Старый купец молвил:
— Храбрец! Ты спас нас от смерти. Выбери себе, что пожелаешь.
Юноша уголком глаза взглянул на шелк, на кумач, на драгоценности и ответил:
— Купцы, добро ваше мне не нужно. А вот этот лук, эту палицу и этого серого жеребца я бы взял.
Купцы смутились. Юноша заметил это и усмехнулся:
— Что, много запросил?
Старый купец сказал:
— Нет, джигит, не много. Но у нас есть один покупатель. То, что ты пожелал, он задумал подарить своему сыну.
Юноша спросил:
— А кто же этот покупатель?
— Из Баятского края, Бейбура-бек, — отвечали ему. — Для его сына везем.
Юноша улыбнулся, ничего не сказал, стегнул своего коня и ускакал. Купцы, опешив, смотрели ему вслед.
— Ей-богу, добрый джигит, совестливый, благородный, — сказали они.
Бейбура сидел в своем шатре, и сын рядом с ним. Прошел слух, что прибыли купцы. Отец с сыном ждали их.
Купцы пришли к шатру. Наклонили головы, поздоровались, увидели, что их избавитель, джигит, сидит справа от Бейбуры, кинулись к нему, стали целовать ему руку. Бейбура нахмурился:
— Что это значит, невежи? — молвил он. — При отце прилично ли целовать руку сыну?
Старый купец спросил:
— Этот джигит — твой сын?
— Да, мой сын.
— Так не сердись, Бейбура, что мы сперва ему руку поцеловали. Если б не твой сын, и товары бы наши пропали, и жизни бы мы лишились. Твой сын храбрец, он сражался за нас.
Бейбура сказал:
— Достаточно ли этого, чтобы дать ему имя?
— Да, и даже больше, — отвечали они.
Пришел Деде Коркут.
— Слушай меня, Бейбура, — молвил он. — Пусть сын твой будет опорой племени. Если он будет переправляться через снежную гору, пусть бог даст ему перевал; если будет переходить через бурную реку, пусть даст переправу. Ты зовешь его ласкательно Бамсы. Пусть имя его будет Бамсы
Бейрек, владелец Серого жеребца! Имя я дал, годы пусть судьба даст…
Баяндур-хан умирал. Рядом с ним были Алл Аруз, Аман, Газан, Карабудаг, Дондар, Бейбура. Бейрек и другие джигиты. Баяндур-хан лежал на ложе своем и говорил через силу:
— Джигиты, послушайте меня, услышьте слово мое. Я должен покинуть сей мир. Не оттого я плачу, что не насладился жизнью, не натешился властью. Не оттого я плачу, что не на коне погиб, не в битве с врагами, а умираю дома, в постели. Я оттого плачу, джигиты, что нет у меня сына, нет брата. Видно, всевышний оставил меня, джигиты: кто мне наследует?
Алп Аруз, Газан и другие в волнении слушали Баяндур-хана.
Баяндур-хан говорил:
— Джигиты, выслушайте мое последнее слово, узнайте мой завет. Дабы после смерти моей не пропала страна, не распалась держава, а недруги, увидев наш народ без главы, не двинулись на нас, нужно, чтобы мой венец и мои земли унаследовал удалой джигит.
Алп Аруз весь напрягся. А Баяндур-хан закончил так:
— Завещаю мой венец и земли зятю моему Газану, сыну Салбра.
У Алп Аруза с усов закапала кровь.
Баяндур-хан смежил веки. Газан вложил ему в руку большой камень. Из последних сил Баяндур-хан сжал в ладони этот камень и умер. Его накрыли черным покрывалом и положили на грудь его зеркало.
Заговорил Гавалдаш. На вершине Высокой горы Бекил развел два костра. Скорбная весть полетела от горы к горе. На вершинах загорались двойные костры.
Тело Баяндура подняли, на его место положили камень. На могиле зажгли свечи, запалили огни.
