Больше я не помню ничего.
Очнулся я – через несколько недель, как я потом узнал, – в монреальской городской больнице. Саперы, объезжавшие на моторных лодках северный берег озера через два дня после катастрофы, заметили на воде человека – полураздетого, без сознания. Это был я. Следов Роберта никто не обнаружил. Несколькими днями позже рыбаки нашли в камышах западного берега остатки нашей лодки; это место удалено от линии, по которой мы плыли через озеро, на несколько десятков километров по прямой. Долгое время врачи не позволяли мне даже вспоминать о пережитых событиях. Мне сказали, что я перенес тяжелый шок и бредил, пока лежал без сознания.
Все то время, которое я провел в больнице, меня мало интересовало, что делается вокруг. Мне пришлось заново учиться ходить – до такой степени утратил я власть над собственным телом. В последние дни я начал задавать вопросы; чтобы удовлетворить мое любопытство, меня снабдили пачкой газет, из которых я узнал подробности катастрофы.
Метеор, который мы видели в ночь с 26 на 27 сентября, упал в болото, раскинувшееся на площади в тысячи гектаров, начиная от северного берега озера. Никаких остатков метеора найти не удалось; ученые объясняли это тем, что огромная энергия удара превратила раскаленную массу в газ, который, расширяясь, повалил лес в радиусе десятков миль и вызвал многочисленные пожары. Поэтому в течение многих дней нельзя было приблизиться к центру катастрофы. Исследования проводились с самолетов и геликоптеров. Один из них мы с Робертом, по-видимому, и слышали из-под огромной тучи тумана, закрывшего тогда всю северную часть озера. Специалисты по метеорам пришли к единодушному мнению, что повторилась история знаменитого сибирского болида. Превращенный в газ метеорит огненным столбом вонзился в верхние слои атмосферы и полностью в ней растворился. В то же время взрывная волна ударила в болота и образовалась огромная впадина, которую в течение суток заполнили воды озера, создавая новый залив, так что истинное место падения находится под водой на глубине в несколько десятков метров, окруженное болотистыми островами.
То, что я рассказал о своих переживаниях, было признано плодом галлюцинации. Когда мы плыли по озеру – объясняли мне, – нас подхватил мощный поток воды, наполнявшей образовавшуюся в момент удара воронку, лодка затонула, а мы стали игрушкой волн. Роберт утонул, меня же выбросило центробежной силой к берегу. Я пробовал спорить. Утверждал, что человек, потерявший сознание, не может продержаться на воде несколько часов – а именно спустя такое время меня выловили. Врачи притворялись заинтересованными и со всем соглашались. Наконец я понял, что никто не принимает мои слова всерьез.
До весны я пробыл на юге; у меня был отпуск для поправки здоровья, который мне любезно предоставил ректор Блесбери. Перед самым концом отпуска я сел в поезд и поехал в Ричмонд – там в дальнем предместье, вдали от автострады, жил мой старый учитель, слава канадской психологической науки, профессор Гедшилл. Я сообщил ему телеграммой о своем приезде и ранним апрельским утром очутился в маленьком домике профессора.
Сидя в тесном колючем тростниковом креслице, я рассказывал о своих приключениях. Профессор уже слышал о них. Шаг за шагом, час за часом я рассказал ему все. Закончил и, стиснув зубы, ждал, что скажет он.
– Хочешь услышать мое мнение? – спросил он тихо. – Тогда сначала скажи, что ты сам об этом думаешь.
– Думаю, что это было, – сказал я настойчиво, глядя на свои руки, сцепленные на колене.
– Конечно. Но ты пробовал это как-то упорядочить, понять?
– Да. Я много читал… Искал в книгах… говорил с физиками и о механизме некоторых явлений догадываюсь… Во всяком случае, об их физическом механизме. Течение времени только в определенных условиях, таких, как земные, является равномерным и однонаправленным. Изменения гравитации могут его ускорять либо замедлять. Возможно, для тех существ время – примерно то же, что для нас пространство… Они могут моделировать его, формировать его ход… Какая-то архитектура времени – так я себе это представляю. Думаю, что мы попали в лабиринт времени. Эпизод с ножом: в усиливающемся гравитационном поле поток времени начал течь быстрее, но только в одной точке, и нож ушел от нас, как бы прыгнул в будущее, а потом, когда это явление охватило и нас, мы его «догнали»… Я прочел у Вейля о теоретической возможности так называемой «петли времени». Нормально есть единственное настоящее, непрерывно становящееся прошлым – сначала близким, потом все более отдаленным. Ну, а в «петле времени» можно первый раз прожить семь часов, второй – восемь… Тут время начинает отступать, снова – еще раз – будет семь… И если человек окажется в том же месте, где он был в семь, – может встретить самого себя. В этот момент существует два сечения настоящего… Одно – раннее, другое – позднейшее. Мы были в том месте дважды: первый раз, когда вошли в «петлю времени» и встретили самих себя, постаревших на час, а потом, когда петля замкнулась, второй раз… постаревшие на тот же час, мы видели снова самих себя. Раз с одной стороны… раз с другой… Следствия и причины сомкнулись, образовали кольцо… Ощущение тяжести, потеря сил, жар – это из-за стремительного роста гравитации, который искривлял ход времени. Так я себе это объясняю. Но чему это должно было служить, что означало – не знаю.
