Под темно-зелеными листьями водорослей плавали жуки-плавунцы.
В жаркие летние дни маленьким бреденьком мы ловили в открытых заводях рыбу. Было приятно брести в теплой воде, тащить к берегу деревянные мокрые "клячи", вытаскивать облепленный водорослями бредень. В широкой мокрой мотне билась и трепыхалась крупная и мелкая рыба. Мы вытаскивали на берег наполненную рыбой мотню, отбирали крупную рыбу, мелочь бросали в воду. На костре варили уху. Усевшись в тени зеленой береговой листвы, хлебали ее деревянными круглыми ложками. Удивительно вкусна, душиста пахнущая дымом костра простая рыбачья уха из свежей рыбы, пойманной своими руками.
В летнюю пору, когда голубыми звездочками зацветал на полях лен, мы ходили ночами на дальнюю речку ловить раков. В эту пору перелинявшие голодные раки жадно шли на приманку. Приманкой служили поджаренные на костре лягушки, мелкие рыбки. Лягушек и рыбок мы привязывали к концам длинных палок, опускали приманки у берега на дно реки. Время от времени, посидев у костра, мы обходили расставленные приманки, к которым присасывались голодные раки. С фонарем в руках осторожно поднимали приманку, подводили под нее небольшой сачок и стряхивали в него налипших на приманку раков. Ночная ловля раков была очень добычлива. Мы возвращались домой с мешками, наполненными живыми шептавшимися раками.
И в пруду, и в реке раков водилось множество. Руками ловили их под берегом в глубоких печурах, под камнями на дне неглубокой реки, быстро бежавшей по каменистому скользкому дну. Живо помню, как, засучив порточки, бреду по бегущей воде и, осторожно отвалив на дне плоский камень, в облачке поднявшейся легкой мути вижу притаившегося клещатого рака. Тихонько подвожу руку, хватаю пальцами за черную крепкую спинку сердито растопырившегося рака, кладу в мешок.
Темными летними ночами мы ловили раков на песчаных отмелях в пруду. С пучком полыхавшей сухой березовой лучины осторожно обходили отмели, руками брали на освещенном дне подползавших к берегу раков. Эта ночная охота доставляла нам большое и радостное удовольствие.
Позднею осенью, когда вода в пруду становится прозрачной и длинны, темны осенние ночи, отец брал меня иногда на охоту с "подсветом". С острогами в руках мы выезжали на лодке-плоскодонке. На носу лодки, в железной рогатой "козе" ярко горели смолистые сосновые дрова. Лодка тихо скользила по водной недвижной глади. Полыхал и дымил на носу лодки костер, озаряя нависшие над водою ветви кустарников и деревьев, заросшее водорослями дно пруда. Глазам открывалось подводное сказочное царство. У песчаного, освещенного костром дна мы видели длинные тени крупных спящих рыб. Нужна хорошая сметка, точный глаз, чтобы заколоть острогой в воде спящую рыбу. Заколотых рыб стряхивали с остроги на дно лодки. Попадались широкие лещи, длинные щуки, язи, скользкие налимы. Навсегда запомнилась эта ночная охота. Неузнаваемым казался знакомый пруд. Проездив всю ночь, мы возвращались с добычей. Не столько добыча, сколько сказочная картина освещенного костром дна радовала меня и волновала.
И. С. СОКОЛОВ-МИКИТОВ
(1892 - 1975)
Шестьдесят лет активной творческой деятельности в наше бурное время, ставшее свидетелем стольких событий и потрясений, - гаков итог жизни замечательного советского писателя Ивана Сергеевича Соколова-Микитова.
Детство его прошло на Смоленщине, с ее милой, истинно русской природой. В те времена в деревне еще сохранялся старинный быт и уклад. Первыми впечатлениями мальчика были праздничные гулянья, деревенские ярмарки. Именно тогда органически сросся он с родной землей, с ее бессмертной красотой.
Когда Ване исполнилось десять лет, его отдали в реальное училище. К сожалению, это заведение отличалось казенщиной и учение шло плохо. Весной запахи пробудившейся зелени неудержимо влекли мальчика за Днепр, на его берега, покрывшиеся нежной дымкой распустившейся листвы.
Из пятого класса училища Соколов-Микитов был исключен "по подозрению в принадлежности к ученическим революционным организациям". Поступить с "волчьим билетом" куда-либо было невозможно. Единственным учебным заведением, где не требовалось свидетельства о благонадежности, оказались петербургские частные сельскохозяйственные курсы, куда через год он смог попасть, хотя, как признавался писатель, большого влечения к сельскому хозяйству он не испытывал, как, впрочем, и не испытывал он никогда влечения к оседлости, собственности, домоседству...
