Хозяин приказал сию же минуту тебя привести. Ну-ка марш на работу!
Приказчик потащил Ённама за руку, но тот выдернул руку, не понимая, чего хочет от него этот человек.
- Ты что, каналья! - затопал ногами приказчик. - В первый раз меня видишь? Кому сказано - шагай! Нечего тут прохлаждаться! - И он больно ударил Ённама ногою в бок.
Почувствовав себя оскорблённым, Ённам закричал:
- Почему дерётесь? Я вам не батрак!
- Что-о-о?! Свихнулся парень. Он, видите ли, не батрак! Я тебя проучу! рассвирепел приказчик и ударил Ённама по лицу.
Мальчик с кулаками бросился на обидчика:
- Вы разберитесь сначала, а потом бейте. Говорят вам: я не батрак!
Тогда Лачуга, наблюдавший всё это из хижины через щели соломенной циновки, висевшей вместо двери, пожалел Ённама и выбежал.
- Господин приказчик! Он правду говорит. Он не батрак. Лачуга, батрак, это я. Открыв рот от удивления, приказчик переводил глаза с одного мальчика на другого.
До чего они были похожи! Однако одежда... Оглядев школьный костюмчик Лачуги, он сказал:
- Шутить изволите, барич. Всякому видно, что вы из богатого дома. А я ищу вот этого оборванца, - показал он на Ённама.
Тут только Ённам вспомнил, что он поменялся одеждой с Лачугой. "Вот и хорошо, что так вышло, - решил он. - Раз я пришёл помогать Лачуге, то поработаю немного вместо него. А он пусть поищет сестру". Он взглядом успокоил товарища, дав знак ему молчать.
- Идём же, хозяин ждёт! - поторопил приказчик, и Ённам зашагал вниз по склону. Толстяк, пыхтя и чертыхаясь, следовал за ним.
4
Дорога поднялась ещё на одну невысокую сопку, и Ённам увидел внизу помещичью усадьбу. Посередине большого фруктового сада возвышался крытый черепицей дом, большой-пребольшой, как спина кита. Сама усадьба была так велика, что занимала почти всю долину. Удивительно, но на рисунке дедушки Ённама была точно такая же помещичья усадьба.
Вот они поднялись по каменным ступенькам главного входа. Коротконогий приказчик, шедший впереди подпрыгивающей походкой, обернулся и предупредил Ённама:
- Ну смотри, негодник, сейчас тебе попадёт!
С лёгким скрипом растворились первые ворота, зловеще заскрежетали вторые, третьи ворота зазвонили колокольчиком, извещая о приходе гостей. Ённам очутился на просторном дворе и услышал свирепый голос:
- Где ты шлялся, негодный?
На деревянном полу открытой террасы сидел помещик и щурил глаза, раскуривая длинную трубку. Ённам улыбнулся про себя и, сжав губы, исподлобья смотрел на хозяина.
- Язык от страха проглотил? Отвечай, коли спрашивают!
Обхватив короткими руками толстый живот, помещик сопел, всё больше и больше распаляясь, и внезапно замахнулся на мальчика длинной трубкой. Ённам успел схватить её за конец и, не сдержав возмущения, смело высказался:
- Разве можно бить людей? Вы хотя бы попробовали разобраться, виноват ли я, а не хвататься сразу за палку.
- Распоясался батрачек, несёт околесицу. Проучить его надобно, ума ему вложить, - подлез к самому подбородку хозяина подхалим-приказчик.
- Ну, дрянь, держись! - взвился помещик.- Я тебя проучу, будешь знать, как вести себя в хозяйском доме!
Засучив рукава, он кинулся на Ённама, но тот ловко отскочил в сторону, и хозяин налетел на столб навеса, ударился лбом и опрокинулся назад.
- Стой на месте, щенок! - приказал он, задыхаясь от ярости. - Эй, кто там! Держите его!
Распахнулись двери. Из одной комнаты выскочил сын помещика, из другой выбежала его жена. Как ни старался Ённам увернуться, его всё-таки схватили. Туго связали руки верёвкой и привязали к столбу, тому самому, о который расшиб лоб хозяин. Ённаму было больно и обидно. Как ненавидел он помещика! А тот колотил его трубкой и приговаривал:
- Сколько в тебе злобы сидит! Простоишь здесь всю ночь!
Наступил вечер. Хозяин удалился к себе. У связанного Ённама затекли руки и ноги. Спину жгло от побоев и ссадин, в животе урчало: он был голоден, поужинать ему не дали. Ночью выпала холодная роса. Мальчик озяб. На глаза навернулись слезы, когда он вспомнил родной дом. Там сейчас в тёплой комнате спит под мягким одеялом сестрёнка Ёнок. А бедная мама заждалась его, сидя у остывшего ужина, и беспокоится. "Ох, как вкусно мама готовит рис!" - глотал слюнки Ённам.
