Гоковски взглянул на нее сначала мельком, затем присмотрелся повнимательнее… По выражению его лица Трэйс понял, что дело обстоит не так плохо, как он ожидал. Он нетерпеливо выдохнул:
— Ну?
— Это всего лишь деформация ступни, — сказал Гоковски. — Конечно, такое встречается не слишком часто, но и большой редкостью это назвать трудно. А в вашем случае это в общем-то даже и не уродство. И на вид не так уж отвратительно, да и особых хлопот скорее всего вам не доставляет.
— Нет, — солгал Трэйс, — не доставляет.
— Ваша мать была изнасилована чудовищем, — продолжил Гоковски. — Чудовищем, которого вообще не должно бы было быть, но которое, тем не менее, существует! Пока существует Бог, существует и дьявол, а именно его выродок — кошмарное полуживотное — овладело вашей матерью. По крайней мере, в этом Каструни был прав. Но поскольку он не знал о вашем брате-близнеце, мы вправе предположить, что и Хумени этот факт тоже неизвестен. Что же до вашей ступни, так просто беременность была ненормальной — ведь ваша мать вынашивала в своей утробе кроме вас еще и отродье дьявола. Поэтому, считайте, вам повезло.
— То есть, вы хотите сказать… значит, вы не думаете, что я сын Хумени? — Трэйса охватило чувство облегчения.
— Нет, — покачал головой Гоковски. — Не думаю. Если бы это было так, то ваше злое начало непременно бы уже проявилось. Вы профессиональный вор — но ведь в мире полным-полно воров! Вы сын Хумени? Но будь это так, неужели бы вы отправились разыскивать меня, и к тому же спасли бы мне жизнь? Да и вообще разве стали бы вы спасать жизнь кому-либо? — Он снова покачал головой. — Сомневаюсь. — И наконец улыбнулся. — Нет, Чарльз Трэйс, никакой вы не сын антихриста.
— А мой близнец, значит, им был? Разве такое возможно?
— Он не был вашим близнецом, во всяком случае генетически. Такое, конечно, случается нечасто, но иногда женщины все же рожали одновременно разных детей, да — говоря «разных» я подразумеваю детей от разных отцов. Вы говорили, что всегда считали своим отцом погибшего лейтенанта Соломона. И, думаю, вы совершенно правы.
Трэйс громко с облегчение вздохнул, запрокинул голову и, глядя на древний с высокими сводами каменный потолок, произнес:
— Слава тебе Господи, что это так. И ради Бога, Сол, зовите меня просто Чарли!
Через некоторое время Гоковски рассказал и свою историю.
— Кто я теперь — вы скоро узнаете. А вот раньше я был археологом. Как и мой отец. В тридцатые годы мы вели раскопки в Бербати, Телль-Аграбе, Мегиддо. Я говорю «мы», но на самом деле в то время я был еще мальчишкой. Вернее, даже не мальчишкой, а совсем ребенком. Хоть вы меня и не спрашиваете об этом, Чарли, но я вам скажу — мне пятьдесят три года. Я знаю, что выгляжу на все семьдесят, но так уж сложилась жизнь…
Как бы то ни было, детство и молодость я провел на раскопках в пустыне. И полюбил это занятие. Но с годами… мы по национальности — польские евреи, и мой отец предчувствовал назревавшую в Европе войну. Моя мать бросила нас вскоре после моего рождения, так что в этом плане мы с отцом ничем связаны не были, а Израиль в то время был еще просто идеей, причем довольно расплывчатой, хотя и англичане вынашивали ее еще со времен окончания Первой Мировой войны. Мы каким-то образом ухитрились осесть в Палестине и пережить там и войну, и все прочие невзгоды.
В пятьдесят втором отец умер. Мне было чуть за двадцать, но я сумел продолжить его дело. Он занимался исследованиями и делал переводы древних текстов для нескольких американских научных учреждений, для французов, даже для Британского музея. Понимаете, он был настоящим специалистом по истории Среднего Востока: древние надписи, иероглифы, древнеарабский и все, что касалось еврейской истории с незапамятных времен. По моему мнению, он принадлежал к числу гениев, и, если бы не сложные времена, и не специфические черты его характера — упрямство, а также исключительная прямолинейность — обязательно добился бы всемирного признания. К сожалению, этого не случилось.
Многое из того, что отец знал, он передал мне. Не только свою любовь к древним языкам и культурам, но и свою способность их понимать. К тому же, он знал много современных языков, и этот его дар я тоже унаследовал. Я был воспитан как еврей, говорящий на иврите, но вот сейчас, например, я говорю с вами по-английски — понимаете? А если бы вы были поляком, или французом, то и тогда для меня разницы практически бы не было. Это не предмет моей гордости, а просто дар. Однако…
За год до того как мой отец, Иосиф Гоковски, умер, к нему домой в Зиппори — это городок к западу от Галилеи и неподалеку от Назарета — явился совершенно седой человек, назвавшийся Ионафаном Бен Мейрисом и представившийся евреем откуда-то с греческих островов. Короче говоря: на самом деле этот Мейрис был Димитриосом Каструни. Он принес с собой и показал отцу кое-что из найденного им в седельных сумках Хумени.
— Вы хотели сказать «из сумок Гуигоса», — поправил Трэйс.
Гоковски мрачно улыбнулся.
— Наряду с вещами, в которые вы готовы поверить, есть и такие, которые вам просто трудно понять. И это вполне естественно. Но только вы должны постоянно помнить, что мы имеем дело со сверхъестественным, с самыми темными силами зла, с самим антихристом. Как вы справедливо заметили, я действительно имею в виду Гуигоса. А также Хумени, Аба, Гоора Гунна, Тирокса из Халеба — города, который находится в Сирии и сейчас называется Алеппо — и других. В отношении этих «других» мы можем строить лишь научно обоснованные предположения, а вот о существовании тех, кого я назвал по именам, известно со всей определенностью.
— То есть вы хотите сказать, что он феникс, как и предполагал Каструни? — уточнил Трэйс.
— Это, пожалуй, слишком поэтично. Но Каструни был греком и конечно же, как и всякий грек — поэтом в душе. Хумени вполне может быть источником некоторых легенд о фениксе, но на самом деле фениксом вовсе не является. Повторяю: он — антихрист. Но позвольте мне продолжить.
Итак, я как раз был с коллегой на раскопках каких-то развалин на западном берегу Галилеи, а Каструни тем временем гостил у моего отца в Зиппори. Обычно я видел его только по ночам, когда возвращался из пустыни. Он был настойчив, но вежлив и всегда избегал рассказывать о своих делах со «Старым Джо», как я ласково называл отца. В конце концов он уехал, как я тогда считал, обратно на свои греческие острова. Я не видел оставленного им — во всяком случае тогда — но отец говорил, что это книги, какие-то черепки и некоторое количество разных документов, древних и современных…
Основным же итогом его визита явилось вот что.
До того как отец начал болеть — а у него становилось все хуже с сердцем — он занимался и раскопками древних городов на берегах Галилеи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87