Там расходовалось невероятное количество воодушевления и страсти. Борьба за председательское место была очень напряженной. Иметь почетное место в первом ряду – значило получить награду за высокое благочестие или пользоваться привилегией богатства, которой завидовали больше всего. С другой стороны, свобода, предоставленная всякому, кто хотел выступить лектором и комментатором священного текста, открывала широкое поле для пропаганды новых взглядов. Здесь мы находим один из великих источников силы Иисуса и одно из обычных средств, которым он пользовался для пропаганды своего учения. Он входил в синагогу, поднимался, чтоб читать; гаццан подавал ему книгу, он раскрывал ее и читал парашу или гафтару, приходящуюся на этот день; по поводу прочтенного он развивал свои идеи. Так как в Галилее было мало фарисеев, то возражения против его учения никогда не принимали того оттенка страстности и резкой едкости, если б он читал в Иерусалиме, с каким остановили бы его в самом начале его пропагандистской деятельности. Добрые галилеяне никогда не слыхали таких слов, которые более соответствовали бы их радостно-светлому воображению. Им были восхищены, его ласкали, находили, что он говорит дивно и что его доводы убедительны. Он с уверенностью отвечал на самые трудные возражения: почти поэтическая мерность и тон его речей пленяли эти юные умы, которые не успел еще высушить педантизм ученых.
Авторитет молодого учителя возрастал, таким образом, с каждым днем и, конечно, чем больше верили в него, тем больше он верил в себя самого. Его деятельность была ограничена. Она замыкалась пределами Тивериадского озера, и даже в пределах этого бассейна у него была любимая местность. Озеро имеет 5–6 лье в длину и 3–4 лье в ширину; имея форму довольно правильного овала, оно образует от Тивериады до устья Иордана нечто вроде залива, который имеет около трех лье по берегу. Вот поле, где семя, брошенное Иисусом, нашло наконец для себя почву, вполне подготовленную. Пройдем мысленно по этой местности, наблюдая ее шаг за шагом и стараясь приподнять тот покров разрушения и скорби, который наброшен на нее демоном ислама.
Идя из Тивериады, мы видим прежде всего обрывистые скалы, гору, которая будто падает в море. Потом горы развертываются и удаляются; равнина (Эль-Гувер) открывается глазам почти на уровне озера. Это восхитительный маленький лесок, изрезанный множеством потоков, которые частью выходят из прежнего бассейна античной постройки (Айн-Медавара). У входа в эту равнину, которая и есть собственно страна Генисаретская, находится ничтожная деревушка Медждель. На другом конце равнины (если все время идти по берегу моря) мы увидим место, где находился некогда город (Хан-Минья), очень красивую реку (Айн-эт-Тан) и прекрасную дорогу, узкую и глубокую, высеченную в скале, по которой, несомненно, часто проходил Иисус и которая служит проходом между Генисаретской равниной и северным скатом озера. На расстоянии четверти часа ходьбы отсюда мы переходим через маленькую речонку с соленой водой (Айн-Табига), вытекающую из земли многими широкими источниками в нескольких шагах от озера и впадающую в него среди густой зеленой чащи. Наконец, через 40 минут мы увидим – на бесплодном скате, который тянется от Айн-Табига до устья Иордана, – несколько хижин и кучу развалин, довольно монументальных, называемых Телль-Хум.
Пять маленьких городов, о которых человечество будет вечно говорить столько же, сколько о Риме и Афинах, были во времена Иисуса рассеяны по пространству от деревни Медждель до Телль-Хума. Из этих пяти городов – Магдалы, Дальмунуфы, Капернаума, Вифсаиды, Харазина – можно найти теперь с точностью только первый. Отвратительная деревушка Медждель, без сомнения, сохранила имя и место того города, который дал Иисусу его первую верную подругу. Положение Дальмануфы совершенно неизвестно. Не лишено возможности предположение, что Харазин находился несколько в глубине страны, в северной ее стороне. Что касается Вифсаиды и Капернаума, то их по чисто случайным причинам и соображениям ставят на место Телль-Хума, Айн-эт-Тина, Хан-Миньи и Айн-Медавары. Думается, что и в топографии, как в истории, было скрытое намерение и желание – скрыть и сгладить черты великого учителя. Сомнительно, чтобы удалось когда-нибудь установить прочно на этой глубоко опустошенной почве те места, на которые человечество могло бы стекаться, чтобы целовать отпечаток ног великого основателя религии.
