Там твой адвокатишко, хочет поговорить. Пошли недоносок. - Саша, что это с тобой? Весь в порезах, похудел, побледнел... Григорий Иванович сочувственно смотрит на мое лицо. - Новый начальник применил новую методику к смертникам. Его кредо, не надо на них тратить пулю, надо, чтобы смертник покончил с собой сам. Я не вылезаю из карцера, но это еще рай, по сравнению с остальными несчастными... - Понятно. Надо тебя быстрей вытаскивать от туда. - Есть надежда? - Есть. Помнишь, мы говорили про рану, на лице свидетельницы? - Помню. - Повторная экспертиза не могла подтвердить, что это нанес ее ты... - Но это же здорово. - Конечно, самое важное, все зашевелились. Это даже наше счастье, что кольцо твое в тюрьме украли и осталось только его описание. - Почему к счастью? - Примета такая, кольцо воруют, жить дольше будешь. - Шутите, Григорий Иванович, а мне до начала смертной казни осталось чуть больше
месяца. - И все же, не имеют права и не посмеют, ты еще верховный суд не прошел. - Посмеют, по новой методике начальника, я должен умереть раньше. - Тогда слушай. Самое важное я тебе не сказал. Нашли убитыми и изнасилованными еще двух девочек. Это уже четвертый случай после твоего ареста. Теперь милиция в
панике и похоже на тебя скоро придет запрос. - Когда скоро? Меня надо уже сегодня вытащить с этой камеры. - Саша, я все постараюсь сделать, но нашу бюрократию не пробить. - Григорий Иванович, вы моя последняя надежда. Я уже два года шастаю по тюрьмам и не вижу в моем деле ни конца, ни края. Тут забрезжил рассвет, неужели мне чуть-чуть не дотянуть до правды? - Дотянешь. Когда тебя переведут в общую камеру, я еще кое-что расскажу, про то как предъявили тебе обвинение. - Почему сейчас нельзя? - Не время еще. Сегодня я послал пять телеграмм в различные инстанции по поводу тебя, жди перемен. - Через шесть дней меня прикончат. - Почему через шесть? - Это время, я буду в карцере, когда выйду, тогда может быть конец. Начальник придумает что-нибудь похлеще карцера и тогда все. - Саша, я все постараюсь сделать. В камере, зловещая тишина. Док с распухшей физиономией, вяло развел руками. - Он тебя избил, док? - У меня нет четырех зубов, - шипилявит тот. Из ярко красных губ вырвалась предательская струйка крови. Док подошел к раковине, сплюнул туда и промыл лицо. - А где Коля? Док промывал рот и поэтому ответил Кешка. - Повесился, придурок. - Неужели сам? - Почти, когда пришел этот надзиратель..., Бесчастный, только под его взглядом и
одел петлю. Мать его, суку такую... - А с тобой что сделали? - Ничего, вкололи лошадиную дозу, теперь кайфую. - Что у тебя? - спрашивает меня док, оторвавшись от раковины. - После того как меня посадили, произошло еще четыре изнасилования и убийства девушек. - Значит тебя оправдали? - Нет. Милиция ни как не может с этим смирится. Говорят, это новый маньяк, хотя все приемы одни и те же. - Я тебе говорил, они все купленные. - Наш полковник тебя так просто не выпустит, блин, - хмыкает Кешка, - даже если ты будешь не виновен, он тебя все равно пришьет. - Посмотрим. Утром за мной пришли и отвели в карцер. Я просидел еще шесть дней и понял, что еще одна такая одиночная пытка и сойду с ума. Мой надзиратель ведет по коридору к моей камере. Он сегодня любезен, как то
