Тогда месье Валентин останавливался, убирал свои длинные белые руки с клавишей, склонялся, чесал Обломова за ушами и говорил: «Аh, mon pauvre petit chien, il n’est pas disparu, il est toujours entre nous», — Ах, ты бедняга, он ведь не исчез совсем, он всегда здесь, с нами, — и Обломов чувствовал, что, наверно, это в самом деле так.
Пирожкова жила уединённо. Ей было за 60, её лучшие годы были давно позади, она и прежде не жила никогда так бурно, не устраивала роскошных празднеств, не давала банкетов, не угощала щедро друзей, как было принято у Рудольфа Нуреева. Её жизнь была скромной, подчинена дисциплине, словно простой ритуал, и Обломов с течением лет тоже чувствовал себя здесь, если быть откровенным, лучше, чем тогда, во время шумных, диких пиршеств в квартире Нуреева, когда молодые красивые мужчины наливали ему в миску шампанское и кормили его бутербродами с икрой. Ему хотелось покоя, и он обрёл его у Пирожковой, которая в постель ложилась вовремя. Тогда ночи стали казаться ему порой слишком длинными, и он пробирался в половине третьего через слегка приоткрытую дверь на небольшой балкон и смотрел сквозь решётку веранды вниз на тихую улицу возле Булонского леса.
Однажды ночью Обломов, к собственному удивлению, поймал себя на том, что он неожиданно изящно скрестил передние лапы и отважился на невысокий прыжок — почти г?voltade, крайне сложную комбинацию толчковой и работающей ногами. Он сильно сопел. Медленно поднял он заднюю часть тела и встал на носки задних лап — ему удалось почти идеальный геlev?, и он добавил ещё одно па, совсем маленький, едва заметный frарр?, лёгкий удар пятками, работающей ногой по опорной. Тогда он замер в удивлении и прислушался к себе. Что это было? Неужели он сможет танцевать, даже если захочет, в его возрасте и при его весе? Была ли причиной тому тоска по хозяину, воспоминания, или же у него были свои эстетические потребности? Он не знал этого. Ясно было одно -его тянет попробовать то, что он так часто видел наяву и во сне. Jet?! Рli?! Обломов проделал то, что он тысячу раз наблюдал, как делают танцоры — короткую серию demi pli?s, чтобы расслабить мышцы и держать равновесие, и потом рискнул встать в первую позицию: ступни повернуты наружу, пятки вместе так, что образовалась прямая линия. Обломову удалась она прекрасно. Вторая позиция — обе ступни по прямой линии с расстоянием в один шаг между пятками — получилась без всякого труда. Его сердце билось, он был очень взволнован и жалел, что раньше не испробовал какие-либо танцевальные па. Но он уже слегка запыхался и решил не перенапрягаться и другие позиции попробовать следующей ночью. Обломов постоял, глубоко вдыхая ароматный ночной воздух, и отправился опять на свою подстилку, свалился на неё и погрузился в сон, в котором чешские девушки исполняли эротические танцы под музыку Дворжака.
На следующий день Ольга Пирожкова была удивлена тем, что пёс казался усталым и в то же время нервным. Он тяжело пыхтел, поднимаясь по лестнице, не хотел гулять, но беспокойно сновал взад и вперёд по квартире, и ей казалось, что он ставил лапы иначе — не так широко их расставляя, как обычно, а изящнее, будто это грузное животное пыталось ступать легче, и Ольга была очень обеспокоена и вместе с тем растрогана. Она решила не спускать с Обломова глаз. В ту ночь он вновь поднялся со своей подстилки и пошёл на балкон. Пирожкова, которая обыкновенно спала чутко, была к тому же слегка озабочена, потому что пригласила в Париж группу танцоров из южной Индии и не была уверена, окупится ли вся эта затея и захотят ли на самом деле в Париже смотреть религиозные танцевальные представления брахманов. Она проснулась и увидела, что Обломов прокрался на балкон. Как же она была удивлена, когда пёс неожиданно прижал голову к решётке для поддержания равновесия, поставил обе передние лапы в третью позицию — ступни параллельно, носки смотрят в противоположные стороны, пятки прижаты друг к другу. Конечно, это могло быть случайностью — причудливая поза, принятая невзначай, но четвёртая позиция совпадала тоже, а затем сложная пятая, из которой собака вдруг с совершенно неожиданной лёгкостью прыгнула ввысь и попыталась сделать аssembl? simple. Потом Обломов остановился, и Ольга Пирожкова, затаив дыхание, слышала его тяжёлое сопение. Он долго смотрел вниз на улицу, потом попытался встать на задние лапы, держа передние en haut над головой грациозно, как только мог, но выдержал недолго и быстро встал снова на все четыре лапы. Для Пирожковой не оставалось никаких сомнений: собака Нуреева тайно разучивает танцевальные па, она едва могла в это поверить. Как же ей себя вести? Похвалить животное, показать, что она знает его тайну, или же тихо наслаждаться зрелищем и не подавать виду, что она о чём-то догадывается? Ольга выбрала пока последнее, но долго не могла заснуть от волнения. Она не могла сдержаться и будто невзначай протянула с постели руку и погладила Обломова по голове нежно, поощрительно, когда тяжело дышащий пёс давно уже лежал на своём одеяле перед её постелью и видел во сне, как одетые в красивые национальные костюмы мужчины стремительно танцевали украинский гопак в 2/4 такта.