Итак, озеро, далекий горизонт, кустарники, цветы – вот все, что осталось от той маленькой области в 3–4 лье, где Иисус начал свое Божественное дело. Деревья совершенно исчезли. В этой стране, где растительность была столь прекрасна, что Иосиф смотрел на нее как на своего рода чудо, так как здесь, по его описанию, природе захотелось сблизить бок о бок растительность холодных стран, произведения жарких поясов и деревья умеренного климата, круглый год производящие цветы и плоды, – в этой стране, говорю я, теперь рассчитывают за день вперед, где можно будет найти немного тени для отдыха. Озеро превратилось в пустыню. Единственная лодчонка самого мизерного вида бороздит теперь те волны, которые некогда были так богаты радостью жизни. Но воды озера по-прежнему легки и прозрачны. Скалистые берега, покрытые валунами, похожи скорее на прибрежье маленького моря, чем озера, подобно берегам озера Гулей. Прибрежье это чисто, тины нет, и в одном и том же месте можно всегда наблюдать небольшой прибой волны. Маленькие островки, покрытые олеандрами, тамариндами и колючими кипарисами, выступают среди волн; в двух местах особенно – близ истока Иордана возле Тарихеи и на берегу Генисаретской равнины – можно найти восхитительные места, где волны разбиваются о густую зелень цветов. Ручей Айн-Табига образует маленький лиман, полный красивых раковин. Облака речных птиц покрывают озеро. Горизонт полон ослепительного блеска. Воды цвета небесной лазури, глубоко спрятанные в горячих скалах, – если смотреть на них с высоты гор Сафед, – словно налиты в золотую чашу. На севере снежные вершины Гермона выделяются белыми линиями на небе; на западе волнообразные плоскогорья Гавлонитиды и Переи, совершенно лишенные растительности и залитые солнцем, точно какой-то бархатной дымкой, – образуют однообразную, плотную массу гор или, лучше сказать, очень высокую и длинную террасу, которая от Кесареи Филиппийской на бесконечное расстояние тянется к югу.
Жара на берегах теперь невыносима. Озеро занимает впадину, которая на сто восемьдесят девять метров ниже уровня воды в Средиземном море и разделяет, таким образом, жаркий климат Мертвого моря. Обильная растительность умеряла некогда этот страшный зной;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Авторитет молодого учителя возрастал, таким образом, с каждым днем и, конечно, чем больше верили в него, тем больше он верил в себя самого. Его деятельность была ограничена. Она замыкалась пределами Тивериадского озера, и даже в пределах этого бассейна у него была любимая местность. Озеро имеет 5–6 лье в длину и 3–4 лье в ширину; имея форму довольно правильного овала, оно образует от Тивериады до устья Иордана нечто вроде залива, который имеет около трех лье по берегу. Вот поле, где семя, брошенное Иисусом, нашло наконец для себя почву, вполне подготовленную. Пройдем мысленно по этой местности, наблюдая ее шаг за шагом и стараясь приподнять тот покров разрушения и скорби, который наброшен на нее демоном ислама.
