотела... Или, думала, у нас кого-нибудь. С коляской.
Я положил разъятый апельсин свой на журнальный столик и, пододвинув стул, сел напротив нее.
- Татьяна, - сказал я, - вот ты послушай. Только внимательно слушай меня. - Она действительно годилась мне в дочки. "Малявка". Но... и не только в дочки. Я спас ее и имел, что ли, право!.. Право?
Не буду пересказывать, что говорил. Вообще-то, только то, что узнал от Подкуйки о сообществе, где жить хорошо на 93-м километре. И даже хотел ей прочесть изречения, избранные Львом Николаевичем Толстым. Но брошюрка валялась где-то в кухне на полу, и я не прочел. Однако вспомнил главное - Дом ангела, так называл его Подкуйко, где у них были маленькие дети. Ангелы...
И мне стало вдруг тошно. От самого себя. Но ей же вправду некуда было податься. Как, впрочем, и мне. Хотя, конечно, по-другому, "господин офицер"...
Я циник, да?.. "Рожа"? А ты прими меня каков я есть! И положил ладонь ей на колено да еще похлопал там, где прорезь в джинсах.
- Договорились? - Она кивнула. - Значит, утром едем. Татьяна, едем!
Из-под намокших ее, размазанных ресниц на меня глянули синие и тоже, мне показалось, крашеные глаза. Жалобные?.. Какие-то непонятные. Вроде изучающие. А вроде бы и влекущие. Странный у "малявки" взгляд.
- Ну пока. - Я похлопал опять ее по колену. - Танюша, все будет хорошо!
Дома я достал рюкзак с полатей, раскрыл и вытрусил его на балконе, выветривая нафталин. Зачем в него нафталин (это Ксения), неизвестно. А рюкзак хорош, объемистый, оранжевого веселого цвета. Я складывал рубашки и подумал, решил плавки брать, потому что река, а места не занимают.
Завязал шнур, застегнул клапан, начал уминать, надавливая ладонями. И еще постучал кулаком изо всех сил, разравнивая. Затем, прикидывая, надел - терпимо, стал перед зеркалом. Как?..
Походный был вид. Ну что пузо... Ведь это ж я был тем мальчиком - и сколько нас было! - высокие, сильные, красивые, вдруг выросли мы в семидесятые, в самом конце...
Я увидел в зеркале, как отворилась дверь и Ксения вошла, у нее перерыв на обед, приходит всегда, ей до работы восемь минут, даже если не спеша.
Я смотрел на нее, не оборачиваясь, сжимая в кулаках лямки рюкзака.
Ксения стояла в дверях, смотрела молча.
"Откуда это? - вдруг я подумал. - Везде и всегда - обязательно женщина для мужчины зеркало!.. То увеличит она, а то принизит унизительно. Ну как человеку жить, когда не хочет она, не дает расти в собственных глазах?!"
Я обернулся и объяснил ей твердо, куда и как, а почему - понятно, уезжаю завтра на определенное время. Обо всем, конечно, еще буду сообщать.
Потом достал брошюру из кармана для подтверждения и прочел:
- "Добрый побеждает, и только. Побеждает и не гордится. Побеждает и не возвеличивается". - И посмотрел на нее со значением: - Лао-цзы.
Когда я подошел к скамейке, время не подоспело, но Подкуйко уже сидел откинувшись, жмурился, подставив под солнце лицо, с удовольствием шевеля усиками. Утро было ясное, дождя не обещали.
- Привет, - кивнул я и поглядел на часы. - Во сколько?..
- На троллейбусе до вокзала двадцать пять минут, - благодушно пояснил Подкуйко. - А до электрички час.
Его кепка лежала на портфеле, волосы были зачесаны набок, влажно, с пробором, рыжеватые, и чуть проступала седина.
- Дочка вещи собирает, - объяснил я.
- Хорошо. Скидай пока рюкзак.
Я стянул с плеч рюкзак, поставил его на скамейку рядом с портфелем, сел. Это очень удобно, когда кто-нибудь возьмет организацию и всю ответственность на себя.
Троллейбусы проезжали и проезжали мимо к остановке неподалеку, все раскрашенные, как везде, дурацкой рекламой. То какое-то кухонное оборудование НПО "Альтернатива", то - "Внимание! Новинка! Жидкое мороженое. Новинка!"
Я уже поглядывал на часы.
- Отвлекись, - предложил мне Подкуйко. - Послушай... Смотри. Слышь?..
Сбоку в траве шелестнуло что-то, и Подкуйко сделал мне знак, потом стал глядеть туда пристально. Я тоже, но не увидел ничего. А все стихло.
