А письмо из архива такое вежливое. Хотите, прочту?
- Ты скажи, что в нём.
- Там пишут, что старшина Вениамин Иванович Убийволк служил в танковой части и погиб смертью храбрых при исполнении боевого задания под Новгородом. И ещё там написано, что командир части, где служил Убийволк, майор Елюгин, должен знать подробности. И там написан адрес Елюгина. Он живёт почти в самой Москве - двадцать километров всего. Дать вам адрес?..
Перед тем как уехать в Новгород, Владимир Петрович побывал у майора Елюгина. Он жил в посёлке, в маленьком доме, которого почти не было видно за яблонями и кустами смородины. Десяток деревьев и кусты окружали дом как бы изгородью. Тут же, в саду, был вкопан в землю стол, побуревший от времени и от дождей. За этим столом Бочин просидел больше часа. Рядом с Елюгиным были прислонены к столу костыли. Разговаривая, он поглаживал левой рукой пустой рукав правой руки. Дорого обошлась война майору. Но память он сохранил отличную. Слушая Елюгина, Владимир Петрович думал с досадой: "Как жаль, что нет здесь Бориса Сергиенко! Вот бы ему послушать рассказ об отце".
Не знал Бочин о несчастье, случившемся с Борисом.
ДОЖДЬ В ЯНВАРЕ
Двадцать лет назад под Новгородом, где недавно работали сапёры лейтенанта Каляги, на берегу озера, скрытый темнотой ночи, Феофан Сергиенко полз в расположение врага.
Вот как это случилось.
Уходя из Новгорода, фашисты уничтожали город - улицу за улицей, дом за домом. Они взрывали здания, стоявшие века.
До войны тысячи людей приезжали сюда со всего света смотреть гениальные творения великих художников; учёные восторгались чудом мирового искусства - зданиями в кремле, созданными русскими мастерами. Так восторгаются храмом Василия Блаженного в Москве.
В Новгороде фашисты закладывали в эти исторические здания тол; они обливали бензином и керосином памятники архитектуры, замазывали дёгтем росписи великих мастеров, росписи, которые изучали в университетах всех стран.
Двадцать девять месяцев фашисты хозяйничали в Новгороде. Но самые страшные преступления совершали захватчики в дни, когда им стало ясно: удержаться на советской земле нельзя, надо бежать. И вот перед этим бегством гитлеровцы стали превращать Новгород в зону пустыни. Они сбросили с пьедестала бронзового Пушкина и Гоголя, Петра Великого и Суворова, разобрали на куски памятник "Тысячелетие России".
Но уже на улице разрушенного города ветер доносил тысячеустое "ура". Наступление наших войск началось там, где немцы его совсем не ждали: с юга и севера Новгорода.
Это было 14 января 1944 года. Морозы сменились оттепелью, и неожиданно полил дождь. Дождь в январе.
Болота под Новгородом набухли, дороги расползлись. Наши войска шли по воде и грязи. Шли пешком - автомашины завязли, - но шли, не сбавляя шага. Впереди был Новгород.
МАЙОР ЕЛЮГИН
В один из таких дождливых дней командир танковой части майор Елюгин приказал разведать дорогу к озеру. Уж очень подозрительную возню начал там противник.
А перед танками была поставлена задача: прорваться вперёд, прикрыть наступление пехоты с фланга и этим сорвать замысел врага - не дать ему спокойно отойти.
Однако, прежде чем решить эту главную задачу, надо было решить ещё две: разминировать дорожку через ничейный участок фронта - это первое. А потом по этой дорожке жизни должны были проползти разведчики и доложить командиру танкистов, что за возню предприняли фашисты.
Вот уже пошли по раскисшей земле сапёры со своими пищалками в наушниках миноискателей.
В землянке, склонившись над картой, сидел майор Елюгин. Разноцветные линии и стрелы - прямые и загнутые - пестрели по всей карте. И, хотя на карте этой было множество всяких знаков, казалась она майору немой: многое в ней было неизвестно.
В тот день майор Елюгин не был похож на того Елюгина, с которым за круглым столом в саду под яблонями сидел профессор Бочин.
В землянке склонился над картой молодой человек с чёрными усиками и такими смугло-бордовыми щеками, будто он только сегодня вернулся с юга, где загорал и купался. Елюгину не было тогда и тридцати лет. Он мог не спать две-три ночи подряд, мог сутки не вспоминать о еде, мог - и так оно и было - сам обмотать себе бинтом руку, задетую пулей, и тут же забыть о ранении, мог спать, сидя у стола и положив голову на руки.
Елюгина любили в полку, как всегда и везде любят людей весёлых и смелых, прямых и бесхитростных - таких, с которыми забывается страх и жизнь кажется легче, даже если она и очень тяжела.