Идя из Тивериады, мы видим прежде всего обрывистые скалы, гору, которая будто падает в море. Потом горы развертываются и удаляются; равнина (Эль-Гувер) открывается глазам почти на уровне озера. Это восхитительный маленький лесок, изрезанный множеством потоков, которые частью выходят из прежнего бассейна античной постройки (Айн-Медавара). У входа в эту равнину, которая и есть собственно страна Генисаретская, находится ничтожная деревушка Медждель. На другом конце равнины (если все время идти по берегу моря) мы увидим место, где находился некогда город (Хан-Минья), очень красивую реку (Айн-эт-Тан) и прекрасную дорогу, узкую и глубокую, высеченную в скале, по которой, несомненно, часто проходил Иисус и которая служит проходом между Генисаретской равниной и северным скатом озера. На расстоянии четверти часа ходьбы отсюда мы переходим через маленькую речонку с соленой водой (Айн-Табига), вытекающую из земли многими широкими источниками в нескольких шагах от озера и впадающую в него среди густой зеленой чащи. Наконец, через 40 минут мы увидим – на бесплодном скате, который тянется от Айн-Табига до устья Иордана, – несколько хижин и кучу развалин, довольно монументальных, называемых Телль-Хум.
Пять маленьких городов, о которых человечество будет вечно говорить столько же, сколько о Риме и Афинах, были во времена Иисуса рассеяны по пространству от деревни Медждель до Телль-Хума. Из этих пяти городов – Магдалы, Дальмунуфы, Капернаума, Вифсаиды, Харазина – можно найти теперь с точностью только первый. Отвратительная деревушка Медждель, без сомнения, сохранила имя и место того города, который дал Иисусу его первую верную подругу. Положение Дальмануфы совершенно неизвестно. Не лишено возможности предположение, что Харазин находился несколько в глубине страны, в северной ее стороне. Что касается Вифсаиды и Капернаума, то их по чисто случайным причинам и соображениям ставят на место Телль-Хума, Айн-эт-Тина, Хан-Миньи и Айн-Медавары. Думается, что и в топографии, как в истории, было скрытое намерение и желание – скрыть и сгладить черты великого учителя. Сомнительно, чтобы удалось когда-нибудь установить прочно на этой глубоко опустошенной почве те места, на которые человечество могло бы стекаться, чтобы целовать отпечаток ног великого основателя религии.
Итак, озеро, далекий горизонт, кустарники, цветы – вот все, что осталось от той маленькой области в 3–4 лье, где Иисус начал свое Божественное дело. Деревья совершенно исчезли. В этой стране, где растительность была столь прекрасна, что Иосиф смотрел на нее как на своего рода чудо, так как здесь, по его описанию, природе захотелось сблизить бок о бок растительность холодных стран, произведения жарких поясов и деревья умеренного климата, круглый год производящие цветы и плоды, – в этой стране, говорю я, теперь рассчитывают за день вперед, где можно будет найти немного тени для отдыха. Озеро превратилось в пустыню. Единственная лодчонка самого мизерного вида бороздит теперь те волны, которые некогда были так богаты радостью жизни. Но воды озера по-прежнему легки и прозрачны. Скалистые берега, покрытые валунами, похожи скорее на прибрежье маленького моря, чем озера, подобно берегам озера Гулей. Прибрежье это чисто, тины нет, и в одном и том же месте можно всегда наблюдать небольшой прибой волны. Маленькие островки, покрытые олеандрами, тамариндами и колючими кипарисами, выступают среди волн; в двух местах особенно – близ истока Иордана возле Тарихеи и на берегу Генисаретской равнины – можно найти восхитительные места, где волны разбиваются о густую зелень цветов. Ручей Айн-Табига образует маленький лиман, полный красивых раковин. Облака речных птиц покрывают озеро. Горизонт полон ослепительного блеска. Воды цвета небесной лазури, глубоко спрятанные в горячих скалах, – если смотреть на них с высоты гор Сафед, – словно налиты в золотую чашу. На севере снежные вершины Гермона выделяются белыми линиями на небе; на западе волнообразные плоскогорья Гавлонитиды и Переи, совершенно лишенные растительности и залитые солнцем, точно какой-то бархатной дымкой, – образуют однообразную, плотную массу гор или, лучше сказать, очень высокую и длинную террасу, которая от Кесареи Филиппийской на бесконечное расстояние тянется к югу.
Жара на берегах теперь невыносима. Озеро занимает впадину, которая на сто восемьдесят девять метров ниже уровня воды в Средиземном море и разделяет, таким образом, жаркий климат Мертвого моря. Обильная растительность умеряла некогда этот страшный зной;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33