- Магнетизм, - кивнул мне Подкуйко, улыбаясь. - Это еж сбежал откуда-то. А теперь не сдвинется. Сидит. Видишь его?
- Не вижу я ничего. Ты что, фокусник еще, да?
- Успокойся, - сказал Подкуйко. - Не гоношись. Совершенный человек должен всегда сохранять спокойствие духа.
- Опять ты вычитал? - я разозлился. - Это ты, что ль, совершенный?
- Тихо. Тихо. - Он покосился. - Да... Дочка твоя уже не придет, похоже.
Подкуйко надел кепку, надвинул ее на лоб и встал, взял портфель за ручку.
- Приемная у меня дочь, - сквозь зубы объяснил я.
Теперь мы стояли с ним у троллейбусной остановки. Была явная задержка, троллейбусы не шли. А народу подходило все больше.
Но наконец появился. Пестрый такой же: "Новинка! Заморозь - и съешь! Жидкое мороженое!" По борту намалевано и вкось.
Мы впихнулись в него с трудом последними.
- Подождите!..
Я оглянулся. Бежала Таня, волоча за ремень красную сумку на колесиках.
Я подхватил сумку, Таню левой рукой и втолкнул внутрь рядом с собою, двери задвинулись, прихватив сзади мою куртку.
Через три, по-моему, остановки стало свободней, я даже сел у окна, взгромоздил на колени рюкзак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
И прыгнули, покатились вперед апельсины из целлофана, я кинулся, я нагнулся к ней, потом к окну, распахнул. Запах! Потом нос, рот зажав ладонью, рванул к плите. Закрыл газ, опять к Тане, ее голова, неживая, качалась вперед, назад, я тряс ее за плечи. Зачем?! Почему я сразу не позвонил в "Скорую", почему не позвал?..
Это почти как во сне. То в одном ты, то вообще совсем уже в другом месте, и перед тобою все другое... Кухня, комната. Что я делал?.. Таня... Водой в лицо - из чего, не знаю. Еще, еще. Может, ее рвало до этого. Как растирал, зачем тащил...
Наконец я понял, что чищу апельсин. Но к чему... Я стал разлипать его на дольки. Пальцы у меня уже были липкими, желтыми.
- Съешь, - сказал я. - А?..
Она не отвечала, полулежала неподвижно в кресле, куда втащил, в комнате.
- Слушай, - позвал я, - съешь, а...
- Что... - показалось, расслышал это. - Я... Не нужно жить.
- Ну неужто ты, - я нагнулся, - разве ты полюбила его?
- Его?.. - Она пошевельнулась. - Нет, не знаю. Девочка. Маленькая, черненькая. Девочка...
- Черненькая? У голландца?!
- Он темноволосый. И у ней волосики видны уже. Черные.
- Послушай, - сказал я, - у тебя ж будут еще дети, дура ты молодая! Зачем?.. Дура ты!
Она как сглотнула непонятно что, и тогда я опять ей протянул апельсин.
- Не знаю, я, нет, не знаю... - Попыталась сесть прямей, отвела в сторону мою руку. - Я назад хотела. Может, забрать, украсть ее...
- Украсть?! Дурость! - Я постучал пальцем себя по лбу. - Ду-рость! Это как же ты себе представляла?
- Не знаю я ничего. - И замотала головой. - Хотела... Или, думала, у нас кого-нибудь. С коляской.
Я положил разъятый апельсин свой на журнальный столик и, пододвинув стул, сел напротив нее.
- Татьяна, - сказал я, - вот ты послушай. Только внимательно слушай меня. - Она действительно годилась мне в дочки. "Малявка". Но... и не только в дочки. Я спас ее и имел, что ли, право!.. Право?
Не буду пересказывать, что говорил. Вообще-то, только то, что узнал от Подкуйки о сообществе, где жить хорошо на 93-м километре. И даже хотел ей прочесть изречения, избранные Львом Николаевичем Толстым. Но брошюрка валялась где-то в кухне на полу, и я не прочел. Однако вспомнил главное - Дом ангела, так называл его Подкуйко, где у них были маленькие дети. Ангелы...
И мне стало вдруг тошно. От самого себя. Но ей же вправду некуда было податься. Как, впрочем, и мне. Хотя, конечно, по-другому, "господин офицер"...
Я циник, да?.. "Рожа"? А ты прими меня каков я есть! И положил ладонь ей на колено да еще похлопал там, где прорезь в джинсах.
- Договорились? - Она кивнула. - Значит, утром едем. Татьяна, едем!
Из-под намокших ее, размазанных ресниц на меня глянули синие и тоже, мне показалось, крашеные глаза. Жалобные?.. Какие-то непонятные. Вроде изучающие. А вроде бы и влекущие. Странный у "малявки" взгляд.
