Свинца в ней как раз не очень много: снаружи медь, в середине сталь, а свинец между ними.
Из какого оружия ее выпустили? Дома Блинков-младший сразу же полез в мамин справочник.
Пуль там было нарисовано множество, в натуральную величину. Но его-то пуля сплющилась до неузнаваемости. Хотя донышко не изменило форму. Измерить хотя бы калибр? Но – чем, не школьной же линейкой, если калибр измеряется с точностью до сотой доли миллиметра: 7,62 мм, 5,45… Блинков-младший плохо себе представлял, какой инструмент для этого нужен.
Вообще, у четырнадцатилетних сыщиков беда с техническим обеспечением. Вечно не хватает какой-нибудь ерунды: то электронного микроскопа, чтобы провести экспертизу, то пистолета, чтобы задержать преступника. У взрослых навалом того и другого, но разве они дадут?
На подоконнике, в цветочном ящике с землей, завозился кролик по кличке Ватсон. У него там была нора. Кролик сидел в ней целыми днями и ничего не делал, а просто жил.
– Есть такой измерительный прибор, Ватсон, микрометр, – сообщил ему Блинков-младший. – Только я не знаю, как им пользоваться и даже на что он похож.
Торчавшее из норы кроличье ухо пошевелилось и спряталось.
– А еще есть штангенциркуль, – добавил Блинков-младший.
Кролик Ватсон выбрался из ящика, соскочил на стул, со стула на пол и ускакал под диван. Если он вылезал из норы, то чтобы насыпать на пол орешков или что-нибудь сгрызть. И плевать ему было на все проблемы сыска и вообще на Митьку. Главное, прежде, чем его достанут из-под дивана, можно нагадить и пройтись зубами по диванной ножке. Ради этих простых радостей он и жил на свете.
Выманить вредителя было невозможно: кролик не знал, что его зовут Ватсон, и не шел на кличку. Блинков-младший полез под диван. Раньше он любил такую возню, а потом вдруг понял, что кролик Ватсон не отличает его от других людей. Он брал из рук морковку и боялся громких голосов, но чьи это руки, чьи голоса, ему было безразлично. Это вам не собака, которая узнает хозяина по шагам. С кроликом невозможно дружить.
Засадив нарушителя обратно в ящик, Блинков-младший уселся за стол и начал прикладывать донышко пули к рисункам в справочнике. Раз они в натуральную величину, то можно обойтись без приборов: сравнить нарисованную пулю с настоящей, и все. Несколько раз казалось, что нашелся нужный рисунок, но не тут-то было: хоть на толщину волоска, а нарисованное донышко отличалось от настоящего. Блинков-младший примерял пулю, примерял…
И тут пришел с работы папа.
Блинков-младший поставил разогреваться борщ и, пока папа нарезал хлеб, молча выложил на кухонный стол свою пулю.
– Ого, нашел?! Странная пулька, – мельком взглянув на нее, заметил старший Блинков. – Я еще не видел томпак такого оттенка.
– Что такое томпак?
– Сплав, которым пули покрывают, – объяснил папа. – А где она была? Не сильно я ошибся с траекторией?
– На сто восемьдесят градусов, – разочаровал старшего Блинкова Митек. – Я ее в подвале нашел. Пап, это должна быть винтовочная пуля, а не «нагановская».
Папа взял пулю, поднес к очкам, взвесил на руке.
– Только не винтовочная. По калибру-то подходит, но винтовочная больше.
– А калибр – семь шестьдесят две? Папа молча кивнул, принимаясь за борщ.
– Как ты определил?
– Мы люди бедные, мелкоскопа не имеем, а просто у нас так глаз пристрелявши, – чьими-то чужими словами ответил папа.
– Это откуда?
– Из «Левши» Лескова. Серый ты, Митек, как штаны пожарника.
– Мы это еще не проходили, – буркнул Блинков-младший. (Или уже прошли, только ему некогда было читать?) – Вообще, что толку в ней, в литературе? Никакой полезной информации. Я понимаю – справочники или документальные книжки. Они тоже как справочники, только исторические.
– А для души-то?! – изумился папа. – Для воспитания чувств?! Митек, человек ты или робот? Ты, когда гуляешь с Иркой, «Криминалистику» ей цитируешь или стихи «Любовью дорожить умейте»?
Блинков-младший был уже и сам не рад, что начал этот разговор. Он вспомнил, как в детстве любил «Винни-Пуха». Так он его любил, что брал с собой в кровать, хотя еще и читать-то не умел. А потом любил «Попугая Кешу», и «Волшебника Изумрудного города», и «Простоквашино». Если бы ему тогда сказали, что в этих книжках нет полезной информации, он бы взял самый толстый, самый набитый информацией том энциклопедии и трахнул обидчика по башке! Потому что любил их не за информацию, а просто так.
