Работа была одна - подносить посильные столбы и доски. А забав много. Подражая неугомонным парнишкам, он прыгал через ямы, прыгал в них, иногда выбирался сам, иногда не мог, и его вытягивали за лапы. Сам толкал в ямы парнишек, они толкали его. Качался на досках, катал отпилыши от бревен. Стучал палкой по доскам, по щепе, по бревнам, создавал свою медвежью музыку.
Когда работы подошли к концу, медвежонок, видимо, огорчился этим, решил продлить их и в одну из ночей натаскал столбов в несколько ям, служивших помойками и отхожими местами.
Утром поднялся крик:
- Кто нахулиганил? Куда теперь идти с неотложной нуждой?!
Хулигана скоро обнаружили: на земле вокруг ям и на столбах он оставил следы своих грязных медвежьих лап. Пострадавшие хозяева ям привалили к плотникам и потребовали убрать столбы.
- Напроказил ваш свинтус, вы и убирайте!
Старший плотник сводил медвежонка к ямам, потыкал мордой в грязные столбы, выпорол охальника веревкой, покричал на него: "Убирай, ахид!" Но медвежонок не понял, чего хотят от него. Вся Игарка смеялась над этой медвежьей выдумкой: вот это истинно медвежья услуга. В нашей Игарке все, даже медведи, - строители.
В тот же день старшина повел медведя к Тойчуму. Плотники убедились, что у них звереныш не станет работником, а содержать его без дела, нахлебником - слишком дорогая потеха. А Тойчум настойчиво сватает. На этот раз не возражала даже Кругленькая: и она устала от медвежонка. Но у нее сохранились еще остатки добрых чувств к нему, и она провожала его, поглаживая по спине.
Тойчум жил на краю города в полотняном балагане, огороженном деревянным заборчиком. Реденький, низенький этот заборчик ничуть не сдержал бы собак, если бы они вздумали убежать. Но им это даже не приходило в голову. Тойчум так выдрессировал их, что плюгавый заборчик казался им неодолимой водной Енисейской ширью.
Почуяв медведя, собаки, штук двадцать, с рычанием и лаем сбежались к забору. Но ни одна не осмелилась высунуться за него. На этот переполох Тойчум вышел из балагана, широко, гостеприимно распахнул в заборчике калитку и сказал:
- Давно жду, давно. Ну, гуляй во двор!
- А собаки? - молвила тревожно Кругленькая.
- Сейчас хвостом вилять станут, - успокоил ее Тойчум, затем крикнул на собак.
Они разом умолкли и ушли за балаган.
- Вот, бери! - старшина протянул Тойчуму поводок, на котором привел медведя.
- Давно жду, давно, - повторил Тойчум, принимая поводок. - Сколько стоить будет?
- Ничего, бери так, за одно спасибо!
- Зачем за одно... одно мало, - повеселевший Тойчум протянул старшине руку: - Спасибо тебе! - Затем протянул руку Кругленькой: - Спасибо и тебе! И еще передайте спасибо вашим плотникам.
Тойчум спросил, как зовут медвежонка.
- Всяко, - и Кругленькая начала перечислять наиболее ходовые имена: Приемыш, Выкормыш... Игаркан.
Тут Тойчум остановил ее:
- Игаркан, Игаркан сын - хорошо, пусть будет так. - Он заглянул на секунду в балаган, вынес оттуда кусок вяленой рыбы и протянул ее медвежонку.
- Давай знакомиться. Ты - Игаркан, я - Тойчум, твой каюр [Каюр - ямщик собачьей упряжки].
Медведь потянулся к рыбе. Тогда Тойчум поднял ее так, что Игаркану пришлось встать на задние лапы и пройти несколько шагов.
- Вот правильно, - похвалил его Тойчум. - Надо не ждать, когда принесут еду, а добывать, ходить за ней, бегать. Один Тойчум не может бегать за всю ездовую свору.