- Ну пока. - Я похлопал опять ее по колену. - Танюша, все будет хорошо!
Дома я достал рюкзак с полатей, раскрыл и вытрусил его на балконе, выветривая нафталин. Зачем в него нафталин (это Ксения), неизвестно. А рюкзак хорош, объемистый, оранжевого веселого цвета. Я складывал рубашки и подумал, решил плавки брать, потому что река, а места не занимают.
Завязал шнур, застегнул клапан, начал уминать, надавливая ладонями. И еще постучал кулаком изо всех сил, разравнивая. Затем, прикидывая, надел - терпимо, стал перед зеркалом. Как?..
Походный был вид. Ну что пузо... Ведь это ж я был тем мальчиком - и сколько нас было! - высокие, сильные, красивые, вдруг выросли мы в семидесятые, в самом конце...
Я увидел в зеркале, как отворилась дверь и Ксения вошла, у нее перерыв на обед, приходит всегда, ей до работы восемь минут, даже если не спеша.
Я смотрел на нее, не оборачиваясь, сжимая в кулаках лямки рюкзака.
Ксения стояла в дверях, смотрела молча.
"Откуда это? - вдруг я подумал. - Везде и всегда - обязательно женщина для мужчины зеркало!.. То увеличит она, а то принизит унизительно. Ну как человеку жить, когда не хочет она, не дает расти в собственных глазах?!"
Я обернулся и объяснил ей твердо, куда и как, а почему - понятно, уезжаю завтра на определенное время. Обо всем, конечно, еще буду сообщать.
Потом достал брошюру из кармана для подтверждения и прочел:
- "Добрый побеждает, и только. Побеждает и не гордится. Побеждает и не возвеличивается". - И посмотрел на нее со значением: - Лао-цзы.
Когда я подошел к скамейке, время не подоспело, но Подкуйко уже сидел откинувшись, жмурился, подставив под солнце лицо, с удовольствием шевеля усиками. Утро было ясное, дождя не обещали.
- Привет, - кивнул я и поглядел на часы. - Во сколько?..
- На троллейбусе до вокзала двадцать пять минут, - благодушно пояснил Подкуйко. - А до электрички час.
Его кепка лежала на портфеле, волосы были зачесаны набок, влажно, с пробором, рыжеватые, и чуть проступала седина.
- Дочка вещи собирает, - объяснил я.
- Хорошо. Скидай пока рюкзак.
Я стянул с плеч рюкзак, поставил его на скамейку рядом с портфелем, сел. Это очень удобно, когда кто-нибудь возьмет организацию и всю ответственность на себя.
Троллейбусы проезжали и проезжали мимо к остановке неподалеку, все раскрашенные, как везде, дурацкой рекламой. То какое-то кухонное оборудование НПО "Альтернатива", то - "Внимание! Новинка! Жидкое мороженое. Новинка!"
Я уже поглядывал на часы.
- Отвлекись, - предложил мне Подкуйко. - Послушай... Смотри. Слышь?..
Сбоку в траве шелестнуло что-то, и Подкуйко сделал мне знак, потом стал глядеть туда пристально. Я тоже, но не увидел ничего. А все стихло.
- Магнетизм, - кивнул мне Подкуйко, улыбаясь. - Это еж сбежал откуда-то. А теперь не сдвинется. Сидит. Видишь его?
- Не вижу я ничего. Ты что, фокусник еще, да?
- Успокойся, - сказал Подкуйко. - Не гоношись. Совершенный человек должен всегда сохранять спокойствие духа.
- Опять ты вычитал? - я разозлился. - Это ты, что ль, совершенный?
- Тихо. Тихо. - Он покосился. - Да... Дочка твоя уже не придет, похоже.
Подкуйко надел кепку, надвинул ее на лоб и встал, взял портфель за ручку.
- Приемная у меня дочь, - сквозь зубы объяснил я.
Теперь мы стояли с ним у троллейбусной остановки. Была явная задержка, троллейбусы не шли. А народу подходило все больше.
Но наконец появился. Пестрый такой же: "Новинка! Заморозь - и съешь! Жидкое мороженое!" По борту намалевано и вкось.
Мы впихнулись в него с трудом последними.
- Подождите!..
Я оглянулся. Бежала Таня, волоча за ремень красную сумку на колесиках.
Я подхватил сумку, Таню левой рукой и втолкнул внутрь рядом с собою, двери задвинулись, прихватив сзади мою куртку.
Через три, по-моему, остановки стало свободней, я даже сел у окна, взгромоздил на колени рюкзак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16