"Каин, где брат твой Авель?" Уйди, не мучь меня! - с трудом шевелил губами Марков.
- Объятый трепетом, я отвечал господу: "Разве я сторож моему брату?" Тогда проклял меня господь вечным проклятием: "Оставайся в живых до тех пор, пока стоит созданный мною мир. Броди бездомным скитальцем во всех веках, народах и странах, и пусть твои глаза ничего не видят, кроме пролитой тобою крови, и пусть твои уши ничего не слышат, кроме предсмертных стонов, в которых ты всегда будешь узнавать последний стон твоего брата".
Старик замолчал на минуту, и когда он заговорил, то каждое его слово падало на Маркова с тяжелой болью:
- О господи, справедлив и неумолим твой суд! Уже многие столетия и десятки столетий странствую я по земле, напрасно ожидая смерти. Высшая, беспощадная сила влечет меня туда, где умирают на полях сражений окровавленные, изуродованные люди, где плачут матери, произнося проклятия мне, первому братоубийце. И нет предела моим страданиям, потому что каждый раз, когда я вижу истекающего кровью человека, я снова вижу моего брата, распростертого на земле и хватающего помертвелыми пальцами песок... И тщетно хочу я крикнуть людям: "Проснитесь! Проснитесь! Проснитесь!.." Проснитесь, ваше высокоблагородие, проснитесь! - твердил под ухом Маркова настойчивый голос фельдфебеля. - Телеграмма...
Капитан быстро поднялся на ноги, мгновенно овладев, по привычке, своей волей. Уголья в камине давно потухли, а в окно столовой уже глядел бледный свет занимающегося дня.
- А как же... те?.. - спросил Марков с дрожью в голосе.
- Так точно, ваше высокоблагородие. Только что...
- А старик? Старик?
- Тоже.
Капитан, точно сразу обессилев, опустился на кровать. Фельдфебель стоял около него навытяжку, ожидая приказаний.
- Вот что, братец. Ты примешь вместо меня команду, - заговорил Марков слабым голосом. - Я сегодня подаю рапорт, потому что я... что меня... совершенно измучила эта проклятая лихорадка... И может быть, - он попробовал усмехнуться, но улыбка у него вышла кривая, - может быть, мне придется скоро и совсем уйти на покой. Ничему не удивлявшийся фельдфебель, приложив руку к козырьку, ответил спокойно:
- Слушаю, ваше высокоблагородие.
1907
1 2 3
- Объятый трепетом, я отвечал господу: "Разве я сторож моему брату?" Тогда проклял меня господь вечным проклятием: "Оставайся в живых до тех пор, пока стоит созданный мною мир. Броди бездомным скитальцем во всех веках, народах и странах, и пусть твои глаза ничего не видят, кроме пролитой тобою крови, и пусть твои уши ничего не слышат, кроме предсмертных стонов, в которых ты всегда будешь узнавать последний стон твоего брата".
Старик замолчал на минуту, и когда он заговорил, то каждое его слово падало на Маркова с тяжелой болью:
- О господи, справедлив и неумолим твой суд! Уже многие столетия и десятки столетий странствую я по земле, напрасно ожидая смерти. Высшая, беспощадная сила влечет меня туда, где умирают на полях сражений окровавленные, изуродованные люди, где плачут матери, произнося проклятия мне, первому братоубийце. И нет предела моим страданиям, потому что каждый раз, когда я вижу истекающего кровью человека, я снова вижу моего брата, распростертого на земле и хватающего помертвелыми пальцами песок... И тщетно хочу я крикнуть людям: "Проснитесь! Проснитесь! Проснитесь!.." Проснитесь, ваше высокоблагородие, проснитесь! - твердил под ухом Маркова настойчивый голос фельдфебеля. - Телеграмма...
Капитан быстро поднялся на ноги, мгновенно овладев, по привычке, своей волей. Уголья в камине давно потухли, а в окно столовой уже глядел бледный свет занимающегося дня.
- А как же... те?.. - спросил Марков с дрожью в голосе.
- Так точно, ваше высокоблагородие. Только что...
- А старик? Старик?
- Тоже.
Капитан, точно сразу обессилев, опустился на кровать. Фельдфебель стоял около него навытяжку, ожидая приказаний.
- Вот что, братец. Ты примешь вместо меня команду, - заговорил Марков слабым голосом. - Я сегодня подаю рапорт, потому что я... что меня... совершенно измучила эта проклятая лихорадка... И может быть, - он попробовал усмехнуться, но улыбка у него вышла кривая, - может быть, мне придется скоро и совсем уйти на покой. Ничему не удивлявшийся фельдфебель, приложив руку к козырьку, ответил спокойно:
- Слушаю, ваше высокоблагородие.
1907
1 2 3