Физкультпривет считал, и, возможно, не без оснований, что команды должны формироваться добровольно, на основе взаимной склонности и симпатий. Но так как взаимные склонности и симпатии от урока к уроку менялись, то менялся и состав команд. Неизменными были лишь капитаны - Петраков и Бурмусов. И неизменным был вопрос Физкультпривета:
- Ну, так кому подарить Синькова?
И тут начиналось! Тыча друг в друга пальцами, во всю силу легких команды вопили:
- Им!
- Нет, им! Он прошлый раз у нас был!
- Фигу вам! Тогда совсем другие команды были!
- Ничего не другие! Прошлый раз он у Балбеса играл, а теперь пусть у Петрака!
- Играл, ха!
- Антоша был с вами, а теперь с нами, и Игорь был с вами, а Петюн вообще не играл из-за ноги!
Физкультпривет пронзительно свистел.
- Р-разговорчики! Кр-р-ругом!
Команды поворачивались друг к другу спиной, с шумом приставляя ногу.
- Успокоились? Синьков, иди в команду Петракова.
- Всё, пацаны, концы, - бросал кто-нибудь из несчастной команды.
И команде действительно приходил конец. Витя не только сам не мог ничего, он дезорганизовывал и морально разваливал команду. Все знали: если Шушера в команде - не выиграть ни за что. С одной стороны, с Витей у команды становилось на одного человека больше, но с другой - на пять меньше. Витя понуро брел в ту команду, куда его направил Физкультпривет, а на голову несчастного Вити градом сыпались щелбаны.
- Ат-ставить! Кр-р-ругом! Кр-р-ругом!
Много можно рассказывать о том, как Витя целеустремленно вел команду к проигрышу. Во время игры в волейбол, например, он мог молниеносно присесть, закрывая голову руками, вместо того чтобы взять легчайший мяч, как это сделала бы любая девчонка; он мог ни с того ни с сего выставить в сторону руку и зацепить кончиками пальцев мяч, который преспокойно шел в аут от подачи противника; что же касается собственной подачи, то Витя либо промазывал по мячу, либо запускал его свечкой в небо.
Еще веселее было с Витей на баскетболе. Конечно, таких дураков, которые передавали бы Вите мяч, среди ребят не было. Но и без этого Вите находилось занятие. То он шлепался под ноги игроку своей команды, который атаковал корзину, то, наоборот, его нога сама собой подворачивалась под ногу нападающему противника в штрафной площадке Витиной команды; нападающий летел кувырком, и его команда затем приплюсовывала ловко забитые штрафные к своему счету. Ну и так далее.
Да, на уроке физкультуры Витя был в центре внимания. Однако странно устроен человек: собственная незаметность и никчемность мучила Витю, но и такое внимание его не радовало. Тогда в чем же дело?.. Возможно, в том, что не надо слишком много внимания уделять собственной особе? Именно так сказала совсем другому человеку и по совсем другому поводу их классная руководительница.
Если уж перечислять все огорчения Вити, то надо вспомнить и о его неблагозвучной кличке. Но опять-таки клички в классе имели многие, а прозвище Балбес, например, было еще менее благозвучно, чем Шушера, что не приносило ни малейшего огорчения Балбесу-Бурмусову. Но Витина кличка появилась не просто так, а имела свою причину, и причина эта тоже была одним из переживаний Вити.
Витя говорил вместо "с" - "ш". Но не всегда, а лишь в некоторых случаях. Например, слова "слушать", "сушка", "шоссе", "существительное" Витя произносил как "шлушать", "шушка", "шоше", "шущешствительное". Вот такой у Вити был дефект речи. Мама водила Витю к логопеду, но то ли логопед попался неважный, то ли Витя был каким-то особенно неподдающимся ничего у логопеда не получилось, и Витя как говорил "шушка", так и продолжал говорить.
В интернате исправлением Витиного дефекта поначалу решила заняться учительница русского языка, или, как ее называли, русачка. Она сказала:
- Синьков, скажи "шоссе".
- Шоше, - послушно повторил Витя.
- Не так. Вслушайся: шос-се.
- Шоше, - вытягивая от старания шею, сказал Витя.
Русачка повысила голос:
- Синьков, надо стараться! Шоссе!
- Шоше! - крикнул Витя, запрокинув голову.
- Шоссе! - крикнула русачка.
- Шоше! - крикнул Витя.
- Соше! - еще громче крикнула русачка, не слыша хихиканья.
- Шоше!
- Соше!
- Шоше!
- Шоше!! - заорала русачка под хохот класса.
С тех пор исправлением Витиного дефекта никто не занимался, а на перемене к Вите, евшему бублик, подошел Бурмусов и сказал:
- Шушера, дай шушку!
Вот так из Вити получился Шушера.
