Стены Михайловского дома заходили ходуном, посыпалась штукатурка, на кухне что-то упало и со звоном покатилось. Лешина сестренка Вера диким голосом закричала и заплакала. За нею заплакала Лешина бабушка.
- Бомбят! Бомбят! - кричал кто-то на улице. Там уже работали зенитки, стучал пулемет, и где-то высоко в небе приглушенно гудели моторы немецких пикировщиков.
- А ну - живо - лезьте в подполье! - скомандовала Лешина мать, отодвигая стол и поднимая тяжелую крышку люка.
Бабушка, а за нею Лешины сестры и младший брат полезли в подвал, а сам Леша, пользуясь суматохой, сорвал со стены шапку и юркнул в сени.
Во дворе он чуть не столкнулся с Коськой Мухиным. Муха едва дышал, лицо у него было бледное, губы дрожали.
- Ой, Лешка! - забормотал он, испуганно оглядываясь и шмыгая носом. Ты знаешь... беда какая...
- Что? Какая беда?
Муха не мог отдышаться.
- Ты знаешь, ведь это... ведь это ж нашу батарею сейчас бомбили!..
- Ну, да! Не ври! - сказал, побледнев, Леша.
- Ей-богу, своими глазами видел. Две бомбы... прямое попадание... и обе в нашу батарею. Одни щепочки остались.
- Сам видел, говоришь?
- Говорю ж тебе, своими глазами видел. Мы с Валькой Вдовиным за водой ходили, увидали и - сразу туда. Я убежал, а он...
- Что?! - закричал Леша и с силой схватил товарища за плечо.
- Его... его на батарею увели. На настоящую, - сказал Муха и, опустив голову, заплакал.
* * *
Немецкие самолеты разбомбили игрушечную крепость и улетели. На батареях прозвучал отбой воздушной тревоги, понемногу успокоилось все и в самой деревне, а Валька Вдовин все еще не возвращался домой.
Леша Михайлов несколько раз бегал к Валькиной матери. Он успокаивал ее, говорил, что видел Вальку "своими глазами", что он жив, что его пригласили в гости зенитчики и угощают его там чаем или галетами.
Но сам Леша не мог успокоиться.
"Ведь это ж я виноват, - думал он. - Это я все выдумал - с этой дурацкой крепостью. А Валька даже не строил ее. Он только сегодня утром из Ленинграда приехал..."
Он уже собирался пойти на батарею и сказать, что это он виноват, а не Валька, когда в дверь постучали и в комнату ввалился сам Валька Вдовин.
- Ага, ты дома, - сказал он, останавливаясь в дверях.
- Дома, дома, заходи, - обрадовался Леша.
- Да нет... я на минутку... я не буду, - пробормотал Валька. Кто-нибудь у вас есть?
- Нет, никого нет. Бабушка спит, а мама в очередь ушла. Заходи, не бойся.
- Лешка, - сказал Вдовин, не глядя на Лешу. - Тебя, наверно, в трибунал отправят. Судить будут.
- Меня? - сказал Леша. - А откуда ж узнали, что это я?
- Откуда узнали? А это я на тебя сказал.
- Ты?!
- Да, я, - повторил Валька и посмотрел Леше в глаза. - Я сначала отпирался. Говорю: знать ничего не знаю. А потом командир батареи говорит: "Это, наверно, такой чернявенький, с полосатым шарфом... Михайлов его, кажется, зовут?" Ну, я и сказал. "Да, - говорю, - Михайлов". И адрес твой спросил - я тоже сказал.
Леша стоял, опустив голову.
- Так, - выговорил он наконец. - Значит, и адрес сказал?
- Да. И адрес сказал.
- Ну, и правильно, - сказал Леша. - Я бы все равно сам пошел на батарею. Я уже собирался даже.
- Значит, ты не сердишься?
Леша стоял, не глядя на товарища.
- Нет, - сказал он.
Валька схватил его за руку.
- Знаешь что? - сказал он. - А может быть, тебе убежать лучше?
- И не подумаю, - сказал Леша.