– Да… я думал о чем-то в этом роде, – сказал профессор. – А что стало с кораблем? И как ты из него выбрался?
– Не постигаю. Может быть, они просто улетели. Допустим, поняли, что Земля не является для них объектом, достойным дальнейшего исследования. Или пренебрегли нами… Решили, что мы недостаточно развитые существа…
Профессор смотрел на меня голубыми глазами, которых не изменила старость.
– Этого не было, Карл. Корабль должен был подниматься на виду экспедиций, прочесывающих озеро. Окрестности непрерывно патрулировались самолетами и геликоптерами, а на южном берегу работали радиолокационные станции – зондировали туман. Если посадка была чем-то вроде катаклизма – под аккомпанемент огня, взрывов, землетрясений, то и старт не мог пройти незамеченным! Однако сейсмографы и другие регистрирующие приборы молчали. Не замечено ничего… Я информирован точно, Карл. Это наверняка.
Я опустил голову.
– Понимаю. Значит, вы тоже думаете, профессор, что…
– Нет, мой дорогой. Есть еще одна возможность. Только одна. Другой я не вижу.
Я поднял голову. Профессор, не глядя на меня, поглаживал кончиками пальцев поверхность стола.
– Что сказал твой друг перед смертью? «Сними маску» – так? Я верно запомнил? И еще: «Карл носил маску в лаборатории, но это для крыс…» Ты понял, чего он хотел?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
Очнулся я – через несколько недель, как я потом узнал, – в монреальской городской больнице. Саперы, объезжавшие на моторных лодках северный берег озера через два дня после катастрофы, заметили на воде человека – полураздетого, без сознания. Это был я. Следов Роберта никто не обнаружил. Несколькими днями позже рыбаки нашли в камышах западного берега остатки нашей лодки; это место удалено от линии, по которой мы плыли через озеро, на несколько десятков километров по прямой. Долгое время врачи не позволяли мне даже вспоминать о пережитых событиях. Мне сказали, что я перенес тяжелый шок и бредил, пока лежал без сознания.
Все то время, которое я провел в больнице, меня мало интересовало, что делается вокруг. Мне пришлось заново учиться ходить – до такой степени утратил я власть над собственным телом. В последние дни я начал задавать вопросы; чтобы удовлетворить мое любопытство, меня снабдили пачкой газет, из которых я узнал подробности катастрофы.
Метеор, который мы видели в ночь с 26 на 27 сентября, упал в болото, раскинувшееся на площади в тысячи гектаров, начиная от северного берега озера. Никаких остатков метеора найти не удалось; ученые объясняли это тем, что огромная энергия удара превратила раскаленную массу в газ, который, расширяясь, повалил лес в радиусе десятков миль и вызвал многочисленные пожары. Поэтому в течение многих дней нельзя было приблизиться к центру катастрофы. Исследования проводились с самолетов и геликоптеров. Один из них мы с Робертом, по-видимому, и слышали из-под огромной тучи тумана, закрывшего тогда всю северную часть озера. Специалисты по метеорам пришли к единодушному мнению, что повторилась история знаменитого сибирского болида. Превращенный в газ метеорит огненным столбом вонзился в верхние слои атмосферы и полностью в ней растворился. В то же время взрывная волна ударила в болота и образовалась огромная впадина, которую в течение суток заполнили воды озера, создавая новый залив, так что истинное место падения находится под водой на глубине в несколько десятков метров, окруженное болотистыми островами.