В логове льва у Белой скалы собрались джигиты. Газан на буром коне стоял лицом к лицу с огузскими всадниками. Джигиты накинули на шею Газану шелковый аркан, скинули его с коня на землю. Газан забарахтался. Джигиты ухватились за концы аркана и стали тянуть. Газан чуть не задохся. Но таков обычай. Таков обряд избрания хана.
В глазах одного из тянувших веревку — Алп Аруза — была такая злоба, будто он и в самом деле готов задушить Газана. Напротив, Бейрек делал это нехотя. Наконец джигиты немного ослабили петлю и спросили Газана:
— Сколько лет сможешь быть нашим ханом?
Газан прохрипел:
— Сколько у меня на лбу написано.
Сняли с шеи Газана петлю, посадили его на войлок, подняли высоко над головами, трижды прокрутили под солнцем. Завершая каждый круг, кланялись ему. Звуки Гавалдаша сопровождали обряд.
Газана отнесли и посадили на трон Баяндура.
Газан сказал:
— Да будет Бейрек моим визирем!
В стороне злобно следил за всем этим Алп Аруз. Он торопливо вытирал усы. С усов его капала кровь.
…Когда стемнело, Алп Аруз шептался в развалинах с человеком под черным башлыком, что-то ему бормотал. Человек под черным башлыком покивал головой, соглашаясь, воровато подкрался к хлеву, содрал с копыт одной из лошадей подковы, перековал ее наоборот, потом сел на коня и тихо удалился. На земле остались следы. Любой, глядя на эти следы, подумал бы, что всадник не отсюда выехал, а сюда приехал.
Кыпчак Мелик был предводителем половцев. Его лагерь размещался на недосягаемой вершине и напоминал орлиное гнездо. У людей этого племени был грозный вид. На них были шубы из шкур диких зверей, на головах — косматые папахи, лица же безволосые. У Кыпчак Мелика тоже было безволосое лицо, а висящая ниже подбородка ленточка бороды делала его похожим на козла.
Трон Кыпчак Мелика помещался на высоком помосте. Помост был очень широкий. Здесь был и трон Кыпчак Мелика, и его ложе. На этом помосте, кроме самого Кыпчак Мелика, было еще девять черноглазых, светлолицых, длиннокосых красавиц. Руки их до запястий были выкрашены хной, пальцы тонкие, шеи длинные. Кыпчак Мелик веселился с ними. Девушки подавали ему вино в золотых кубках.
Кыпчак Мелик никогда не сходил с помоста. Когда надо было куда-то отлучиться, коня подводили к помосту, и он прямо с трона спрыгивал коню на спину. Сидящие внизу воины стелились под ноги коню Кыпчак Мелика и, пока вождь не проезжал по их спинам, они не поднимали лиц от земли.
Помост был богато изукрашен. Столбы были отделаны дорогими каменьями, края — павлиньими перьями. Всюду висели змеиные шкуры. Племя поклонялось змеям.
Возвращаясь после набегов, Кыпчак Мелик ел и пил с девятью наложницами, развлекался и наслаждался на глазах у всех воинов племени.
Всадник под черным башлыком прискакал сюда. Он не убрал с лица черной накидки, не снял одежды, но обувь снял — пред Кыпчак Меликом можно было предстать только разутым.
Всадник под черным башлыком поклонился Кыпчак Мелику и сказал:
— Эй, Кыпчак Мелик! Что ты праздно сидишь? Хан ханов Баяндур-хан приказал тебе долго жить…
Кыпчак Мелик, оторвавшись от губ черноглазой красавицы, обронил небрежно:
— Знаю! На венец и земли метил Алп Аруз — Лошадиная морда, но занял их сын Салора Газан. Аруз хочет отомстить Газану, поэтому послал тебя ко мне. Но ты скажи Арузу, что время еще не пришло. Если мой змей будет благосклонен ко мне. погублю я Газана, потушу его очаг, свяжу его белые руки за спиной, отрежу его чернокудрую голову, выпущу его алую кровь, разрушу и разграблю его дом и весь край, уведу табуны его коней, стада его верблюдов, отары его овец;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
— Храбрец! Ты спас нас от смерти. Выбери себе, что пожелаешь.