не по-звериному смотрит на меня. - Я приказал твою пайку тебе оставить, - вдруг говорит он. - Спасибо. Что это с ним? В камере изменения. Нет Кешки, на его койке сидит новичок, понурый черноволосый южанин и тупо смотрит в пол. Док покуривает у окна. - Привет, Сашка, - обрадовался доктор. - Привет. Грузин поднял на меня глаза. - Меня звать Гиви. Мне о тебе говорили... - А где Кешка? - Убили, - выпустил струйку дыма док. - Как это? Этот же хотел, чтобы мы сами... - Этот... лежит в больнице с переломанной шеей. На второй день после того как тебя посадили, Кешка и взорвался. - Гиви, тоже подрасстрельная статья? - Тоже. - За что? - За убийство. Терроризировал торговцев, вот и прибил троих. - Значит, этот, прохвост, начальник в больнице, и мы сможем спокойно еще просуществовать... - Это смотря как... Вон Гиви, все до моей жопы добирается, смотри, к тебе тоже пристанет. - Я ему одно место оторву, успокоится. И тут южанин изменился в лице. - Я у вас, собак, сам все оторву. Подхожу к столику, где приютилась моя холодная пайка. Начинаю ее выскребать. - Док, раз начальника нет, может мне не надо сегодня бриться? - Конечно. Чего зря кожу сдирать тупой бритвой, пусть она отдохнет. Уже задремал в койке, когда кто то дернул меня за плечо. - Кто здесь? - Тихо, - это голос Гиви, - слезай. - Иди ты... - Слезай говорю, хуже будет. Я на втором ярусе и голова южанина четка видна в ночнике света. Подтягиваю ноги в коленях и что есть силы врезаю в пятно лица. Слышен грохот падающего тела. Я спрыгиваю с койки и начинаю лупцевать ногами и руками здорового, крепкого мужика. Рядом очутился доктор, он присоединился ко мне и мы пол часа избивали Гиви. Обессиленные сели на койку. - В ту ночь, также ко мне подлез, - говорит док, - я же как-никак доктор, знал куда ему съездить, а потом этот мерзавец так орал, что надзиратель все же пришел, дал ему оплеуху и... он затих. Все ему неймется. Здорово ты его. Весь пол в крови. - Кешку то ты настроил? - С твоей помощью. Еще тогда понял, куда ты клонишь. Гиви зашевелился и застонал. Доктор подскочил и что есть силы дал ему ногой в лицо. Потом опять подсел ко мне. - Понимаешь, падаль, она и есть падаль и пусть умные писатели и право охранители
не кричат о том, что смертникам так тяжело, что это не жизнь и они могут исправиться... Это чушь. Страх заставит их исправиться на мгновенье, а потом осмелеют и если позволят обстоятельства, опять будут убивать. - Док, это чушь. Страх, он и есть страх... Вспомни Колю... Это стала тряпка... - А я вспоминаю его теорию о том, что нами кто то правит, но не мы сами и ты знаешь, стал относиться уважительно... - Стареешь, док. - Иди ты к черту... Пошли лучше спать, эта, сопля, к завтрашнему дню оклемается. Я просыпаюсь и вижу дока, он у окна делает гимнастику. Гиви лежит на своей койке, завернутый в одеяло. - Привет, док. - Здорово, Саша. - Этот то, как? - я киваю на Гиви. - Ничего, стонет и плачет. Я привожу себя в порядок. В камеру входит Бесчастный. - Селиванов, собирайся, тебя от сюда переводят. - Куда? - В общую камеру. Твое дело послали на пересмотр. - Ура. Док подходит и дружески толкает в плечо. - Саша, поздравляю. - Спасибо. - Если ты попадешь на волю, зайди к моей маме, вот адрес, - док поспешно пишет огрызком карандаша на страничке книги и потом, передает ее мне, - скажи, что я не изменился и считаю, что все равно был прав. Если бы мне сейчас удалось заниматься врачебной деятельностью, я бы также помогал людям не мучаться. Как врач-гуманитарий, жить по дурацким законам не хочу и не буду. - Обещаю, док, зайти к ней и сказать это. - И еще. Пусть отдаст тебе мою шкатулку, которую я спрятал в ванной, она знает где.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33