Был ли у Вити друг?.. Опять-таки как сказать. Был человек, который очень хорошо относился к Вите и с которым с единственным Витя чувствовал себя уверенно и спокойно. Этот человек - девочка, и звали ее Надя Кот. Только вот ведь как бывает: Витя вроде бы и ценил Надино к себе отношение и в то же время в грош его не ставил. Витя каждую минуту чувствовал, что за одну поощрительную улыбку Бурмусова, за один добродушный хлопок по плечу Петракова он не глядя отдаст Надю Кот вместе с ее хорошим отношением. Да что там Петраков или Бурмусов! За единственный одобрительный кивок любого из ребят он отдал бы Надю со всеми, грубо говоря, пуговицами. Хорошо, что Надя этого не знала. И даже не подозревала. Надя была доброй, очень доброй, и такие мысли насчет Вити просто не могли появиться у нее в голове.
Надя пришла в интернат и в их класс на полгода позже Вити. Конечно, ее посадили именно к нему, потому что только он сидел за партой один.
- Тебя как зовут? - спросила она.
- Витя. А тебя?
- Надя. А фамилия - Кот.
- Почему не Пес? - глупее некуда сострил Витя.
Соседка молчала, и Витя оцепенел, ожидая затычины. Потом он скосил глаза на Надю. Она спокойно расписывала шариковую ручку на тыльной стороне тетради, слегка улыбаясь. Витя впервые видел такую безобидную девчонку. И уже в спальне, засыпая, он вдруг вспомнил о своей глупой шутке, и ему стало стыдно. С запоздалым раскаянием он стал мысленно исправлять этот разговор. "Почему не Пес?" - спросил он, а Наде надо было ответить: "Потому что ты осел". И, засыпая, он поверил, или это ему уже приснилось, что именно так оно и было.
Сначала Надя показалась Вите очень красивой. У нее было белое, матовое лицо, волосы воронова крыла, длинные брови шнурочком, узкие черные глаза в густых ресницах, широкий, спокойный лоб и сочные, необычайно яркие губы. Однако, присмотревшись, Витя увидел, что Надин рот был, пожалуй, чересчур велик, зубки кривоваты, а нос в мелких веснушках и со смешной продольной черточкой на конце. Да и прекрасные темные волосы не много красоты добавляли Наде - она мастерила из них два нелепых, по словам Бурмусова, "закрутона", болтающихся над Надиными ушами, как уши сеттера или спаниеля.
Эти "закрутоны" скрывали аккуратные Надины уши с крохотными золотыми сережками, которые, однако, сразу же углядела их классная. На ее распоряжение немедля снять сережки Надя ничего не отвечала, спокойно глядя в лицо классной и тихо улыбаясь.
1 2 3 4 5 6
- Ну, так кому подарить Синькова?
И тут начиналось! Тыча друг в друга пальцами, во всю силу легких команды вопили:
- Им!
- Нет, им! Он прошлый раз у нас был!
- Фигу вам! Тогда совсем другие команды были!
- Ничего не другие! Прошлый раз он у Балбеса играл, а теперь пусть у Петрака!
- Играл, ха!
- Антоша был с вами, а теперь с нами, и Игорь был с вами, а Петюн вообще не играл из-за ноги!
Физкультпривет пронзительно свистел.
- Р-разговорчики! Кр-р-ругом!
Команды поворачивались друг к другу спиной, с шумом приставляя ногу.
- Успокоились? Синьков, иди в команду Петракова.
- Всё, пацаны, концы, - бросал кто-нибудь из несчастной команды.
И команде действительно приходил конец. Витя не только сам не мог ничего, он дезорганизовывал и морально разваливал команду. Все знали: если Шушера в команде - не выиграть ни за что. С одной стороны, с Витей у команды становилось на одного человека больше, но с другой - на пять меньше. Витя понуро брел в ту команду, куда его направил Физкультпривет, а на голову несчастного Вити градом сыпались щелбаны.
- Ат-ставить! Кр-р-ругом! Кр-р-ругом!
Много можно рассказывать о том, как Витя целеустремленно вел команду к проигрышу. Во время игры в волейбол, например, он мог молниеносно присесть, закрывая голову руками, вместо того чтобы взять легчайший мяч, как это сделала бы любая девчонка; он мог ни с того ни с сего выставить в сторону руку и зацепить кончиками пальцев мяч, который преспокойно шел в аут от подачи противника; что же касается собственной подачи, то Витя либо промазывал по мячу, либо запускал его свечкой в небо.
Еще веселее было с Витей на баскетболе. Конечно, таких дураков, которые передавали бы Вите мяч, среди ребят не было. Но и без этого Вите находилось занятие. То он шлепался под ноги игроку своей команды, который атаковал корзину, то, наоборот, его нога сама собой подворачивалась под ногу нападающему противника в штрафной площадке Витиной команды; нападающий летел кувырком, и его команда затем приплюсовывала ловко забитые штрафные к своему счету. Ну и так далее.