Юноша уголком глаза взглянул на шелк, на кумач, на драгоценности и ответил:
— Купцы, добро ваше мне не нужно. А вот этот лук, эту палицу и этого серого жеребца я бы взял.
Купцы смутились. Юноша заметил это и усмехнулся:
— Что, много запросил?
Старый купец сказал:
— Нет, джигит, не много. Но у нас есть один покупатель. То, что ты пожелал, он задумал подарить своему сыну.
Юноша спросил:
— А кто же этот покупатель?
— Из Баятского края, Бейбура-бек, — отвечали ему. — Для его сына везем.
Юноша улыбнулся, ничего не сказал, стегнул своего коня и ускакал. Купцы, опешив, смотрели ему вслед.
— Ей-богу, добрый джигит, совестливый, благородный, — сказали они.
Бейбура сидел в своем шатре, и сын рядом с ним. Прошел слух, что прибыли купцы. Отец с сыном ждали их.
Купцы пришли к шатру. Наклонили головы, поздоровались, увидели, что их избавитель, джигит, сидит справа от Бейбуры, кинулись к нему, стали целовать ему руку. Бейбура нахмурился:
— Что это значит, невежи? — молвил он. — При отце прилично ли целовать руку сыну?
Старый купец спросил:
— Этот джигит — твой сын?
— Да, мой сын.
— Так не сердись, Бейбура, что мы сперва ему руку поцеловали. Если б не твой сын, и товары бы наши пропали, и жизни бы мы лишились. Твой сын храбрец, он сражался за нас.
Бейбура сказал:
— Достаточно ли этого, чтобы дать ему имя?
— Да, и даже больше, — отвечали они.
Пришел Деде Коркут.
— Слушай меня, Бейбура, — молвил он. — Пусть сын твой будет опорой племени. Если он будет переправляться через снежную гору, пусть бог даст ему перевал; если будет переходить через бурную реку, пусть даст переправу. Ты зовешь его ласкательно Бамсы. Пусть имя его будет Бамсы
Бейрек, владелец Серого жеребца! Имя я дал, годы пусть судьба даст…
Баяндур-хан умирал. Рядом с ним были Алл Аруз, Аман, Газан, Карабудаг, Дондар, Бейбура. Бейрек и другие джигиты. Баяндур-хан лежал на ложе своем и говорил через силу:
— Джигиты, послушайте меня, услышьте слово мое. Я должен покинуть сей мир. Не оттого я плачу, что не насладился жизнью, не натешился властью. Не оттого я плачу, что не на коне погиб, не в битве с врагами, а умираю дома, в постели. Я оттого плачу, джигиты, что нет у меня сына, нет брата. Видно, всевышний оставил меня, джигиты: кто мне наследует?
Алп Аруз, Газан и другие в волнении слушали Баяндур-хана.
Баяндур-хан говорил:
— Джигиты, выслушайте мое последнее слово, узнайте мой завет. Дабы после смерти моей не пропала страна, не распалась держава, а недруги, увидев наш народ без главы, не двинулись на нас, нужно, чтобы мой венец и мои земли унаследовал удалой джигит.
Алп Аруз весь напрягся. А Баяндур-хан закончил так:
— Завещаю мой венец и земли зятю моему Газану, сыну Салбра.
У Алп Аруза с усов закапала кровь.
Баяндур-хан смежил веки. Газан вложил ему в руку большой камень. Из последних сил Баяндур-хан сжал в ладони этот камень и умер. Его накрыли черным покрывалом и положили на грудь его зеркало.
Заговорил Гавалдаш. На вершине Высокой горы Бекил развел два костра. Скорбная весть полетела от горы к горе. На вершинах загорались двойные костры.
Тело Баяндура подняли, на его место положили камень. На могиле зажгли свечи, запалили огни.