Скучные курсовые занятия вскоре оказались не по душе Соколову-Микитову - человеку с беспокойным, неусидчивым характером. Устроившись в Ревеле (ныне Таллин) на пароходе торгового флота, он в течение нескольких лет скитался по белу свету. Видел многие города и страны, побывал в европейских, азиатских и африканских портах, близко сошелся с трудовыми людьми.
Первая мировая война застала Соколова-Микитова на чужбине. С большим трудом добрался он из Греции на родину, а потом ушел добровольцем на фронт, летал на первом русском бомбардировщике "Илья Муромец", служил в санитарных отрядах.
В Петрограде встретил Октябрьскую революцию, затаив дыхание слушал в Таврическом дворце выступление В. И. Ленина. В редакции "Новой жизни" познакомился с Максимом Горьким и другими писателями. В эти переломные для страны годы Иван Сергеевич становится профессиональным литератором.
После революции - недолгая работа учителем единой трудовой школы в родных смоленских местах. К этому времени Соколов-Микитов уже опубликовал первые рассказы, замеченные такими мастерами, как Бунин и Куприн.
"Теплая земля" - так назвал писатель одну из своих первых книг. И более точное, более емкое название найти было бы трудно! Ведь эта родная русская земля действительно теплая, потому что она согрета теплом человеческого труда и любви.
Ко времени первых полярных экспедиций относятся его рассказы о походах флагманов ледокольного флота "Георгий Седов" и "Малыгин", положивших начало освоению Северного морского пути. Именно тогда на одном из островов Северного Ледовитого океана появился залив имени писателя Соколова-Микитова. Именем Ивана Сергеевича была названа и бухта, где он нашел буёк погибшей экспедиции Циглера, судьба которой до того момента была неизвестна.
Несколько зим провел он на берегах Каспия, путешествовал по Кольскому и Таймырскому полуостровам, Закавказью, горам Тянь-Шаня, Северному и Мурманскому краям. Он бродил по дремучей тайге, видел степь и знойную пустыню, исколесил все Подмосковье. Каждая такая поездка не только обогащала его новыми мыслями и переживаниями, но и запечатлевалась им в новых произведениях.
Сотни рассказов и повестей, очерков и зарисовок подарил людям этот человек доброго таланта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
В жаркие летние дни маленьким бреденьком мы ловили в открытых заводях рыбу. Было приятно брести в теплой воде, тащить к берегу деревянные мокрые "клячи", вытаскивать облепленный водорослями бредень. В широкой мокрой мотне билась и трепыхалась крупная и мелкая рыба. Мы вытаскивали на берег наполненную рыбой мотню, отбирали крупную рыбу, мелочь бросали в воду. На костре варили уху. Усевшись в тени зеленой береговой листвы, хлебали ее деревянными круглыми ложками. Удивительно вкусна, душиста пахнущая дымом костра простая рыбачья уха из свежей рыбы, пойманной своими руками.
В летнюю пору, когда голубыми звездочками зацветал на полях лен, мы ходили ночами на дальнюю речку ловить раков. В эту пору перелинявшие голодные раки жадно шли на приманку. Приманкой служили поджаренные на костре лягушки, мелкие рыбки. Лягушек и рыбок мы привязывали к концам длинных палок, опускали приманки у берега на дно реки. Время от времени, посидев у костра, мы обходили расставленные приманки, к которым присасывались голодные раки. С фонарем в руках осторожно поднимали приманку, подводили под нее небольшой сачок и стряхивали в него налипших на приманку раков. Ночная ловля раков была очень добычлива. Мы возвращались домой с мешками, наполненными живыми шептавшимися раками.
И в пруду, и в реке раков водилось множество. Руками ловили их под берегом в глубоких печурах, под камнями на дне неглубокой реки, быстро бежавшей по каменистому скользкому дну. Живо помню, как, засучив порточки, бреду по бегущей воде и, осторожно отвалив на дне плоский камень, в облачке поднявшейся легкой мути вижу притаившегося клещатого рака. Тихонько подвожу руку, хватаю пальцами за черную крепкую спинку сердито растопырившегося рака, кладу в мешок.
Темными летними ночами мы ловили раков на песчаных отмелях в пруду. С пучком полыхавшей сухой березовой лучины осторожно обходили отмели, руками брали на освещенном дне подползавших к берегу раков. Эта ночная охота доставляла нам большое и радостное удовольствие.