Старшина Круглое и повариха Анфиса на прощание погладили медведя, потрясли ему правую переднюю лапу и ушли домой. А Тойчум тотчас же занялся обучением медвежонка делу северной ездовой собаки. Прежде всего поставил его в постромки. Медвежонок не воспротивился, он уже пробовал такую сбрую у Кругленькой. Затем каюр громко скомандовал: "Хоп-хоп!" Все ездовые собаки встрепенулись, начали грудиться. Каюр глянул на них, взял за ошейник самого крупного рыжего с проседью кобеля - вожака упряжки, и поставил в постромки рядом с медведем. Вожак оскалился на соседа, непривычного по виду и по запаху. Медвежонок недоуменно, даже боязливо отодвинулся. Он в своей безмятежной жизни еще не испытывал ни вражды, ни потребности в драке.
- Тобол, не смей! - скомандовал Тойчум вожаку.
Тот послушно спрятал свои зубы. Тойчум сел в нарту и снова скомандовал:
- Хоп-хоп!
Вожак потянул нарту, она набежала на медвежонка. Он понял, что и ему надо бежать, надо тянуть. После небольших заминок и неувязок первая пара медведь - собака сделала пробег по всему городу. Рядом с нартой мчалась орава ребятишек.
Взрослые останавливались удивленно, потом кричали: "Браво! Браво!" - и хлопали ладошами. На другой день Той-чум сделал несколько пробных выездов в лес, в три и четыре пары, ставя медведя с разными собаками. Среди собак нашлись драчуны, которые пробовали кидаться на Игаркана с оскаленными зубами. Но медвежонок быстро утихомирил их, удары медвежьих лап оказались посильней собачьих зубов. К концу первой же недели собачья упряжка с медведем и работала, и отдыхала, и кормилась одной дружной семьей.
Игаркану доходил третий год. Он перерос в упряжке всех собак, и Тойчум ставил его в постромки первым после вожака. Близилось время сделаться Игаркану вожаком. Но Тойчум не хотел спешить с такой перестановкой, пусть ее сделает жизнь, а Тойчум вполне доволен работой вожака Тобола. В собачьей упряжке вожаком медведь - дело небывалое, и решительно неизвестно, как пойдет оно. Не загубить бы этим всю упряжку. Игаркан может потребовать от собак чего-нибудь несвойственного им, медвежье, и собаки поднимут бунт. Начнется вражда, грызня, убийство.
И жизнь вмешалась в собачьи дела. Тойчума вызвали в горсовет к самому председателю. Там за первым же словом "Здравствуй!" последовало совсем неожиданное: "Как твои собаки?"
- Бегают, - ответил Тойчум.
- Тогда немедля выезжай на зимовку Камень. Знаешь такую, бывал? Хорошо. Оттуда радируют: один парень сломал ногу. Вот возьмешь и привезешь его сюда, прямо в больницу.
- Понимаем, - отозвался Тойчум и вышел.
Дома он отделил от собачьей своры пять пар лучших бегунов да медведя и выдал им внеочередную порцию рыбы. Пока собаки ели, Тойчум снарядился в отъезд: в нарту - лыжи, ружье, спальный меховой мешок, палатку, запас продуктов; на себя - меховую одежду, обувь, малахай. Затем поставил упряжку в лямки, сам встал в нарту. Из балагана вышла жена Тойчума, одетая тоже по-северному, в олений мех, огладила всех собак и медведя, сказала им добрые напутственные слова. Мужа тоже погладила, поцеловала в щеку и благословила.
После этой прощальной церемонии Тойчум повелительно крикнул:
- Хоп! Хоп!
Упряжка дружно, шаг в шаг, выбежала со двора, спустилась под гору на Енисей и повернула круто к северу, в сторону Ледовитого океана. Енисей был у ездовых собак главной трудовой дорогой, зимой они бороздили его нартами, летом волочили по нему лодки, идя наподобие бурлаков по береговой кромке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18