В логове льва у Белой скалы собрались джигиты. Газан на буром коне стоял лицом к лицу с огузскими всадниками. Джигиты накинули на шею Газану шелковый аркан, скинули его с коня на землю. Газан забарахтался. Джигиты ухватились за концы аркана и стали тянуть. Газан чуть не задохся. Но таков обычай. Таков обряд избрания хана.
В глазах одного из тянувших веревку — Алп Аруза — была такая злоба, будто он и в самом деле готов задушить Газана. Напротив, Бейрек делал это нехотя. Наконец джигиты немного ослабили петлю и спросили Газана:
— Сколько лет сможешь быть нашим ханом?
Газан прохрипел:
— Сколько у меня на лбу написано.
Сняли с шеи Газана петлю, посадили его на войлок, подняли высоко над головами, трижды прокрутили под солнцем. Завершая каждый круг, кланялись ему. Звуки Гавалдаша сопровождали обряд.
Газана отнесли и посадили на трон Баяндура.
Газан сказал:
— Да будет Бейрек моим визирем!
В стороне злобно следил за всем этим Алп Аруз. Он торопливо вытирал усы. С усов его капала кровь.
…Когда стемнело, Алп Аруз шептался в развалинах с человеком под черным башлыком, что-то ему бормотал. Человек под черным башлыком покивал головой, соглашаясь, воровато подкрался к хлеву, содрал с копыт одной из лошадей подковы, перековал ее наоборот, потом сел на коня и тихо удалился. На земле остались следы. Любой, глядя на эти следы, подумал бы, что всадник не отсюда выехал, а сюда приехал.
Кыпчак Мелик был предводителем половцев. Его лагерь размещался на недосягаемой вершине и напоминал орлиное гнездо. У людей этого племени был грозный вид. На них были шубы из шкур диких зверей, на головах — косматые папахи, лица же безволосые. У Кыпчак Мелика тоже было безволосое лицо, а висящая ниже подбородка ленточка бороды делала его похожим на козла.
Трон Кыпчак Мелика помещался на высоком помосте. Помост был очень широкий. Здесь был и трон Кыпчак Мелика, и его ложе. На этом помосте, кроме самого Кыпчак Мелика, было еще девять черноглазых, светлолицых, длиннокосых красавиц. Руки их до запястий были выкрашены хной, пальцы тонкие, шеи длинные. Кыпчак Мелик веселился с ними. Девушки подавали ему вино в золотых кубках.
Кыпчак Мелик никогда не сходил с помоста. Когда надо было куда-то отлучиться, коня подводили к помосту, и он прямо с трона спрыгивал коню на спину. Сидящие внизу воины стелились под ноги коню Кыпчак Мелика и, пока вождь не проезжал по их спинам, они не поднимали лиц от земли.
Помост был богато изукрашен. Столбы были отделаны дорогими каменьями, края — павлиньими перьями. Всюду висели змеиные шкуры. Племя поклонялось змеям.
Возвращаясь после набегов, Кыпчак Мелик ел и пил с девятью наложницами, развлекался и наслаждался на глазах у всех воинов племени.
Всадник под черным башлыком прискакал сюда. Он не убрал с лица черной накидки, не снял одежды, но обувь снял — пред Кыпчак Меликом можно было предстать только разутым.
Всадник под черным башлыком поклонился Кыпчак Мелику и сказал:
— Эй, Кыпчак Мелик! Что ты праздно сидишь? Хан ханов Баяндур-хан приказал тебе долго жить…
Кыпчак Мелик, оторвавшись от губ черноглазой красавицы, обронил небрежно:
— Знаю! На венец и земли метил Алп Аруз — Лошадиная морда, но занял их сын Салора Газан. Аруз хочет отомстить Газану, поэтому послал тебя ко мне. Но ты скажи Арузу, что время еще не пришло. Если мой змей будет благосклонен ко мне. погублю я Газана, потушу его очаг, свяжу его белые руки за спиной, отрежу его чернокудрую голову, выпущу его алую кровь, разрушу и разграблю его дом и весь край, уведу табуны его коней, стада его верблюдов, отары его овец;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24