Да, на уроке физкультуры Витя был в центре внимания. Однако странно устроен человек: собственная незаметность и никчемность мучила Витю, но и такое внимание его не радовало. Тогда в чем же дело?.. Возможно, в том, что не надо слишком много внимания уделять собственной особе? Именно так сказала совсем другому человеку и по совсем другому поводу их классная руководительница.
Если уж перечислять все огорчения Вити, то надо вспомнить и о его неблагозвучной кличке. Но опять-таки клички в классе имели многие, а прозвище Балбес, например, было еще менее благозвучно, чем Шушера, что не приносило ни малейшего огорчения Балбесу-Бурмусову. Но Витина кличка появилась не просто так, а имела свою причину, и причина эта тоже была одним из переживаний Вити.
Витя говорил вместо "с" - "ш". Но не всегда, а лишь в некоторых случаях. Например, слова "слушать", "сушка", "шоссе", "существительное" Витя произносил как "шлушать", "шушка", "шоше", "шущешствительное". Вот такой у Вити был дефект речи. Мама водила Витю к логопеду, но то ли логопед попался неважный, то ли Витя был каким-то особенно неподдающимся ничего у логопеда не получилось, и Витя как говорил "шушка", так и продолжал говорить.
В интернате исправлением Витиного дефекта поначалу решила заняться учительница русского языка, или, как ее называли, русачка. Она сказала:
- Синьков, скажи "шоссе".
- Шоше, - послушно повторил Витя.
- Не так. Вслушайся: шос-се.
- Шоше, - вытягивая от старания шею, сказал Витя.
Русачка повысила голос:
- Синьков, надо стараться! Шоссе!
- Шоше! - крикнул Витя, запрокинув голову.
- Шоссе! - крикнула русачка.
- Шоше! - крикнул Витя.
- Соше! - еще громче крикнула русачка, не слыша хихиканья.
- Шоше!
- Соше!
- Шоше!
- Шоше!! - заорала русачка под хохот класса.
С тех пор исправлением Витиного дефекта никто не занимался, а на перемене к Вите, евшему бублик, подошел Бурмусов и сказал:
- Шушера, дай шушку!
Вот так из Вити получился Шушера.
Был ли у Вити друг?.. Опять-таки как сказать. Был человек, который очень хорошо относился к Вите и с которым с единственным Витя чувствовал себя уверенно и спокойно. Этот человек - девочка, и звали ее Надя Кот. Только вот ведь как бывает: Витя вроде бы и ценил Надино к себе отношение и в то же время в грош его не ставил. Витя каждую минуту чувствовал, что за одну поощрительную улыбку Бурмусова, за один добродушный хлопок по плечу Петракова он не глядя отдаст Надю Кот вместе с ее хорошим отношением. Да что там Петраков или Бурмусов! За единственный одобрительный кивок любого из ребят он отдал бы Надю со всеми, грубо говоря, пуговицами. Хорошо, что Надя этого не знала. И даже не подозревала. Надя была доброй, очень доброй, и такие мысли насчет Вити просто не могли появиться у нее в голове.
Надя пришла в интернат и в их класс на полгода позже Вити. Конечно, ее посадили именно к нему, потому что только он сидел за партой один.
- Тебя как зовут? - спросила она.
- Витя. А тебя?
- Надя. А фамилия - Кот.
- Почему не Пес? - глупее некуда сострил Витя.
Соседка молчала, и Витя оцепенел, ожидая затычины. Потом он скосил глаза на Надю. Она спокойно расписывала шариковую ручку на тыльной стороне тетради, слегка улыбаясь. Витя впервые видел такую безобидную девчонку. И уже в спальне, засыпая, он вдруг вспомнил о своей глупой шутке, и ему стало стыдно. С запоздалым раскаянием он стал мысленно исправлять этот разговор. "Почему не Пес?" - спросил он, а Наде надо было ответить: "Потому что ты осел". И, засыпая, он поверил, или это ему уже приснилось, что именно так оно и было.
Сначала Надя показалась Вите очень красивой. У нее было белое, матовое лицо, волосы воронова крыла, длинные брови шнурочком, узкие черные глаза в густых ресницах, широкий, спокойный лоб и сочные, необычайно яркие губы. Однако, присмотревшись, Витя увидел, что Надин рот был, пожалуй, чересчур велик, зубки кривоваты, а нос в мелких веснушках и со смешной продольной черточкой на конце. Да и прекрасные темные волосы не много красоты добавляли Наде - она мастерила из них два нелепых, по словам Бурмусова, "закрутона", болтающихся над Надиными ушами, как уши сеттера или спаниеля.
Эти "закрутоны" скрывали аккуратные Надины уши с крохотными золотыми сережками, которые, однако, сразу же углядела их классная. На ее распоряжение немедля снять сережки Надя ничего не отвечала, спокойно глядя в лицо классной и тихо улыбаясь.
1 2 3 4 5 6