Набрав код, он толкнул дверь, и мы вошли в коридор, вдоль которого тянулись кабинеты, занимаемые сотрудниками 15-го Управления Минобороны — того самого, которое занималось разработкой биологического оружия.
Сняв пальто, я попытался расслабиться.
Хотя я был полковником, но форму никогда не носил. Как и все остальные военные в «Биопрепарате», я работал под прикрытием — как самый заурядный научный работник. Мне выдали два документа. В трудовой книжке я значился гражданским служащим «Биопрепарата», а в удостоверении личности офицера было указано мое воинское звание.
В 1987 году, согласившись занять предложенный мне пост в руководстве «Биопрепарата», я переехал в Москву вместе с женой Леной и тремя детьми. Переезд в столицу после унылой жизни в провинции стал восхитительной переменой в нашем существовании.
Тринадцать лет работы в различных секретных лабораториях и научно-исследовательских институтах, разбросанных по самым отдаленным уголкам Советского Союза, никак не подготовили меня к ошеломляющему размаху моей новой работы. Каждую неделю проводилось одно совещание за другим: в Министерстве обороны, в Кремле, в ЦК КПСС, включая «оперативки» в научно-исследовательских институтах, задействованных в данной программе. Все это привело к тому, что весной 1988 года, когда я занял пост первого заместителя директора «Биопрепарата», мне пришлось обратиться к врачу из-за нервного истощения.
Начальник 15-го Управления генерал-лейтенант Владимир Андреевич Лебединский встретил меня укоризненным взглядом, едва я переступил порог кабинета. Он оживленно разговаривал с тремя полковниками, которых до того дня я никогда не видел.
— Давно пора, — резко бросил он.
Я принялся было оправдываться, ссылаясь на снежные заносы и бесчисленные пробки на дорогах, но он отмахнулся, приказывая мне молчать.
С Лебединским, которого меньше всего мне хотелось заставлять ждать, мы впервые встретились в лаборатории в Омутнинске, расположенном в девятистах километрах к востоку от Москвы. После окончания института, получив специальность военного врача, я проработал там несколько лет. Лебединский принимал в моей карьере поистине отеческое участие. Тогда ему было уже за шестьдесят. На закате своей блестящей военной карьеры он был одним из немногих старших офицеров, кого не раздражала моя молодость. Хотя мне было тогда всего тридцать восемь лет, я поднялся по служебной лестнице выше многих куда более опытных ученых и стал самым молодым первым заместителем директора. Многие ученые, которые прежде работали со мной, не скрывали своей обиды и разочарования.
Лебединский обернулся к нам.
— Все готовы? — спросил он.
Все кивнули, и генерал провел нас в соседний кабинет со звуконепроницаемыми стенами. На длинном письменном столе напротив каждого стула лежали блокноты для заметок.
Дежурный внес в кабинет поднос, на котором стояли четыре стакана с горячим чаем. Дождавшись, пока он выйдет, Лебединский плотно запер дверь.
— Я не останусь, — сказал он, перехватив на лету мой взгляд, который я бросил на поднос с четырьмя стаканами.
Полковники были из биологического отдела Оперативного управления Генштаба, в их задачи входил выбор оружия, разработкой которого мы как раз и занимались, для оснащения бомб и ракет, а также определение целей, по которым будут наноситься удары. Тогда я впервые встретился с представителями этой службы. В то время «Биопрепарат» выпускал каждый год новый вид биологического оружия. Большая часть нашего времени была посвящена научно-исследовательской работе, и мы не уделяли много внимания вопросам применения этого оружия.
Лебединский кратко объяснил нам цель данного секретного совещания. На самом высоком уровне, заявил он, было принято решение оснастить стратегические ракеты биологическими боеприпасами.
— Нам нужно подсчитать, сколько времени потребуется для того, чтобы подготовить ракеты к запуску. Я очень рассчитываю, что вы сможете нам помочь.
Я кивнул с таким видом, будто считал это совершенно обоснованным требованием. Но, честно говоря, был застигнут врасплох. Гигантские ракеты типа СС-18 обладают десятью ядерными боеголовками мощностью около пятисот килотонн каждая и имеют дальность полета до десяти тысяч километров. Никто никогда не рассматривал возможность размещения на них средств биологического нападения.
После того, как в 20-х годах в Советском Союзе впервые начались работы по созданию биологического оружия, наши ученые изобрели для самолетов специальные устройства — распылители. Это было неудачным решением, так как встречный ветер мог распространить бактерии в нежелательном направлении. Начало «холодной войны» подстегнуло ученых к разработке оружия, обладающего гораздо большей разрушительной силой. К началу 70-х годов нам удалось приспособить межконтинентальные баллистические ракеты с одной боеголовкой для доставки биологического оружия. Нужно было работать дальше, чтобы сделать то же самое с ракетами, в которых имелось несколько боеголовок. Мы производили недостаточное количество вирусов и бактерий, чтобы оснастить биологической начинкой сотни боеголовок одновременно.
Вероятно, разработка оружия на основе возбудителя сибирской язвы, которой я занимался раньше, привлекла внимание кого-то из высших чинов. В результате проведенных испытаний мне удалось создать на основе этого возбудителя более мощное оружие, так что для поражения потребовалось бы небольшое количество жизнеспособных спор бактерий. Разработанная мной технология позволяла снабжать спорами сибирской язвы гораздо большее число ракет, чем прежде, используя при этом мощности всего одной лаборатории.
Итак, меня попросили воплотить мою разработку в жизнь.
Полковники, конечно, мало знали о природе микроорганизмов, зато они великолепно разбирались в технологии запуска ракет. Если мне удастся произвести патогенные микроорганизмы в достаточных количествах, то они займутся наведением боеголовок на крупнейшие города США и Европы.
Я быстро сделал кое-какие вычисления в лежавшем передо мной блокноте. По моим расчетам для приготовления необходимого количества боевой рецептуры на десять боеголовок потребовалось бы, по меньшей мере, около четырехсот килограммов спор сибирской язвы в высушенном виде.
Посевной материал для производства сибирской язвы хранился в охлаждаемых хранилищах на трех производственных предприятиях: в Пензе, Кургане и Степногорске. Для получения миллиардов спор сибирской язвы посевной материал должен был пройти через длительный процесс ферментации. Этот процесс был чрезвычайно сложным и трудоемким. Один ферментатор емкостью двадцать тонн, работая на полной мощности, только через день или два смог бы произвести споры в количестве, необходимом для заполнения примерно одной ракеты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41