Пыталась, да так и не сурдела объяснить себе ни Галиного, ни своего поведения, еще и еще раз возвращалась мысленно к той встрече, временами ругая себя за то, что думает о бывшей подруге как уже о мертвой, навсегда потерянной, и желая утешить себя хоть чем-то:
"Нет!.. Чего-чего, а такого со мной уж не случится! Не дождутся они, чтобы я на них работала! Нет, не дождутся!.."
Листовки отцу она в тот раз так и не показала. Не осмелилась или не сочла необходимым. Ведь в опустевшем, зимнем лесу пользы от них никакой.
Дмитро, которому она привезла десяток карандашей и несколько тетрадей, увидев листовку, едва не подскочил от радости. Размечтался, нарисовал целую картину, несомненно же героическую, где он - искалеченный - видел себя чуть ли не одним из основных участников подполья, которое обязательно будет действовать здесь, в этом районе. И ждать этого, наверное, уже совсем недолго!
А тот командир, которого также укрывали у них, - он потом куда-то исчез - рассматривал листовку заинтересованно, но без особого увлечения.
- Есть у нас смелые люди! - похвалил он. - С таким народом нас ничто не запугает. Но одними бумажками немецких танков не остановишь.
И этими словами как будто обидел Яринку.
Иван Бойко, с которым, после истории с этим командиром, Яринка делилась всеми тайнами, отнесся к Яринкиным скалыювским приключениям и новостям с сосредоточенной серьезностью. Вертя так и сяк, рассматривая со всех сторон те листовки, удивляясь и пытаясь разгадать, почему они хоть каким-то словом не подписаны, вслух думал:
- Это, девушка, что-то совсем новое... Что-то совсемсовсем новое... И, знаешь, может быть, наше, скорей всего, наше. А может, и чужое... Гестаповские волки - они, твари хитрые... Этот самый, как ты говоришь... Леня Заброда, он что, хороший хлопец?
- Свой, комсомолец!..
- Свои, бывает, и копей крадут, - усмехнулся БеЛко. - Но у нас пет оснований и не верить ему. Он на чтото или на кого-нибудь не намекал? Ничего больше не оСещал?
- Намекать - не намекал... Прямо ничего не сказал.
А я, разумеется, не расспрашивала. Только сказал, чтобы я, если смогу, после Октябрьских наведалась...
Бойко снова принялся читать и рассматривать листовку:
- "Дорогие товарищи! Поздравляем вас с наступающим Октябрьским праздником! Бои в районах Ржева, Брянска, Можайска .." Так... "Блицкриг... остановлен окончательно и навсегда... Помогайте Красной Армии громить врага... Наше дело правое..." Так, так... Хлопец, видно, и в самом деле серьезный. Постарайся осторожно, чтобы случайно не влипнуть, выведать, и, если что, наладим связь... Может, там что-то более серьезное, тогда нам такая связь во как необходима! А если все такие, зеленая молодежь, то можем и мы помочь, порой предупредить, на верный путь направить. А то где же у таких юнцов, да еще в наших условиях, опыт возьмется. А дело большое. Серьезное дело. Так что считай, Яринка, имеешь настоящее поручение, а не забаву...
Ничего определенного не сказал ей Леня Заброда, лишь намекнул на новую встречу. Ничего, что хоть както вязалось бы с тем давним разговором с глазу на глаз в райкоме комсомола с Кравчуком.
А все же живые, настоящие, напечатанные где-то тут (может, в самом Скальном) листовки, что давали пусть и скупые, пусть и невеселые, а все же какие-то сведения о фронте, затрагивая одновременно и здешние дела, призывая к борьбе с фашистами, были сейчас у нее в руках!
И передал их с полным доверием хлопец свой, комсомолец, которому она также не могла не верить... Итак, значит, что-то уже есть. Кто-то уже действовал. Действовал организованно, широко, а не просто от случая к случаю, как, скажем, она со своим отцом и Бойко.
Бойко Яринка также верила. Верила не только как своему, честному человеку. Нет!.. Верила и хотела верить, что он тоже не один, что кто-то стоит за ним. Выходит, кроме нескольких листовок, намека Лени Забооды, был еще прямой (она это так и восприняла) приказ Бойко.
Приказ, который она не только хотела, но и должна была выполнить.
Однако, как это и бывает в жизни чаще всего, не все сложилось так, как предполагали. Как раз в праздники почему-то самым удобным оказалось переправить кудато далее (что касалось Яринки, то только за десять километров, до Балабановки) какого-то знакомого Бойко хлопца, тоже чуть ли не из окруженцев, и передать его из рук в руки совсем незнакомому Андриану Пивню.