А майор Елюгин так же любил сержанта Сергиенко, которого в части называли "Добре". Да, имя это шло к нему как нельзя лучше. Когда на отдыхе (в армии отдых понятие условное) надо было нарубить дров, выкопать проход в землянке или очистить снег, пока ещё думали, кому бы это поручить, Сергиенко говорил, будто угадывал мысли майора:
"Добре, я зроблю".
Когда он возвращался с передовой и Сергиенко спрашивали: "Ну, как там?" - он говорил: "Добре. Наши "катюши" дают Гитлеру прикурить".
Майор, встречая Сергиенко, часто задавал ему один и тот же немудрящий вопрос:
"Как дела, сержант?"
И ответ был всегда один:
"Добре".
Посылая Сергиенко в разведку, майор спросил:
- Задача понята добре?
- Добре понята. - Сергиенко улыбнулся, и на его чуть скуластом смуглом лице сверкнули ровные белые зубы. - А як же! С четырьмя бойцами пройти дорогой, что проложат сапёры. Буде як раз темно, як подползём к озеру. Ну, и развидать, шо там фашист шебуршит. И з темнотою же возвернуться живым и без царапинок.
- Вот это добре! - Елюгин поднялся и теперь стоял лицом к лицу с сержантом.
Тот лихо подбросил согнутую ладонь к правой брови, щёлкнул каблуками, и снова чуть-чуть блеснули его белые зубы.
Улыбнулся и Елюгин:
- Значит, скоро добре отдохнём...
ЛИСТОК ИЗ ТЕТРАДИ
Они, эти бесстрашные люди, как бы играли в войну, как это и бывает со смельчаками. А в душе знали, что задача трудная, рискованная, опасная. И что там - отдых в Новгороде?! Живыми бы остаться к завтрашнему дню. Но об этом старались не говорить. Улыбались. Шутили. Говорили так, как говорят, когда идут на прогулку...
Сержанту надо было отправляться в разведку. Уже спустился в землянку и стал рядом с ним, чуть согнувшись, высокий танкист в чёрном и мягком, будто ватная стёганка, шлеме.
- Старшина Убийволк будет с вами, - сказал майор, показывая на танкиста. - Вы знакомы?
- А як же! Добре знакомы!
- Тем лучше. - Майор протянул руку к Убийволку. - По рации он свяжется со мной. Я буду в головном танке. Ну, что, Сергиенко, не всё добре? Что, просьба есть?
- Есть.
Он ведь, сержант, ещё десять минут назад не знал, что пойдёт сквозь "ничейную" землю, через линию фронта, что в сумерках поползёт в расположение врагов. Здесь прятались мины;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
- Ты скажи, что в нём.
- Там пишут, что старшина Вениамин Иванович Убийволк служил в танковой части и погиб смертью храбрых при исполнении боевого задания под Новгородом. И ещё там написано, что командир части, где служил Убийволк, майор Елюгин, должен знать подробности. И там написан адрес Елюгина. Он живёт почти в самой Москве - двадцать километров всего. Дать вам адрес?..
Перед тем как уехать в Новгород, Владимир Петрович побывал у майора Елюгина. Он жил в посёлке, в маленьком доме, которого почти не было видно за яблонями и кустами смородины. Десяток деревьев и кусты окружали дом как бы изгородью. Тут же, в саду, был вкопан в землю стол, побуревший от времени и от дождей. За этим столом Бочин просидел больше часа. Рядом с Елюгиным были прислонены к столу костыли. Разговаривая, он поглаживал левой рукой пустой рукав правой руки. Дорого обошлась война майору. Но память он сохранил отличную. Слушая Елюгина, Владимир Петрович думал с досадой: "Как жаль, что нет здесь Бориса Сергиенко! Вот бы ему послушать рассказ об отце".
Не знал Бочин о несчастье, случившемся с Борисом.
ДОЖДЬ В ЯНВАРЕ
Двадцать лет назад под Новгородом, где недавно работали сапёры лейтенанта Каляги, на берегу озера, скрытый темнотой ночи, Феофан Сергиенко полз в расположение врага.
Вот как это случилось.
Уходя из Новгорода, фашисты уничтожали город - улицу за улицей, дом за домом. Они взрывали здания, стоявшие века.
До войны тысячи людей приезжали сюда со всего света смотреть гениальные творения великих художников; учёные восторгались чудом мирового искусства - зданиями в кремле, созданными русскими мастерами. Так восторгаются храмом Василия Блаженного в Москве.
В Новгороде фашисты закладывали в эти исторические здания тол; они обливали бензином и керосином памятники архитектуры, замазывали дёгтем росписи великих мастеров, росписи, которые изучали в университетах всех стран.
Двадцать девять месяцев фашисты хозяйничали в Новгороде. Но самые страшные преступления совершали захватчики в дни, когда им стало ясно: удержаться на советской земле нельзя, надо бежать. И вот перед этим бегством гитлеровцы стали превращать Новгород в зону пустыни. Они сбросили с пьедестала бронзового Пушкина и Гоголя, Петра Великого и Суворова, разобрали на куски памятник "Тысячелетие России".