– Иногда «Криминалистику», если вычитаю что-нибудь забавное, а стихи – ни за какие коврижки. Стихами нас в школе замучили, – ответил Блинков-младший, потому что это была правда. – Понимаешь, пап, детские книжки мне уже неинтересны, а взрослые еще неинтересны. Я бы сейчас прочитал такую книжку, где написано, почему все маленькие дети одинаковые, все так противно ревут, и у всех носики, как у котят, а потом из одних получаются нормальные люди, а из других – паразиты. Но ведь нет же такой книжки?!
– Как же нет, – ответил папа, – когда об этом есть целые науки, и не одна! Смотря каких паразитов ты имеешь в виду. Если, например, преступников, то ими занимается криминология. Хотя это прикладная наука, очень узкая: собрала понемногу из социологии, психологии, психиатрии…
– Мне столько не нужно, – остановил папу Блинков-младший. – Мне нужно по жизни понять.
– А по жизни – в свое время турки брали в плен славянских мальчиков, воспитывали по-своему и посылали воевать против их же братьев. Может, некоторые в буквальном смысле убивали своих братьев и отцов. Это были самые свирепые, самые беспощадные воины – янычары, ударные части Османской империи. Понял?
– Нет, – сказал Блинков-младший. – Эти мальчики были пленные, их заставляли. А, что ли, Никиту специально воспитывали, чтобы он стал бомжом?
– Никиту, я думаю, воспитывали подзатыльниками, – заметил старший Блинков. – Он такую жизнь ненавидел и поэтому бросил при первой же возможности. А по-другому жить не смог, потому что не знает, как. Ты в свои четырнадцать лет побывал за границей, ты знаком с учеными, офицерами и банкирами, сам зарабатывал себе на развлечения, был в гостях у очень богатых людей и у Никиты в подвале был тоже. Для своего возраста ты много повидал и, когда начнешь самостоятельную жизнь, уже не согласишься на трубу в подвале. А Никите и на трубе неплохо, потому что в его жизни было мало хорошего. И вот как раз такие люди любят говорить: «Вы, очкарики, настоящей жизни не видели!» – Папа воинственно поправил очки. – А на самом-то деле это они настоящей жизни не видели, потому что на трубе в подвале – не жизнь. И еще такие люди любят говорить: «Зачем книжки читать, в них одно вранье, а в жизни все по-другому!»
Намек был слишком толстый, чтобы пропустить его мимо ушей.
– Я так не говорил, – заметил Блинков-младший.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Из какого оружия ее выпустили? Дома Блинков-младший сразу же полез в мамин справочник.
Пуль там было нарисовано множество, в натуральную величину. Но его-то пуля сплющилась до неузнаваемости. Хотя донышко не изменило форму. Измерить хотя бы калибр? Но – чем, не школьной же линейкой, если калибр измеряется с точностью до сотой доли миллиметра: 7,62 мм, 5,45… Блинков-младший плохо себе представлял, какой инструмент для этого нужен.
Вообще, у четырнадцатилетних сыщиков беда с техническим обеспечением. Вечно не хватает какой-нибудь ерунды: то электронного микроскопа, чтобы провести экспертизу, то пистолета, чтобы задержать преступника. У взрослых навалом того и другого, но разве они дадут?
На подоконнике, в цветочном ящике с землей, завозился кролик по кличке Ватсон. У него там была нора. Кролик сидел в ней целыми днями и ничего не делал, а просто жил.
– Есть такой измерительный прибор, Ватсон, микрометр, – сообщил ему Блинков-младший. – Только я не знаю, как им пользоваться и даже на что он похож.
Торчавшее из норы кроличье ухо пошевелилось и спряталось.
– А еще есть штангенциркуль, – добавил Блинков-младший.
Кролик Ватсон выбрался из ящика, соскочил на стул, со стула на пол и ускакал под диван. Если он вылезал из норы, то чтобы насыпать на пол орешков или что-нибудь сгрызть. И плевать ему было на все проблемы сыска и вообще на Митьку. Главное, прежде, чем его достанут из-под дивана, можно нагадить и пройтись зубами по диванной ножке. Ради этих простых радостей он и жил на свете.
Выманить вредителя было невозможно: кролик не знал, что его зовут Ватсон, и не шел на кличку. Блинков-младший полез под диван. Раньше он любил такую возню, а потом вдруг понял, что кролик Ватсон не отличает его от других людей. Он брал из рук морковку и боялся громких голосов, но чьи это руки, чьи голоса, ему было безразлично. Это вам не собака, которая узнает хозяина по шагам. С кроликом невозможно дружить.
Засадив нарушителя обратно в ящик, Блинков-младший уселся за стол и начал прикладывать донышко пули к рисункам в справочнике. Раз они в натуральную величину, то можно обойтись без приборов: сравнить нарисованную пулю с настоящей, и все. Несколько раз казалось, что нашелся нужный рисунок, но не тут-то было: хоть на толщину волоска, а нарисованное донышко отличалось от настоящего. Блинков-младший примерял пулю, примерял…
И тут пришел с работы папа.