И это именно там, в Балабановке, впервые услыхала Ярипка от Андриапа Пивпя, низенького, с веселым нравом, разговорчивого мужчины, о какой-то неизвестной до того "Молнии"; этим словом вскоре после праздников была подписана еще какая-то листовка с призывом бить гитлеровцев и срывать все их планы...
Из Балабановки попалась Яринке подвода до Подлесного. Проезжая через Подлесное, она делала, правда, небольшой крюк, но ехать - не идти. В Подлеском заночевала у старого знакомого, бывшего почтового бухгалтера Брайченко. От него снова услыхала о "Молнии". И о новой листовке. Хотя, правда, все это были только слухи.
Ведь ни Пивень, ни старик Брайченко самой листовки не видали. Просто долетело до них откуда-то загадочное и удобное слово - "Молния". Появилось именно после Октябрьских праздников, уже после того, как фашисты решили осуществить, как они говорили, "массовую акцию"...
Жуткую "акцию" по уничтожению огромного количества советских пленных, активистов, всего оставшегося на оккупированной территории еврейского населения. "Акция"
эта в уезде, собственно, и началась с Подлесного... Кровавое сумасшествие, в котором из двухсот с лишним людей еврейского гетто посчастливилось спастись, может быть, десятку, да и то, может, временно...
Брайченко скупо, явно страшась и избегая подробностей, рассказывал все, что слыхал и знал о той кровавой осенней ночи. А Яринка, слушая это, сразу же подумала о Розе, о своей встрече с ней, и об эсэсовском прикладе, боль от которого с внезапной остротой снова отозвалась в ее груди. Где она теперь, Роза?..
Уцелела?..
Брайченко хорошо знал Розу и ее родителей, но об их судьбе будто бы не знал ничего определенного.
Не сказал ей тогда правды Брайченко. Решил не признаваться. Что же здесь удивительного? И только спустя два года дозналась Яринка, что в тот вечер и в ту ночь, когда она ночевала у Брайченко, ее подруга Роза, уцелев случайно после той кровавой резни, скрывалась у них же в погребе. И Яринка тогда не могла прийти в себя, всю ночь не могла успокоиться. Забылась в тяжелом сне только под утро и вдруг проснулась от какого-то кошмара, который сквозь сон прорвался истошным криком, разбудив и напугав старых Брайченков.
Проснувшись, сразу же заторопилась домой. А в дороге спешила так, будто за ней кто-то гнался или там, дома, ее ждало неизвестно какое смертельно-неотложное и срочное дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
"Нет!.. Чего-чего, а такого со мной уж не случится! Не дождутся они, чтобы я на них работала! Нет, не дождутся!.."
Листовки отцу она в тот раз так и не показала. Не осмелилась или не сочла необходимым. Ведь в опустевшем, зимнем лесу пользы от них никакой.
Дмитро, которому она привезла десяток карандашей и несколько тетрадей, увидев листовку, едва не подскочил от радости. Размечтался, нарисовал целую картину, несомненно же героическую, где он - искалеченный - видел себя чуть ли не одним из основных участников подполья, которое обязательно будет действовать здесь, в этом районе. И ждать этого, наверное, уже совсем недолго!
А тот командир, которого также укрывали у них, - он потом куда-то исчез - рассматривал листовку заинтересованно, но без особого увлечения.
- Есть у нас смелые люди! - похвалил он. - С таким народом нас ничто не запугает. Но одними бумажками немецких танков не остановишь.
И этими словами как будто обидел Яринку.
Иван Бойко, с которым, после истории с этим командиром, Яринка делилась всеми тайнами, отнесся к Яринкиным скалыювским приключениям и новостям с сосредоточенной серьезностью. Вертя так и сяк, рассматривая со всех сторон те листовки, удивляясь и пытаясь разгадать, почему они хоть каким-то словом не подписаны, вслух думал:
- Это, девушка, что-то совсем новое... Что-то совсемсовсем новое... И, знаешь, может быть, наше, скорей всего, наше. А может, и чужое... Гестаповские волки - они, твари хитрые... Этот самый, как ты говоришь... Леня Заброда, он что, хороший хлопец?
- Свой, комсомолец!..
- Свои, бывает, и копей крадут, - усмехнулся БеЛко. - Но у нас пет оснований и не верить ему. Он на чтото или на кого-нибудь не намекал? Ничего больше не оСещал?
- Намекать - не намекал... Прямо ничего не сказал.
А я, разумеется, не расспрашивала. Только сказал, чтобы я, если смогу, после Октябрьских наведалась...
