К вечеру лес меняется на бамбуковые заросли. Я с трудом нахожу тропу. Она пробита человеком, но идти по ней тяжело, так как можно напороться на заостренные колы косо вырубленного бамбука, предательски торчавшего из земли.
Только к сумеркам, я нарвался на вьетнамскую деревню, наделав там жуткий переполох. Я долго им внушал, что я русский, а не американец. Наконец, нашелся парень который знал английский и все успокоились. Вьетнамцы накормили меня и я тут же свалился на циновке, проваливаясь в глубокий сон.
Солнце стояло в зените, когда меня разбудила женщина. Она что-то лопотала, показывая на небо. В небе гудели бомбардировщики. Я пошел за ней и втиснулся в дыру черного лаза в подземелье. Мы сидели час, но бомбежки не было. Когда же все вылезли наверх, то не узнали деревню и окружающий лес.
Лес был и его не было. В небо тянулись голые стволы, листва и зелень вокруг исчезли полностью. В деревне уныло стояли, как выжженные, черные бамбуковые строения. В ближайшей реченьке, не было тростника, только черные точки густо усеяли поверхность воды.
- Что ж они сделали? Сволочи!
Появился парень, который знал английский.
- Вам надо уходить отсюда. Американцы залили вас ядохимикатом "оранжем", - внушал я ему. - Его последствия могут быть ужасны, особенно для детей.
- Куда уходить. Это наша земля. Нужен дождь, будем ждать, а там видно будет.
- Завтра они сотрут с лица земли все ваши деревни, они же теперь видны сверху, как на ладони.
- Уйдем левее от деревни, там запасные убежища. Тебе русский, надо идти. До шоссе семь километров, а там сядешь на какой-нибудь транспорт и доберешься до города Виня.
Дорога была ужасной. Я шел по тропе как через сгоревший лес. Шоссе было безлюдным, машин не было. Транспорт ходил ночью. Само шоссе и близ лежащий лес были вспаханы бомбами. Но кто-то уже заботливо заровнял на дороге ямы.
Внезапно, послышался гул машины и показалась точка. Отчаянный, открытый "газончик" с двумя вьетнамскими военными несся на юг. Сначала они меня испугались, потом, узнав, что я русский, согласились подвезти.
Полковник встретил меня как выходца с того света.
После моего рапорта, он покачал головой.
- Идите отдыхать, Григорий Павлович. Дам вам неделю отдыха.
Когда я вышел от полковника, ко мне по территории городка бежали знакомые друзья и товарищи.
- Товарищ капитан, живы?
Взъерошенный Сережа протягивал две руки. Я подтянул его и мы обнялись.
- Это я рад, что ты остался жив.
Подскочил Володя, другие офицеры. Меня шлепали и щупали, что-то говорили, но я оглядывался по сторонам, ища взглядом Люсю. Ее не было.
- Григорий Павлович, Люся не придет сюда, - сказал мне Сережа.
- Что случилось?
- Она... Она ушла к полковнику.
- Что???
Я даже подскочил и схватил его за ворот. Сережа невозмутимо разжал мою руку.
- Она очень переживала за вас, но потом, когда убедилась, что вас нет, ушла к полковнику.
- Сучка паршивая. Но этот гусь хорош. Как на его самолет сяду, так обязательно что-нибудь случается.
- Степан Степанович тоже заметил это.
- Кто это? А... Особист наш. Ладно, Сережа, утро вечера мудренее. Давай спать.
У меня другой техник по обслуживанию самолетов. Люсю полковник взял на свой МИГ.
Худенький офицер, плохо говорящий по - русски, все время копается в двигателе и на всех языках поносит женщин, которых допустили к технике.
- Фильтра... плех. Сопля клеена... деталь. Сварка нада... Женщин тряпка нада... Металь не нада.
Подходит Сережа.
- Товарищ капитан, приказано дежурить по самолетам.
- Что происходит?
- Вьетнамцы донесли, что американцы хотят взять аэродром в клещи: со стороны Лаоса выйти сюда и со стороны залива.
- Мерзавцы, а что соседи?
- В зону семь не входить. Иначе ракетчики снимут.
Мы сидим по самолетам и мучительно ждем сигнала на вылет. Прошло четыре часа.
В наушниках послышался голос полковника.
- Синицын и Мостовой - на вылет. Проверьте обстановку над морем и заливом.
Наши самолеты идут над морем и мы рассматриваем корабли. До Дананга небо чистое. Начинаем возвращаться и замечаем американский сторожевик.
- Буря, слышишь меня, - зову я по рации базу. - Южней Дананга крадется сторожевик.
- Всыпьте ему, если можете, - кто-то скомандовал с базы.
Легко сказать. Его не потопишь нашими пукалками, а противовоздушная защита у него неплохая.
- Сережа, жмись к воде, - командую я.
Сверху к нему подходить даже опасно, тут же управляемую ракету не пустит.
Мы идем у воды, американцы нас засекают и вода начала кипеть от осколков и пуль.
- Сережа, выстрел - и в сторону.
Мы издали стреляем из пушек и разворотом уходим к берегу. Похоже, что сторожевик все же задели, он задымил и повернул в море.
При подходе к базе и эфир оживает, там идет бой. Быстро набираем высоту. Боже, сколько американцы собрали самолетов, эскадрилий восемь. МИГи крутятся как бешеные. Кто-то скребет дымом небо.
- Сережа, давай.
Врезаемся в эту свалку сверху. Я пускаю РСы и стреляю из пушки. Огненным шаром вспухает "Ф", другой задымил и пополз к Лаосу. Американцы сначала отпрянули, потом восстановили порядки.
- Никак Гриша появился? - послышался в микрофонах голос на английском. - Теперь мы тебе уж всыпем.
- Не испачкай штаны приятель, когда будешь удирать.
- Держись, задница.
Шесть самолетов "Ф" откалывается от строя и идет за мной. Я несусь к зоне семь и молю бога, чтобы первая ракета не была моей.
Свои ракеты оказывается, своих не сбивают. Станции слежения дают запрос движущимся целям, свой самолет или нет. Я проскочил.
Когда возвращаюсь к аэродрому, бой закончился, американцы ушли.
Сережа ранен. Пуля попала в челюсть и разбила ее. Несмотря на потерю крови, он все же сумел посадить самолет.
Он лежит на носилках и что-то хочет сказать мне, но увы, мычание раздается из его гортани.
- Ничего, все будет в порядке, - говорю я ему банальные фразы.
К нам подходит Люся, она опускается на корточки перед Сережей и рукой поправляет волосы. Потом поднимается, глядит мне в глаза и говорит:
- Олег не поднялся в воздух. Он сказал, что ему надо руководить на земле. У нас погибло семь человек и трое раненых.
- У них погибло больше. Полковник ни при чем.
- Много ты знаешь. Если б ты не увел шестерку в зону семь, потерь было бы в два раза больше.
- А у меня новый техник, - пытаюсь перевести разговор я. - Все ругает тебя.
- Знаю. Лучше б ты вернулся тогда. Я бы осталась техником у тебя.
Сережа опять замычал. Я посмотрел на него, погладил по плечу.
- Он что-то сказать хочет. На, - Люся протянула Сереже ручку и записную книжку.
Она придерживает книжку и Сережкина рука, как неживая, возводит каракули:
"Командир, прости, я бросил тебя".
Люся прочла вслух и заплакала. Она уходила от нас к своему зачехленному самолету, приняв фразу, как относящуюся и к себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9