Но уже на улице разрушенного города ветер доносил тысячеустое "ура". Наступление наших войск началось там, где немцы его совсем не ждали: с юга и севера Новгорода.
Это было 14 января 1944 года. Морозы сменились оттепелью, и неожиданно полил дождь. Дождь в январе.
Болота под Новгородом набухли, дороги расползлись. Наши войска шли по воде и грязи. Шли пешком - автомашины завязли, - но шли, не сбавляя шага. Впереди был Новгород.
МАЙОР ЕЛЮГИН
В один из таких дождливых дней командир танковой части майор Елюгин приказал разведать дорогу к озеру. Уж очень подозрительную возню начал там противник.
А перед танками была поставлена задача: прорваться вперёд, прикрыть наступление пехоты с фланга и этим сорвать замысел врага - не дать ему спокойно отойти.
Однако, прежде чем решить эту главную задачу, надо было решить ещё две: разминировать дорожку через ничейный участок фронта - это первое. А потом по этой дорожке жизни должны были проползти разведчики и доложить командиру танкистов, что за возню предприняли фашисты.
Вот уже пошли по раскисшей земле сапёры со своими пищалками в наушниках миноискателей.
В землянке, склонившись над картой, сидел майор Елюгин. Разноцветные линии и стрелы - прямые и загнутые - пестрели по всей карте. И, хотя на карте этой было множество всяких знаков, казалась она майору немой: многое в ней было неизвестно.
В тот день майор Елюгин не был похож на того Елюгина, с которым за круглым столом в саду под яблонями сидел профессор Бочин.
В землянке склонился над картой молодой человек с чёрными усиками и такими смугло-бордовыми щеками, будто он только сегодня вернулся с юга, где загорал и купался. Елюгину не было тогда и тридцати лет. Он мог не спать две-три ночи подряд, мог сутки не вспоминать о еде, мог - и так оно и было - сам обмотать себе бинтом руку, задетую пулей, и тут же забыть о ранении, мог спать, сидя у стола и положив голову на руки.
Елюгина любили в полку, как всегда и везде любят людей весёлых и смелых, прямых и бесхитростных - таких, с которыми забывается страх и жизнь кажется легче, даже если она и очень тяжела.
А майор Елюгин так же любил сержанта Сергиенко, которого в части называли "Добре". Да, имя это шло к нему как нельзя лучше. Когда на отдыхе (в армии отдых понятие условное) надо было нарубить дров, выкопать проход в землянке или очистить снег, пока ещё думали, кому бы это поручить, Сергиенко говорил, будто угадывал мысли майора:
"Добре, я зроблю".
Когда он возвращался с передовой и Сергиенко спрашивали: "Ну, как там?" - он говорил: "Добре. Наши "катюши" дают Гитлеру прикурить".
Майор, встречая Сергиенко, часто задавал ему один и тот же немудрящий вопрос:
"Как дела, сержант?"
И ответ был всегда один:
"Добре".
Посылая Сергиенко в разведку, майор спросил:
- Задача понята добре?
- Добре понята. - Сергиенко улыбнулся, и на его чуть скуластом смуглом лице сверкнули ровные белые зубы. - А як же! С четырьмя бойцами пройти дорогой, что проложат сапёры. Буде як раз темно, як подползём к озеру. Ну, и развидать, шо там фашист шебуршит. И з темнотою же возвернуться живым и без царапинок.
- Вот это добре! - Елюгин поднялся и теперь стоял лицом к лицу с сержантом.
Тот лихо подбросил согнутую ладонь к правой брови, щёлкнул каблуками, и снова чуть-чуть блеснули его белые зубы.
Улыбнулся и Елюгин:
- Значит, скоро добре отдохнём...
ЛИСТОК ИЗ ТЕТРАДИ
Они, эти бесстрашные люди, как бы играли в войну, как это и бывает со смельчаками. А в душе знали, что задача трудная, рискованная, опасная. И что там - отдых в Новгороде?! Живыми бы остаться к завтрашнему дню. Но об этом старались не говорить. Улыбались. Шутили. Говорили так, как говорят, когда идут на прогулку...
Сержанту надо было отправляться в разведку. Уже спустился в землянку и стал рядом с ним, чуть согнувшись, высокий танкист в чёрном и мягком, будто ватная стёганка, шлеме.
- Старшина Убийволк будет с вами, - сказал майор, показывая на танкиста. - Вы знакомы?
- А як же! Добре знакомы!
- Тем лучше. - Майор протянул руку к Убийволку. - По рации он свяжется со мной. Я буду в головном танке. Ну, что, Сергиенко, не всё добре? Что, просьба есть?
- Есть.
Он ведь, сержант, ещё десять минут назад не знал, что пойдёт сквозь "ничейную" землю, через линию фронта, что в сумерках поползёт в расположение врагов. Здесь прятались мины;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37