Бойко снова принялся читать и рассматривать листовку:
- "Дорогие товарищи! Поздравляем вас с наступающим Октябрьским праздником! Бои в районах Ржева, Брянска, Можайска .." Так... "Блицкриг... остановлен окончательно и навсегда... Помогайте Красной Армии громить врага... Наше дело правое..." Так, так... Хлопец, видно, и в самом деле серьезный. Постарайся осторожно, чтобы случайно не влипнуть, выведать, и, если что, наладим связь... Может, там что-то более серьезное, тогда нам такая связь во как необходима! А если все такие, зеленая молодежь, то можем и мы помочь, порой предупредить, на верный путь направить. А то где же у таких юнцов, да еще в наших условиях, опыт возьмется. А дело большое. Серьезное дело. Так что считай, Яринка, имеешь настоящее поручение, а не забаву...
Ничего определенного не сказал ей Леня Заброда, лишь намекнул на новую встречу. Ничего, что хоть както вязалось бы с тем давним разговором с глазу на глаз в райкоме комсомола с Кравчуком.
А все же живые, настоящие, напечатанные где-то тут (может, в самом Скальном) листовки, что давали пусть и скупые, пусть и невеселые, а все же какие-то сведения о фронте, затрагивая одновременно и здешние дела, призывая к борьбе с фашистами, были сейчас у нее в руках!
И передал их с полным доверием хлопец свой, комсомолец, которому она также не могла не верить... Итак, значит, что-то уже есть. Кто-то уже действовал. Действовал организованно, широко, а не просто от случая к случаю, как, скажем, она со своим отцом и Бойко.
Бойко Яринка также верила. Верила не только как своему, честному человеку. Нет!.. Верила и хотела верить, что он тоже не один, что кто-то стоит за ним. Выходит, кроме нескольких листовок, намека Лени Забооды, был еще прямой (она это так и восприняла) приказ Бойко.
Приказ, который она не только хотела, но и должна была выполнить.
Однако, как это и бывает в жизни чаще всего, не все сложилось так, как предполагали. Как раз в праздники почему-то самым удобным оказалось переправить кудато далее (что касалось Яринки, то только за десять километров, до Балабановки) какого-то знакомого Бойко хлопца, тоже чуть ли не из окруженцев, и передать его из рук в руки совсем незнакомому Андриану Пивню.
И это именно там, в Балабановке, впервые услыхала Ярипка от Андриапа Пивпя, низенького, с веселым нравом, разговорчивого мужчины, о какой-то неизвестной до того "Молнии"; этим словом вскоре после праздников была подписана еще какая-то листовка с призывом бить гитлеровцев и срывать все их планы...
Из Балабановки попалась Яринке подвода до Подлесного. Проезжая через Подлесное, она делала, правда, небольшой крюк, но ехать - не идти. В Подлеском заночевала у старого знакомого, бывшего почтового бухгалтера Брайченко. От него снова услыхала о "Молнии". И о новой листовке. Хотя, правда, все это были только слухи.
Ведь ни Пивень, ни старик Брайченко самой листовки не видали. Просто долетело до них откуда-то загадочное и удобное слово - "Молния". Появилось именно после Октябрьских праздников, уже после того, как фашисты решили осуществить, как они говорили, "массовую акцию"...
Жуткую "акцию" по уничтожению огромного количества советских пленных, активистов, всего оставшегося на оккупированной территории еврейского населения. "Акция"
эта в уезде, собственно, и началась с Подлесного... Кровавое сумасшествие, в котором из двухсот с лишним людей еврейского гетто посчастливилось спастись, может быть, десятку, да и то, может, временно...
Брайченко скупо, явно страшась и избегая подробностей, рассказывал все, что слыхал и знал о той кровавой осенней ночи. А Яринка, слушая это, сразу же подумала о Розе, о своей встрече с ней, и об эсэсовском прикладе, боль от которого с внезапной остротой снова отозвалась в ее груди. Где она теперь, Роза?..
Уцелела?..
Брайченко хорошо знал Розу и ее родителей, но об их судьбе будто бы не знал ничего определенного.
Не сказал ей тогда правды Брайченко. Решил не признаваться. Что же здесь удивительного? И только спустя два года дозналась Яринка, что в тот вечер и в ту ночь, когда она ночевала у Брайченко, ее подруга Роза, уцелев случайно после той кровавой резни, скрывалась у них же в погребе. И Яринка тогда не могла прийти в себя, всю ночь не могла успокоиться. Забылась в тяжелом сне только под утро и вдруг проснулась от какого-то кошмара, который сквозь сон прорвался истошным криком, разбудив и напугав старых Брайченков.
Проснувшись, сразу же заторопилась домой. А в дороге спешила так, будто за ней кто-то гнался или там, дома, ее ждало неизвестно какое смертельно-неотложное и срочное дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54