Ему четырнадцать стукнуло.
Леня Шибанов выложил новости, но что-то ему не давало покоя. Он вертелся на стуле, поглядывал на дверь, застенчиво мялся.
- Мария Кирилловна, скажите Пелагее Федотовне, чтобы она и мне показала орден. Она другим ребятам показывала, - попросил он наконец.
- Тетя Поля, идите-ка, идите-ка! - закричала Маша. - Что вы молчите? Какой у вас орден, тетя Поля?
- Ленина, Маша.
Пелагея Федотовна надела очки, вынула из чемодана коробочку и дала Лене подержать орден.
- Пелагея Федотовна, за что вам его дали? - спросил он с простодушной наивностью.
- За то, Леня, дали мне орден, что я всю свою жизнь учила таких ребятишек, как ты, быть настоящими людьми. Так много ребят, что, если бы сейчас собрать их со всех фронтов в одно место, набрался бы полк.
- О-о! Целый полк! - пораженный, воскликнул Леня. - Пелагея Федотовна! У нас будет сбор. Приходите к нам на пионерский сбор.
...Через несколько дней Пелагея Федотовна уезжала. Маша уже встала и, закутавшись в халатик, бродила по комнатам. Она всюду следовала за тетей Полей, словно боялась остаться одна со своими воспоминаниями.
- Если бы не привязалась к мальчишкам, бросила бы все и уехала с вами во Владимировку.
- А привязалась - и не уедешь! - засмеялась Пелагея Федотовна. - И не уйдешь никуда. Никакими золотыми горами теперь тебя из школы не выманишь. У тебя, Маша, начало хорошее.
- Но, тетя Поля, я не вижу конца.
- И не увидишь. Нет в нашей работе конца. Забрался на одну горку глядишь, а впереди еще выше гора. Промахи свои знаешь?
- Иногда.
Но, конечно, не все свои промахи знала Маша и не догадывалась о многих из них, и много впереди ждало дней, когда, сраженная неудачей, она будет мучиться неверием в себя, терзаться сомнениями и, стиснув зубы, решит начинать все сначала.
И не скоро Маша узнает, что каждый такой трудный день - один маленький шаг вперед.
Тетя Поля уехала. Маша не дождалась, когда врач выпишет ее на работу. Не только тоска гнала ее из дому: она заскучала о шестиклассниках.
Весна. Потоки воды журчат на мостовой, осел рыхлый снег, безумствуют воробьи, звенит капель.
А юность кончилась. В этот ли шумный мартовский день или раньше? С грустным недоумением слушала Маша журчание воды. Столкнула в ручей комок снега. Струи подхватили его, закружили, и снег растаял.
- Выздоровела! - кричали шестиклассники. - Мария Кирилловна выздоровела!
Они выбежали в коридор встретить Марию Кирилловну и так кричали и топали, что, если бы поблизости случился завуч, наверно, им пришлось бы постоять в наказание часок у дверей учительской после уроков.
Портрет Бочарова висел на стене. "Здравствуй, друг!" - мысленно сказала Маша.
Ребята так долго усаживались, переговаривались, толкали друг друга локтями, что Маша встревожилась. Они любили учительницу, но кулаки их были устроены так, что то и дело вступали в действие.
"Нет, так не годится", - с беспокойством подумала Маша.
Она вызвала Петю Сапронова отвечать урок. Мальчик с толстыми губами и мелкими, как стружки, колечками волос вышел к столу. Из кармана у него торчала свернутая в трубку тетрадь. Наверно, Сапронов написал за это время сто стихов, но с грамматикой был не в ладах.
- Я все понимаю, - невинно сказал Сапронов. - Я только не могу запомнить формулировки.
Он удивился, когда ему поставили двойку. Он был разочарован.
"Не за то ли они меня любят, - думала Маша, - что я слишком к ним снисходительна?" На минутку она смешалась. Она окинула взглядом класс и сразу увидела Володю Горчакова, который что-то шептал на ухо Вите Шмелеву, и Звягинцева, который читал под партой книгу, и другого мальчика, отвернувшегося в задумчивости к окну. Маша знала теперь, что такое внимание класса. Шестиклассники с искренним восхищением встретили учительницу, а потом занялись своими делами, потому что привыкли на ее уроках слушать только тогда, когда им было интересно.
"Скоро кончится год, - думала Маша, - а до сих пор почти каждый день я обо что-нибудь да споткнусь".
Она сидела в учительской на диванчике.
Она была еще очень слаба: хотелось сидеть и не двигаться. Все были с ней ласковы.
Людмила Васильевна, подсев к Маше, спросила:
- О чем разгрустилась, Машенька?
- Трудно было с ребятами, - призналась Маша и рассказала о сегодняшнем шумном и, в сущности, пропавшем уроке. - Уж не во вред ли им то, что я их люблю и они меня полюбили? - Она сама ответила на свой вопрос: - Не дам обернуться во вред.
Жаль, что кончились уроки. Так и побежала бы в класс!
Новые мысли и мечты волновали ее.
- Не буду унывать. Столько уж узнала трудностей, наверно, и эта не последняя. Не стоит падать духом.
- Не стоит, - согласилась седая учительница. - И трудность не последняя, и побед впереди немало. А мальчишек приберите к рукам. Они вас тогда еще больше полюбят...
Март расшумелся водой. Мутная река неслась мимо решетки школьного дворика. Над весенним потоком стояли два друга: Витя Шмелев и Володя Горчаков.
- Здравствуйте, Мария Кирилловна! - сказал Витя Шмелев, хотя только что видел ее на уроке.
Она постояла с ними, послушала, о чем толкуют мальчики. Горчаков решил стать капитаном дальнего плавания. Не так давно он хотел быть зенитчиком. А еще раньше торчал часами на перекрестках, восхищаясь милицейским жезлом, властным остановить движение улицы. И не так давно они враждовали с Витей Шмелевым.
- Витька соглашается боцманом, - рассказывал Горчаков. - Не трусишь, Шмель? Кругосветное - это тебе не по Москве-реке на водном трамвайчике. В тропике Рака как сплошные ливни ударят, исстегают до костей. До смерти запарывают! А то есть широты, где вечные штормы. Четырнадцать баллов.
- Ты привык к школе, Витя? - спросила Мария Кирилловна.
Он вспомнил историю со звукозаписью на пластинках и сконфуженно издал неопределенный звук носом.
Кончается год. Что она сделала за год? Мало? Да, мало. И так много, что, сколько бы ни было впереди зим и весен, первый год будет помниться до конца жизни.
Маша запомнит, как однажды, угадав тоску по дружбе маленького Вити Шмелева, подсказала: смотри, вокруг много товарищей.
Запомнит пионерский сбор, когда вместе с ней в класс вошел русский парень Сергей Бочаров и в ребячьих сердцах пробудилась благородная жажда подвига.
Запомнит то хорошее согласие в классе, какое в нем наступало, когда она приходила к ребятам, полная широких, светлых дум о людях, жизни, борьбе, о прочитанной книге, о Родине, любимой во все ее тяжкие и счастливые дни.
Этот год был началом труда.
Не очень-то благоразумно разгуливать целый день по улицам сразу после болезни. Маша не заметила, как оказалась на площади Пушкина. Было людно. Возле памятника девочки, прыгая, крутили веревку, косички бились у них по плечам. Та скамья была занята.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61