Они прежде частенько с татарами-ногайцами сшибались: те налетят со степи, в лисьих шапках, в халатах, в кожухах овчиной вверх, – и не успеешь ахнуть, как стадо коров угонят или бабенок на жнитве прихватят, покидают через седла. Глядеть в степь надо было зорко.
Теперь ногайцев не опасались. Теперь опасались своих – монастырских, акатовских.
Земли Акатова монастыря граничили с орловскими полями. От этого соседства мужики много терпели. Их монахи сильно обижали. Конечно, грешно говорить про настоятеля, про игумна Павла, такие непотребные словеса, но его так только и называли: Пашка-разбойник.
Подобно диким ногайцам наскакивал он со стрельцами из лесу на орловскую землю и хватал что ни попадя: людей – людей, скотину – скотину, хлеб – хлеб. И даже сколько раз форменные баталии случались.
Так что орловцы были тертые, бедовые мужики.
Воевода забранился на Афанасия Пескова, что поздний час, закричал, чтоб завтра приходил. Но Песков, стоя навытяжку, по артикулу, вынул из-за красного обшлага пакет. И воевода увидел адмиралтейскую царскую печать с кораблем. И он сразу подобрел.
На пакете стояла надпись: «Исполнить не мешкая».
Прочитав ее, воевода сообразил, что дело нешуточное. До него доходили слухи, что за мешкотство и волокиту государь бивал тростью. А случалось, и голову рубил.
Воевода кликнул подьячего и велел читать цареву бумагу. В ней приказывалось ему, воеводе, в тот же час собрать сорок мужиков с подводами. И, погрузив на них, на подводы, двадцать бочек моченых яблок и двадцать же коробьев с углем, доставить оное в Воронеж на верфь адмиралтейцу господину Апраксину. А ежели он, воевода, не выполнит того или замешкается, то с него, с воеводы, спросится и воздастся по всей строгости.
И бумага была подписана: Птр.
Всегда у государя все было спешно, он и сам спешил: подписывая имя из четырех букв, одну пропускал в спешке.
Воевода молчал. Размышляя, задумчиво рвал из носу жесткие рыжие волоски. Подьячий ждал, какие будут приказания. Афанасий стоял, отставив ногу, вольно. В тишине лишь дрова в печи потрескивали да сопел косматый мужик с кочережкой. Он служил в воеводском приказе, его должность была – подметать пол и топить печи.
– С кого брать? – спросил наконец подьячий.
– С углянских, – сказал воевода. – Раз уголь и яблоки – то с кого же?
И он велел подьячему написать список, а Пескову и драгунам – отдыхать и дожидаться завтрашнего утра.
И вот при тусклом огоньке сального огарка, кляня все на свете, сидел подьячий и на чистом листе бумаги выводил с затейливыми, хитрыми завитушками имена назначавшихся на повинность мужиков.
Афанасий пошел в городок проведать родню.
Драгуны, наевшись гороху, завалились спать. Они спали, но служба ихняя все равно шла.
А какой-то человек, перелезши через городской тын, плюхнулся в снег и, таясь, шибко побежал глубоким логом по дороге в Углянец.
Это был тот косматый мужик, какой топил печку.
Дорога шла лесом. Он начинался возле орловских стен и тянулся на север до самой Москвы. В семи верстах от Орлова был Углянец.
У мужиков углянских водилось три дела: лес воровать, уголь жечь, ну и, само собой, пахать землю. Еще, правда, и четвертое дело было: сады. Но это как бы уже и за дело не шло. Хочешь – садовничай, хочешь – нет. Однако все садовничали.
Что же касается уголька, то само название села говорило об этом. Уголь на каждом дворе жгли. Плоский синий дым стоял между изб, цеплялся за ветки антоновских яблонь. Молодой месяц висел, запутавшись в дыму. От села за версту тянуло горьким запахом дыма. Косматый мужик постучался в крайнюю избу. Хозяин скоро отозвался, видно, еще не спал. Он спросил через дверь:
– Кого бог принес?
– Это я, кум, – сказал косматый, – отпирай, не боись. Дело есть.
И он рассказал куму то, что подслушал насчет наряда мужиков и подвод. Что драгуны приехали и завтра станут брать.
Кум в тот же час обратал двух лошадей и повел их в тайное место хоронить от наряда. Он не в первый раз этак спасался, у него в лесу был такой окопчик, куда он коней хоронил в случае чего.
По дороге он зашел к своему свояку Прокопию Ельшину и сказал ему про драгун. Но Прокопий был прохладный мужик.
– Небось не пожар, – зевнул он, – можно и до утра погодить.
И, повернувшись на другой бок, заснул. Он спал, не чуя беды.
А между тем орловский подьячий написал список, в котором стояло имя Прокопия.
И еще, как говорится, черти на кулачки не дрались, еще предрассветная тьма жалась к избяным оконцам, а ефрейтор Афанасий Песков со своими драгунами и в сопровождении полицейского пристава уже выехал из городских ворот.
К этому времени и Прокопий выспался. Он вспомнил, про что ему ночью сказал свояк. Надо было уходить с конем в лес, отсиживаться в окопчике. И сколько отсиживаться – бог его знает. Может, два дня, а может, и всю седмицу.
Дома же, как на грех, заботы: изба заваливается, подпереть надо, оглоблю вырубить, соху починить. Да и мало ли еще чего по весеннему делу.
И Прокопий решил послать в лес с конем сына Васятку, потому что – малолеток и только разные ребячьи глупости на уме. Всю печку угольком размалевал: петухи, кони, птицы, цветы. Он и дверь на амбаре разделал, дегтярным квачом начертил двоих стрельцов, и они топорами секутся. А к чему – неизвестно. Баловство. Пороть надо.
Прокопий разбудил Васятку и велел вести пегого мерина в лесной окопчик. Мать было перечить вздумала – куда ж, мол, малолетку в лес? Но Прокопий только глянул на нее, и она замолчала, стала собирать сыну сумочку с харчами.
Васятка живо надел полушубочек, крепкие валенки и взнуздал пегашку. Ему бы огородами вести мерина, садами, но он этого не сообразил по малолетству. И, выйдя из ворот на улицу, сразу наткнулся на драгун.
Пристав закричал: «Стой! Стой!»
И драгун Зыков, служака, подскакал, вырвал из рук мальчика повод и, наезжая конем на оробевшего Василия, велел ему идти следом за драгунами.
Глава третья,
как углянских мужиков погнали в Воронеж и что приключилось по дороге
К Старостиной избе по одному сгоняли мужиков. Сыскать перечисленных в списке оказалось делом трудным и хлопотным, потому что всякий, прослышав про отправку, норовил схорониться, убежать.
Прокопий видел, как забрали сына. И он ушел задами в лес, в окопчик, в котором свояк отсиживался с лошадьми. Да его, впрочем, и искать не стали: мерин был взят, и при нем мужик, пусть хоть и малолеток.
Другие мужики кто куда схоронились – кто под пол, кто в сено, кто в закром, под просо. Иные даже в колодцах спасались.
Драгуны с приставом ходили по дворам, тыкали ружьями в сено, шевелили закрома, глядели по погребам.
К вечеру из сорока человек только двадцать с одним выправили.
Господин же Апраксин, адмиралтеец, провожая Пескова, велел с доставкой мужиков не мешкать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29