Павлина с бабкой бросали взгляд на часы, потому что действовали строго по
часам, и в каждую минуту Савватию нужно было что-то делать. То обливаться
холодной водой из бочки, то крутиться вокруг головы за ручку и за ножку в
течение десяти минут, то засыпать ровно в отведенный час, то просыпаться,
обмываться, есть тушенную без соли и без сахара капусту, чайную ложку
которой остервенело запихивали в рот бабка с Павлиной с видом исполнения
всемирно-исторической миссии по спасению человечества от вымирания, потом
запивать эту капусту двадцатью пятью граммами несладкого чая, потом опять
крутиться вокруг головы вверх и вниз головой, потом в течение пятнадцати
минут в одиночестве сидеть в загоне, когда бабка с Павлиной выходили в
коридор и в щелочку наблюдали за орущим от ужаса одиночества Савватием, но в
эти пятнадцать минут женщины, с выдержкой железного Зюганова, к нему не
подходили, потом опять сон, во время которого Павлина сидела рядом,
машинально, не вдумываясь, что-то читая, потом опять подъем, поедание мятой
картошки, кручение вокруг головы, обливание холодной водой, в течение десяти
минут просмотр книжек-раскладушек, еда, обливание, какание в горшок, что
получалось очень редко, в основном "все дела" совершались в пеленки и
ползунки, а также в памперсы от "Проктор энд Гембл", потом - массаж на
столике, это когда ножки Савватия заводили за его ушки, что отдаленно
напоминало уроки йоги, затем поглощение водянистой гречки, запивка, обмывка,
кручение-верчение, повторение вслух: "Мама мыла Милу мылом, Мила мыло не
любила" и т. д., для того, чтобы Савватий привыкал к членораздельной речи. И
так - ежедневно, в каком-то сомнамбулическом упоении, в каком-то
маниакальном следовании круговороту режима, в немыслимой шизофрении
устранения себя и возведения культа Савватия. То уже был не дом Серафима
Ярополковича, то был дом Савватия.
- Дед, ты оглох, где бутылочка Савватия? - продолжая чесать огромное, как у
беременной бабы, пузо, спросил Дормидонт.
- А зачем тебе Савватий? - вдруг спросил Старосадов и зло уставился на
Дормидонта из-под пенсне.
Дормидонт выдвинул стул из-за стола, сел, тяжело сел, как глубокий старик.
Стул напряженно скрипнул.
- Это мой сын, - ответил мягко Дормидонт.
- Я понимаю, что не дочь, - сказал Серафим Ярополкович. - Я не об этом. Я о
том, что Савватий очередная посредственность, как я, как ты, как миллионы
подобных нам. Зачем множить ублюдков?
- Я не согласен, - сказал Дормидонт. - Он не будет ублюдком. Я воспитаю его.
Научу музыке...
- Охо-хо, - вздохнул Старосадов. - Слыхали мы это миллион лет назад...
- А зачем ты наплодил такую семью?
- Глуп был.
- Так позволь и другим побыть глупыми, - по-прежнему очень спокойно сказал
толстый Дормидонт.
- Логика не действует, - сказал Старосадов. - Нет цели и смысла в порождении
себе подобных. Особенно сейчас, когда идет понижение культуры, падение
нравов...
- Вот Савватий и повысит, но не будет ублюдком...
- У блюда все будут. Тебя от блюда не оторвать. Значит ты - ублюдок!
- А ты? - спокойно парировал Дормидонт.
- Тоже, но сдержанный. Конечно, жаль, что и я произведен половым путем и
вынужден перерабатывать пищу, поскольку жизнь - это движение энергии, а без
переработки, без вращения - ничего не будет. Но нужен обруч, наподобие КПСС,
цензуры...
- Э, куда ты полез, дед! - воскликнул Дормидонт. - Я понимаю, что, умирая,
ты хочешь умертвить весь мир...
- Конечно. Потому что я - это все. Я - причина возникновения мира. И я -
неисправимый коммунист. С падением КПСС я понял, что жизнь - величайшая
бессмыслица. И еще больше, чем величайшая, потому что целостность России
утверждается в Грозном, а не в Киеве. Вот когда танки пойдут на Киев и
Одессу, тогда я оставлю вам жизнь и скажу, что она имеет смысл. Запомни,
Дормидонт, и передай Савватию, что смысл жизни отыщется только тогда, когда
целостность России утвердится в Киеве.
Дормидонт забывчиво почесал волосатое жирное пузо, сказал:
- Дед, ты мелко мыслишь. Кто помнит, как распадалась Римская империя? Да и
кому какое дело до ее распада. Так и Россия. Это миф.
- Россия - не миф! - завизжал даже Старосадов и чуть не прихлопнул тлю на
вишне, но сухая ладонь шлепнула по столу возле блюдца.
- Не спорь, дед. Дальше будет хуже, но ты не доживешь, и я не доживу, но
будут новые страны: Сибирь, Татария, Мордовия, Сахалин и т. д. А
Россия - десяток городов вокруг Москвы, к Северу. Потому что даже Нижний
Новгород - это не Россия, а Золотая Орда. Почему русские покусились на
целостность Золотой Орды, а?! Все это - и миф, и сон, и дрянь.
Послышался детский крик, Павлина вбежала с Савватием, орущим.
- Где бутылочка? Тебя как за смертью посылать! - крикнула она.
"Любопытно, почему они все время ищут свою бутылочку в моей комнате? Разве я
не имею права побыть в одиночестве? Разве я не заслужил? Конечно
нет, - сам о себе подумал Старосадов. - Ты с такой легкостью, с такой
несерьезностью настрогал этих приматов, что не можешь ждать от них какой-то
высшей серьезности".
- Вариацио дэлектат, - сказал Старосадов.
- Чего?
- Я говорю - разнообразие приятно.
- А-а...
"Интересно, почему Ювенал не искал легкости и гладкости в своих стихах?
Почему он предпочитал громоздкие, нарочито сбивчивые фразы? Да потому, -
воскликнул про себя Старосадов, - что желал подчеркнуть, что при
чудовищности содержания гладкопись неуместна".
И стал долгим взглядом смотреть на вишню с плодоножкой, с листиком,
чуть-чуть желтеющим, по которому ползает изящная, салатного цвета тля с
крылышками.
Павлина с Савватием покинула комнату. Дормидонт опять опустил свой зад на
полуметровый по ширине стул; ягодицы, обтянутые шортами, свисали справа и
слева от сиденья.
- Система размножения движет миром, - сказал Дормидонт. - А принцип
удовольствия управляет душевной жизнью. Что такое размножение? Это прежде
всего удовольствие. А удовольствие состоит из повторений. Буду делать то,
что доставляет мне удовольствие. Но какова наивысшая инстанция, которая
подчиняет душевную жизнь господству удовольствия? Ведь я, по сути, продукт
удовольствия твоего, дед, сына Варсонофия. А мой отец Варсонофий - продукт
твоего удовольствия. Значит, высшая сила, подчинившая нас (создавшая), имела
в виду продлить наше удовольствие до бесконечного размножения. Зачем? Все
мы, прямоходящие, или, как ты нас называешь, приматы, для чего-то кому-то,
этим высшим силам, нужны.
Старосадов оживился от умных речей Дормидонта. Вставил свое:
- Да, ты прав. Но в душевной жизни имеются как удовольствия, так и
страдания. Вот они-то и управляют нами. Лезешь не туда - боль. Правильно
идешь - удовольствия.
- Кнут и пряник?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19