С рассветом у помещика на кухне загремели посудой - готовили завтрак. До мальчика доносились запахи рыбного бульона и кипящего кунжутного масла. "Вкусную еду, наверно, готовят", - подумал он. Солнце уже поднялось высоко, но кормить Ённама никто и не собирался. Ему мерещились кушанья, которые дома всегда готовила мама: белоснежный варёный рис, от которого тонкими струйками поднимался пар, и разные приправы к рису. Он стал вспоминать, как, бывало, капризничал за столом, отказываясь есть. Как иногда мамины угощения падали на пол, а он их не подбирал, делая вид, что не заметил этого. "В нашем посёлке вообще не было голодных. А здесь хоть умри с голоду, никто не пожалеет", думал Ённам.
Только после полудня появился помещик.
- Ну, щенок, будешь слушаться?
Мальчик отвернулся, не желая с ним говорить. Хозяину же показалось, что тот раскаялся и обещает быть послушным.
- Живо возьми чиге, поднимись на сопку и принеси дров!
Толстяк развязал мальчика и ещё дал ему подзатыльник. Ённам стоял, словно не слышал хозяйского распоряжения.
- Отправляйся, тебе говорят! - затопал ногами помещик.
Мальчик сделал шаг и зашатался, едва не рухнув на землю от головокружения. Хозяин смилостивился и кивнул в сторону кухни: поди, мол, поешь, а потом пойдёшь за дровами. А сам разлёгся досыпать на террасе.
На кухне Ённаму дали комок слипшегося варёного ячменя, сбрызнутого соевым соусом. Проголодавшись, он съел застревавший в горле холодный ячмень, надел на плечи чиге (заплечные носилки, корейское приспособление для переноски груза на спине. - Пер.), взял топор и побрёл на сопку. Никогда в жизни не приходилось ему собирать и носить хворост. Вместо сухого валежника он нарубил сучьев с листьями, но связать их как следует не сумел. Кое-как уложил часть сучьев на чиге, а самый большой сук потащил волоком. Спустился Ённам к усадьбе, а помещик тут как тут - его поджидает.
- Ты что, не в своём уме? - кричит. - Всегда сухие дрова приносил, а сейчас что несёшь? Сырыми сучьями печку не топят! - Пинком развалил он вязанку сучьев и прошипел: - Видно, мало я тебе ума вложил, надо тебя образумить!
А приказчик опять угодливо поддакивал хозяину, распорядившемуся теперь послать Ённама на крупорушку (помещение наподобие мельницы, в котором жерновами сдирают шелуху с зерна, перерабатывая его в крупу, например, таким образом рушат рис. - Пер.).
В большом сарае было две круглых, хорошо укатанных площадки. Посреди каждой из них стоял столб, к которому с помощью рычага был прикреплён тяжёлый жёрнов - массивное каменное колесо, похожее на дорожный каток.
1 2 3 4 5 6 7
Приказчик потащил Ённама за руку, но тот выдернул руку, не понимая, чего хочет от него этот человек.
- Ты что, каналья! - затопал ногами приказчик. - В первый раз меня видишь? Кому сказано - шагай! Нечего тут прохлаждаться! - И он больно ударил Ённама ногою в бок.
Почувствовав себя оскорблённым, Ённам закричал:
- Почему дерётесь? Я вам не батрак!
- Что-о-о?! Свихнулся парень. Он, видите ли, не батрак! Я тебя проучу! рассвирепел приказчик и ударил Ённама по лицу.
Мальчик с кулаками бросился на обидчика:
- Вы разберитесь сначала, а потом бейте. Говорят вам: я не батрак!
Тогда Лачуга, наблюдавший всё это из хижины через щели соломенной циновки, висевшей вместо двери, пожалел Ённама и выбежал.
- Господин приказчик! Он правду говорит. Он не батрак. Лачуга, батрак, это я. Открыв рот от удивления, приказчик переводил глаза с одного мальчика на другого.
До чего они были похожи! Однако одежда... Оглядев школьный костюмчик Лачуги, он сказал:
- Шутить изволите, барич. Всякому видно, что вы из богатого дома. А я ищу вот этого оборванца, - показал он на Ённама.
Тут только Ённам вспомнил, что он поменялся одеждой с Лачугой. "Вот и хорошо, что так вышло, - решил он. - Раз я пришёл помогать Лачуге, то поработаю немного вместо него. А он пусть поищет сестру". Он взглядом успокоил товарища, дав знак ему молчать.
- Идём же, хозяин ждёт! - поторопил приказчик, и Ённам зашагал вниз по склону. Толстяк, пыхтя и чертыхаясь, следовал за ним.
4
Дорога поднялась ещё на одну невысокую сопку, и Ённам увидел внизу помещичью усадьбу. Посередине большого фруктового сада возвышался крытый черепицей дом, большой-пребольшой, как спина кита. Сама усадьба была так велика, что занимала почти всю долину. Удивительно, но на рисунке дедушки Ённама была точно такая же помещичья усадьба.
Вот они поднялись по каменным ступенькам главного входа. Коротконогий приказчик, шедший впереди подпрыгивающей походкой, обернулся и предупредил Ённама:
- Ну смотри, негодник, сейчас тебе попадёт!
С лёгким скрипом растворились первые ворота, зловеще заскрежетали вторые, третьи ворота зазвонили колокольчиком, извещая о приходе гостей. Ённам очутился на просторном дворе и услышал свирепый голос:
- Где ты шлялся, негодный?