То, что я рассказал о своих переживаниях, было признано плодом галлюцинации. Когда мы плыли по озеру – объясняли мне, – нас подхватил мощный поток воды, наполнявшей образовавшуюся в момент удара воронку, лодка затонула, а мы стали игрушкой волн. Роберт утонул, меня же выбросило центробежной силой к берегу. Я пробовал спорить. Утверждал, что человек, потерявший сознание, не может продержаться на воде несколько часов – а именно спустя такое время меня выловили. Врачи притворялись заинтересованными и со всем соглашались. Наконец я понял, что никто не принимает мои слова всерьез.
До весны я пробыл на юге; у меня был отпуск для поправки здоровья, который мне любезно предоставил ректор Блесбери. Перед самым концом отпуска я сел в поезд и поехал в Ричмонд – там в дальнем предместье, вдали от автострады, жил мой старый учитель, слава канадской психологической науки, профессор Гедшилл. Я сообщил ему телеграммой о своем приезде и ранним апрельским утром очутился в маленьком домике профессора.
Сидя в тесном колючем тростниковом креслице, я рассказывал о своих приключениях. Профессор уже слышал о них. Шаг за шагом, час за часом я рассказал ему все. Закончил и, стиснув зубы, ждал, что скажет он.
– Хочешь услышать мое мнение? – спросил он тихо. – Тогда сначала скажи, что ты сам об этом думаешь.
– Думаю, что это было, – сказал я настойчиво, глядя на свои руки, сцепленные на колене.
– Конечно. Но ты пробовал это как-то упорядочить, понять?
– Да. Я много читал… Искал в книгах… говорил с физиками и о механизме некоторых явлений догадываюсь… Во всяком случае, об их физическом механизме. Течение времени только в определенных условиях, таких, как земные, является равномерным и однонаправленным. Изменения гравитации могут его ускорять либо замедлять. Возможно, для тех существ время – примерно то же, что для нас пространство… Они могут моделировать его, формировать его ход… Какая-то архитектура времени – так я себе это представляю. Думаю, что мы попали в лабиринт времени. Эпизод с ножом: в усиливающемся гравитационном поле поток времени начал течь быстрее, но только в одной точке, и нож ушел от нас, как бы прыгнул в будущее, а потом, когда это явление охватило и нас, мы его «догнали»… Я прочел у Вейля о теоретической возможности так называемой «петли времени». Нормально есть единственное настоящее, непрерывно становящееся прошлым – сначала близким, потом все более отдаленным. Ну, а в «петле времени» можно первый раз прожить семь часов, второй – восемь… Тут время начинает отступать, снова – еще раз – будет семь… И если человек окажется в том же месте, где он был в семь, – может встретить самого себя. В этот момент существует два сечения настоящего… Одно – раннее, другое – позднейшее. Мы были в том месте дважды: первый раз, когда вошли в «петлю времени» и встретили самих себя, постаревших на час, а потом, когда петля замкнулась, второй раз… постаревшие на тот же час, мы видели снова самих себя. Раз с одной стороны… раз с другой… Следствия и причины сомкнулись, образовали кольцо… Ощущение тяжести, потеря сил, жар – это из-за стремительного роста гравитации, который искривлял ход времени. Так я себе это объясняю. Но чему это должно было служить, что означало – не знаю.
– Да… я думал о чем-то в этом роде, – сказал профессор. – А что стало с кораблем? И как ты из него выбрался?
– Не постигаю. Может быть, они просто улетели. Допустим, поняли, что Земля не является для них объектом, достойным дальнейшего исследования. Или пренебрегли нами… Решили, что мы недостаточно развитые существа…
Профессор смотрел на меня голубыми глазами, которых не изменила старость.
– Этого не было, Карл. Корабль должен был подниматься на виду экспедиций, прочесывающих озеро. Окрестности непрерывно патрулировались самолетами и геликоптерами, а на южном берегу работали радиолокационные станции – зондировали туман. Если посадка была чем-то вроде катаклизма – под аккомпанемент огня, взрывов, землетрясений, то и старт не мог пройти незамеченным! Однако сейсмографы и другие регистрирующие приборы молчали. Не замечено ничего… Я информирован точно, Карл. Это наверняка.
Я опустил голову.
– Понимаю. Значит, вы тоже думаете, профессор, что…
– Нет, мой дорогой. Есть еще одна возможность. Только одна. Другой я не вижу.
Я поднял голову. Профессор, не глядя на меня, поглаживал кончиками пальцев поверхность стола.
– Что сказал твой друг перед смертью? «Сними маску» – так? Я верно запомнил? И еще: «Карл носил маску в лаборатории, но это для крыс…» Ты понял, чего он хотел?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11