Позднею осенью, когда вода в пруду становится прозрачной и длинны, темны осенние ночи, отец брал меня иногда на охоту с "подсветом". С острогами в руках мы выезжали на лодке-плоскодонке. На носу лодки, в железной рогатой "козе" ярко горели смолистые сосновые дрова. Лодка тихо скользила по водной недвижной глади. Полыхал и дымил на носу лодки костер, озаряя нависшие над водою ветви кустарников и деревьев, заросшее водорослями дно пруда. Глазам открывалось подводное сказочное царство. У песчаного, освещенного костром дна мы видели длинные тени крупных спящих рыб. Нужна хорошая сметка, точный глаз, чтобы заколоть острогой в воде спящую рыбу. Заколотых рыб стряхивали с остроги на дно лодки. Попадались широкие лещи, длинные щуки, язи, скользкие налимы. Навсегда запомнилась эта ночная охота. Неузнаваемым казался знакомый пруд. Проездив всю ночь, мы возвращались с добычей. Не столько добыча, сколько сказочная картина освещенного костром дна радовала меня и волновала.
И. С. СОКОЛОВ-МИКИТОВ
(1892 - 1975)
Шестьдесят лет активной творческой деятельности в наше бурное время, ставшее свидетелем стольких событий и потрясений, - гаков итог жизни замечательного советского писателя Ивана Сергеевича Соколова-Микитова.
Детство его прошло на Смоленщине, с ее милой, истинно русской природой. В те времена в деревне еще сохранялся старинный быт и уклад. Первыми впечатлениями мальчика были праздничные гулянья, деревенские ярмарки. Именно тогда органически сросся он с родной землей, с ее бессмертной красотой.
Когда Ване исполнилось десять лет, его отдали в реальное училище. К сожалению, это заведение отличалось казенщиной и учение шло плохо. Весной запахи пробудившейся зелени неудержимо влекли мальчика за Днепр, на его берега, покрывшиеся нежной дымкой распустившейся листвы.
Из пятого класса училища Соколов-Микитов был исключен "по подозрению в принадлежности к ученическим революционным организациям". Поступить с "волчьим билетом" куда-либо было невозможно. Единственным учебным заведением, где не требовалось свидетельства о благонадежности, оказались петербургские частные сельскохозяйственные курсы, куда через год он смог попасть, хотя, как признавался писатель, большого влечения к сельскому хозяйству он не испытывал, как, впрочем, и не испытывал он никогда влечения к оседлости, собственности, домоседству...
Скучные курсовые занятия вскоре оказались не по душе Соколову-Микитову - человеку с беспокойным, неусидчивым характером. Устроившись в Ревеле (ныне Таллин) на пароходе торгового флота, он в течение нескольких лет скитался по белу свету. Видел многие города и страны, побывал в европейских, азиатских и африканских портах, близко сошелся с трудовыми людьми.
Первая мировая война застала Соколова-Микитова на чужбине. С большим трудом добрался он из Греции на родину, а потом ушел добровольцем на фронт, летал на первом русском бомбардировщике "Илья Муромец", служил в санитарных отрядах.
В Петрограде встретил Октябрьскую революцию, затаив дыхание слушал в Таврическом дворце выступление В. И. Ленина. В редакции "Новой жизни" познакомился с Максимом Горьким и другими писателями. В эти переломные для страны годы Иван Сергеевич становится профессиональным литератором.
После революции - недолгая работа учителем единой трудовой школы в родных смоленских местах. К этому времени Соколов-Микитов уже опубликовал первые рассказы, замеченные такими мастерами, как Бунин и Куприн.
"Теплая земля" - так назвал писатель одну из своих первых книг. И более точное, более емкое название найти было бы трудно! Ведь эта родная русская земля действительно теплая, потому что она согрета теплом человеческого труда и любви.
Ко времени первых полярных экспедиций относятся его рассказы о походах флагманов ледокольного флота "Георгий Седов" и "Малыгин", положивших начало освоению Северного морского пути. Именно тогда на одном из островов Северного Ледовитого океана появился залив имени писателя Соколова-Микитова. Именем Ивана Сергеевича была названа и бухта, где он нашел буёк погибшей экспедиции Циглера, судьба которой до того момента была неизвестна.
Несколько зим провел он на берегах Каспия, путешествовал по Кольскому и Таймырскому полуостровам, Закавказью, горам Тянь-Шаня, Северному и Мурманскому краям. Он бродил по дремучей тайге, видел степь и знойную пустыню, исколесил все Подмосковье. Каждая такая поездка не только обогащала его новыми мыслями и переживаниями, но и запечатлевалась им в новых произведениях.
Сотни рассказов и повестей, очерков и зарисовок подарил людям этот человек доброго таланта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58