На деревянном полу открытой террасы сидел помещик и щурил глаза, раскуривая длинную трубку. Ённам улыбнулся про себя и, сжав губы, исподлобья смотрел на хозяина.
- Язык от страха проглотил? Отвечай, коли спрашивают!
Обхватив короткими руками толстый живот, помещик сопел, всё больше и больше распаляясь, и внезапно замахнулся на мальчика длинной трубкой. Ённам успел схватить её за конец и, не сдержав возмущения, смело высказался:
- Разве можно бить людей? Вы хотя бы попробовали разобраться, виноват ли я, а не хвататься сразу за палку.
- Распоясался батрачек, несёт околесицу. Проучить его надобно, ума ему вложить, - подлез к самому подбородку хозяина подхалим-приказчик.
- Ну, дрянь, держись! - взвился помещик.- Я тебя проучу, будешь знать, как вести себя в хозяйском доме!
Засучив рукава, он кинулся на Ённама, но тот ловко отскочил в сторону, и хозяин налетел на столб навеса, ударился лбом и опрокинулся назад.
- Стой на месте, щенок! - приказал он, задыхаясь от ярости. - Эй, кто там! Держите его!
Распахнулись двери. Из одной комнаты выскочил сын помещика, из другой выбежала его жена. Как ни старался Ённам увернуться, его всё-таки схватили. Туго связали руки верёвкой и привязали к столбу, тому самому, о который расшиб лоб хозяин. Ённаму было больно и обидно. Как ненавидел он помещика! А тот колотил его трубкой и приговаривал:
- Сколько в тебе злобы сидит! Простоишь здесь всю ночь!
Наступил вечер. Хозяин удалился к себе. У связанного Ённама затекли руки и ноги. Спину жгло от побоев и ссадин, в животе урчало: он был голоден, поужинать ему не дали. Ночью выпала холодная роса. Мальчик озяб. На глаза навернулись слезы, когда он вспомнил родной дом. Там сейчас в тёплой комнате спит под мягким одеялом сестрёнка Ёнок. А бедная мама заждалась его, сидя у остывшего ужина, и беспокоится. "Ох, как вкусно мама готовит рис!" - глотал слюнки Ённам.
С рассветом у помещика на кухне загремели посудой - готовили завтрак. До мальчика доносились запахи рыбного бульона и кипящего кунжутного масла. "Вкусную еду, наверно, готовят", - подумал он. Солнце уже поднялось высоко, но кормить Ённама никто и не собирался. Ему мерещились кушанья, которые дома всегда готовила мама: белоснежный варёный рис, от которого тонкими струйками поднимался пар, и разные приправы к рису. Он стал вспоминать, как, бывало, капризничал за столом, отказываясь есть. Как иногда мамины угощения падали на пол, а он их не подбирал, делая вид, что не заметил этого. "В нашем посёлке вообще не было голодных. А здесь хоть умри с голоду, никто не пожалеет", думал Ённам.
Только после полудня появился помещик.
- Ну, щенок, будешь слушаться?
Мальчик отвернулся, не желая с ним говорить. Хозяину же показалось, что тот раскаялся и обещает быть послушным.
- Живо возьми чиге, поднимись на сопку и принеси дров!
Толстяк развязал мальчика и ещё дал ему подзатыльник. Ённам стоял, словно не слышал хозяйского распоряжения.
- Отправляйся, тебе говорят! - затопал ногами помещик.
Мальчик сделал шаг и зашатался, едва не рухнув на землю от головокружения. Хозяин смилостивился и кивнул в сторону кухни: поди, мол, поешь, а потом пойдёшь за дровами. А сам разлёгся досыпать на террасе.
На кухне Ённаму дали комок слипшегося варёного ячменя, сбрызнутого соевым соусом. Проголодавшись, он съел застревавший в горле холодный ячмень, надел на плечи чиге (заплечные носилки, корейское приспособление для переноски груза на спине. - Пер.), взял топор и побрёл на сопку. Никогда в жизни не приходилось ему собирать и носить хворост. Вместо сухого валежника он нарубил сучьев с листьями, но связать их как следует не сумел. Кое-как уложил часть сучьев на чиге, а самый большой сук потащил волоком. Спустился Ённам к усадьбе, а помещик тут как тут - его поджидает.
- Ты что, не в своём уме? - кричит. - Всегда сухие дрова приносил, а сейчас что несёшь? Сырыми сучьями печку не топят! - Пинком развалил он вязанку сучьев и прошипел: - Видно, мало я тебе ума вложил, надо тебя образумить!
А приказчик опять угодливо поддакивал хозяину, распорядившемуся теперь послать Ённама на крупорушку (помещение наподобие мельницы, в котором жерновами сдирают шелуху с зерна, перерабатывая его в крупу, например, таким образом рушат рис. - Пер.).
В большом сарае было две круглых, хорошо укатанных площадки. Посреди каждой из них стоял столб, к которому с помощью рычага был прикреплён тяжёлый жёрнов - массивное каменное колесо, похожее на дорожный каток.
1 2 3 4 5 6 7