Пирожкова всё чаще наблюдала, как Обломов пытается проделать изящные танцевальные движения. Он делал успехи. Она охотно иногда вмешалась бы и немного помогла ему, исправила, научила бы и поддержала, но остерегалась делать это, опасаясь, что пёс испугается и не будет вообще танцевать, если будет чувствовать, что он раскрыт и за ним наблюдают. Ей, конечно же, не терпелось поделиться, рассказать о своём неслыханном открытии: Собака Нуреева танцует! Какая сенсация! Она
подумывала даже продать фотографии танцующего Обломова во все большие газеты, да и рассказ для первых страниц журналов по балету был бы весьма ценен. И она могла запросить высокую плату- слишком большим счёт Пирожковой не был, и деньги Нуреева тоже постепенно таяли. Все свои доходы она обязательно делила с Обломовым, купила ему новое кашемировое одеяло, варила для него хорошее мясо, давала на гарнир рис басмати, а не обычный американский. И всё-таки Ольга не стала говорить об этом ни с кем.
Однако она пригласила на ужин журналистку, с которой была дружна, и попросила её взять с собой фотоаппарат — возможно будет сюрприз. Журналистка пришла, они ели и пили, слушали Мийо «L’homme et son d?sir» и провели вдвоём чудесный вечер. Над Булонским лесом светила луна, а на балконе лежал Обломов, прижав морду к решётке, и смотрел на оживлённую по-вечернему улицу или же дремал. «А что же с сюрпризом?» — спросила Мадлен Корбо перед уходом. Ольга Пирожкова подняла, извиняясь, свои красивые руки, улыбнулась и сказала: «К сожалению, он не получился. Может быть, в другой раз, но заранее я ничего не могу тебе сказать».
1 2 3
Пирожкова жила уединённо. Ей было за 60, её лучшие годы были давно позади, она и прежде не жила никогда так бурно, не устраивала роскошных празднеств, не давала банкетов, не угощала щедро друзей, как было принято у Рудольфа Нуреева. Её жизнь была скромной, подчинена дисциплине, словно простой ритуал, и Обломов с течением лет тоже чувствовал себя здесь, если быть откровенным, лучше, чем тогда, во время шумных, диких пиршеств в квартире Нуреева, когда молодые красивые мужчины наливали ему в миску шампанское и кормили его бутербродами с икрой. Ему хотелось покоя, и он обрёл его у Пирожковой, которая в постель ложилась вовремя. Тогда ночи стали казаться ему порой слишком длинными, и он пробирался в половине третьего через слегка приоткрытую дверь на небольшой балкон и смотрел сквозь решётку веранды вниз на тихую улицу возле Булонского леса.