Потом он взглянул на Вальку, не выдержал и тяжело вздохнул.
- Как ты думаешь - расстреляют? - сказал он.
Валька, подумав немного, пожал плечами.
- Может быть, и не расстреляют, - ответил он не очень уверенно.
* * *
До вечера Леша Михайлов ходил сам не свой. Прибегали ребята, звали его гулять - он не пошел. Уроков он не учил, отказался от ужина и раньше, чем обычно, улегся спать. Но как ни старался, как ни ворочался с одного бока на другой, заснуть он не мог. Не то чтобы он очень боялся чего-нибудь. Нет, Леша был, как говорится, не из трусливого десятка. Но все-таки, как вы сами понимаете, положение у него было не веселое. Тем более, что он чувствовал себя действительно виноватым. А мысль о том, что судить его будут в Военном трибунале, как какого-нибудь шпиона или предателя, совсем убивала его.
"Может быть, и в самом деле лучше убежать? - думал он. - Проберусь как-нибудь на фронт или к партизанам, навру чего-нибудь, скажу, что мне скоро тринадцать лет будет, - может, меня и возьмут. Пойду куда-нибудь в разведку и погибну... как полагается... а после в газетах напишут или, может быть, объявят Героем Советского Союза..."
Но убежать Леша не успел. Перед самым рассветом он забылся и задремал. А в половине восьмого, раньше чем обычно, его разбудила мать.
- Леша! Лешенька! - говорила она испуганным голосом. - Проснись! Сыночек!
- Чего? - забормотал Леша, дрыгая спросонок ногой.
- Вставай скорее. За тобой приехали, тебя спрашивают.
Леша одним махом сбросил с себя одеяло и сел в постели.
- Приехали? Из трибунала? - сказал он.
- Из какого трибунала? Не знаю, военный какой-то приехал. На мотоциклетке.
"Эх, не успел убежать", - подумал Леша.
Застегивая на ходу рубашку и затягивая ремешок на животе, он вышел на кухню.
У печки стоял высокий красноармеец в полушубке и в кожаном шоферском шлеме. Он сушил перед печкой свои меховые рукавицы. От них шел пар.
Увидев Лешу, красноармеец как будто слегка удивился. Наверно, он думал, что Леша немного постарше.
- Михайлов Алексей - это вы будете? - сказал он.
- Я, - сказал Леша.
- Одевайтесь. Я за вами. Вот у меня повестка на вас.
- Ой, батюшки-светы, куда это вы его? - испугалась Лешина мать.
- А это, мамаша, военная тайна, - усмехнулся красноармеец. - Если вызывают, значит, заслужил.
У Леши не попадали в рукава руки, когда он натягивал свое пальтишко. Мать хотела ему помочь. Он отстранил ее.
- Ладно, мама. Оставь. Я сам, - сказал он и почувствовал, что зубы у него все-таки слегка стучат и голос дрожит.
- Взять с собой что-нибудь можно? Или не надо? - спросил он, посмотрев на красноармейца.
Тот опять усмехнулся и ничего не сказал, а только покачал головой.
- Поехали, - сказал он, надевая свои меховые рукавицы.
Леша попрощался с матерью и пошел к выходу.
На улице у ворот стоял ярко-красный трофейный мотоцикл с приставной коляской-лодочкой.
Еще вчера утром с каким удовольствием, с каким фасоном прокатился бы Леша Михайлов на виду у всей деревни в этой шикарной трехколесной машине! А сейчас он с трудом, еле волоча ноги забрался в коляску и сразу же поднял воротник и спрятал лицо: еще, не дай бог, увидит кто-нибудь из соседей...
Красноармеец сел рядом в седло и одним ударом ноги завел мотор. Мотоцикл задрожал, зафукал, застучал и, сорвавшись с места, помчался, взметая снежные хлопья и подпрыгивая на ухабах, по знакомой деревенской улице.
* * *
Ехали они очень недолго. Леша и оглянуться не успел, как машина застопорила и остановилась у ворот двухэтажного каменного дома.
1 2 3 4