Блинков-младший поставил разогреваться борщ и, пока папа нарезал хлеб, молча выложил на кухонный стол свою пулю.
– Ого, нашел?! Странная пулька, – мельком взглянув на нее, заметил старший Блинков. – Я еще не видел томпак такого оттенка.
– Что такое томпак?
– Сплав, которым пули покрывают, – объяснил папа. – А где она была? Не сильно я ошибся с траекторией?
– На сто восемьдесят градусов, – разочаровал старшего Блинкова Митек. – Я ее в подвале нашел. Пап, это должна быть винтовочная пуля, а не «нагановская».
Папа взял пулю, поднес к очкам, взвесил на руке.
– Только не винтовочная. По калибру-то подходит, но винтовочная больше.
– А калибр – семь шестьдесят две? Папа молча кивнул, принимаясь за борщ.
– Как ты определил?
– Мы люди бедные, мелкоскопа не имеем, а просто у нас так глаз пристрелявши, – чьими-то чужими словами ответил папа.
– Это откуда?
– Из «Левши» Лескова. Серый ты, Митек, как штаны пожарника.
– Мы это еще не проходили, – буркнул Блинков-младший. (Или уже прошли, только ему некогда было читать?) – Вообще, что толку в ней, в литературе? Никакой полезной информации. Я понимаю – справочники или документальные книжки. Они тоже как справочники, только исторические.
– А для души-то?! – изумился папа. – Для воспитания чувств?! Митек, человек ты или робот? Ты, когда гуляешь с Иркой, «Криминалистику» ей цитируешь или стихи «Любовью дорожить умейте»?
Блинков-младший был уже и сам не рад, что начал этот разговор. Он вспомнил, как в детстве любил «Винни-Пуха». Так он его любил, что брал с собой в кровать, хотя еще и читать-то не умел. А потом любил «Попугая Кешу», и «Волшебника Изумрудного города», и «Простоквашино». Если бы ему тогда сказали, что в этих книжках нет полезной информации, он бы взял самый толстый, самый набитый информацией том энциклопедии и трахнул обидчика по башке! Потому что любил их не за информацию, а просто так.
– Иногда «Криминалистику», если вычитаю что-нибудь забавное, а стихи – ни за какие коврижки. Стихами нас в школе замучили, – ответил Блинков-младший, потому что это была правда. – Понимаешь, пап, детские книжки мне уже неинтересны, а взрослые еще неинтересны. Я бы сейчас прочитал такую книжку, где написано, почему все маленькие дети одинаковые, все так противно ревут, и у всех носики, как у котят, а потом из одних получаются нормальные люди, а из других – паразиты. Но ведь нет же такой книжки?!
– Как же нет, – ответил папа, – когда об этом есть целые науки, и не одна! Смотря каких паразитов ты имеешь в виду. Если, например, преступников, то ими занимается криминология. Хотя это прикладная наука, очень узкая: собрала понемногу из социологии, психологии, психиатрии…
– Мне столько не нужно, – остановил папу Блинков-младший. – Мне нужно по жизни понять.
– А по жизни – в свое время турки брали в плен славянских мальчиков, воспитывали по-своему и посылали воевать против их же братьев. Может, некоторые в буквальном смысле убивали своих братьев и отцов. Это были самые свирепые, самые беспощадные воины – янычары, ударные части Османской империи. Понял?
– Нет, – сказал Блинков-младший. – Эти мальчики были пленные, их заставляли. А, что ли, Никиту специально воспитывали, чтобы он стал бомжом?
– Никиту, я думаю, воспитывали подзатыльниками, – заметил старший Блинков. – Он такую жизнь ненавидел и поэтому бросил при первой же возможности. А по-другому жить не смог, потому что не знает, как. Ты в свои четырнадцать лет побывал за границей, ты знаком с учеными, офицерами и банкирами, сам зарабатывал себе на развлечения, был в гостях у очень богатых людей и у Никиты в подвале был тоже. Для своего возраста ты много повидал и, когда начнешь самостоятельную жизнь, уже не согласишься на трубу в подвале. А Никите и на трубе неплохо, потому что в его жизни было мало хорошего. И вот как раз такие люди любят говорить: «Вы, очкарики, настоящей жизни не видели!» – Папа воинственно поправил очки. – А на самом-то деле это они настоящей жизни не видели, потому что на трубе в подвале – не жизнь. И еще такие люди любят говорить: «Зачем книжки читать, в них одно вранье, а в жизни все по-другому!»
Намек был слишком толстый, чтобы пропустить его мимо ушей.
– Я так не говорил, – заметил Блинков-младший.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39