Однажды ночью Обломов, к собственному удивлению, поймал себя на том, что он неожиданно изящно скрестил передние лапы и отважился на невысокий прыжок — почти г?voltade, крайне сложную комбинацию толчковой и работающей ногами. Он сильно сопел. Медленно поднял он заднюю часть тела и встал на носки задних лап — ему удалось почти идеальный геlev?, и он добавил ещё одно па, совсем маленький, едва заметный frарр?, лёгкий удар пятками, работающей ногой по опорной. Тогда он замер в удивлении и прислушался к себе. Что это было? Неужели он сможет танцевать, даже если захочет, в его возрасте и при его весе? Была ли причиной тому тоска по хозяину, воспоминания, или же у него были свои эстетические потребности? Он не знал этого. Ясно было одно -его тянет попробовать то, что он так часто видел наяву и во сне. Jet?! Рli?! Обломов проделал то, что он тысячу раз наблюдал, как делают танцоры — короткую серию demi pli?s, чтобы расслабить мышцы и держать равновесие, и потом рискнул встать в первую позицию: ступни повернуты наружу, пятки вместе так, что образовалась прямая линия. Обломову удалась она прекрасно. Вторая позиция — обе ступни по прямой линии с расстоянием в один шаг между пятками — получилась без всякого труда. Его сердце билось, он был очень взволнован и жалел, что раньше не испробовал какие-либо танцевальные па. Но он уже слегка запыхался и решил не перенапрягаться и другие позиции попробовать следующей ночью. Обломов постоял, глубоко вдыхая ароматный ночной воздух, и отправился опять на свою подстилку, свалился на неё и погрузился в сон, в котором чешские девушки исполняли эротические танцы под музыку Дворжака.
На следующий день Ольга Пирожкова была удивлена тем, что пёс казался усталым и в то же время нервным. Он тяжело пыхтел, поднимаясь по лестнице, не хотел гулять, но беспокойно сновал взад и вперёд по квартире, и ей казалось, что он ставил лапы иначе — не так широко их расставляя, как обычно, а изящнее, будто это грузное животное пыталось ступать легче, и Ольга была очень обеспокоена и вместе с тем растрогана. Она решила не спускать с Обломова глаз. В ту ночь он вновь поднялся со своей подстилки и пошёл на балкон. Пирожкова, которая обыкновенно спала чутко, была к тому же слегка озабочена, потому что пригласила в Париж группу танцоров из южной Индии и не была уверена, окупится ли вся эта затея и захотят ли на самом деле в Париже смотреть религиозные танцевальные представления брахманов. Она проснулась и увидела, что Обломов прокрался на балкон. Как же она была удивлена, когда пёс неожиданно прижал голову к решётке для поддержания равновесия, поставил обе передние лапы в третью позицию — ступни параллельно, носки смотрят в противоположные стороны, пятки прижаты друг к другу. Конечно, это могло быть случайностью — причудливая поза, принятая невзначай, но четвёртая позиция совпадала тоже, а затем сложная пятая, из которой собака вдруг с совершенно неожиданной лёгкостью прыгнула ввысь и попыталась сделать аssembl? simple. Потом Обломов остановился, и Ольга Пирожкова, затаив дыхание, слышала его тяжёлое сопение. Он долго смотрел вниз на улицу, потом попытался встать на задние лапы, держа передние en haut над головой грациозно, как только мог, но выдержал недолго и быстро встал снова на все четыре лапы. Для Пирожковой не оставалось никаких сомнений: собака Нуреева тайно разучивает танцевальные па, она едва могла в это поверить. Как же ей себя вести? Похвалить животное, показать, что она знает его тайну, или же тихо наслаждаться зрелищем и не подавать виду, что она о чём-то догадывается? Ольга выбрала пока последнее, но долго не могла заснуть от волнения. Она не могла сдержаться и будто невзначай протянула с постели руку и погладила Обломова по голове нежно, поощрительно, когда тяжело дышащий пёс давно уже лежал на своём одеяле перед её постелью и видел во сне, как одетые в красивые национальные костюмы мужчины стремительно танцевали украинский гопак в 2/4 такта.
Пирожкова всё чаще наблюдала, как Обломов пытается проделать изящные танцевальные движения. Он делал успехи. Она охотно иногда вмешалась бы и немного помогла ему, исправила, научила бы и поддержала, но остерегалась делать это, опасаясь, что пёс испугается и не будет вообще танцевать, если будет чувствовать, что он раскрыт и за ним наблюдают. Ей, конечно же, не терпелось поделиться, рассказать о своём неслыханном открытии: Собака Нуреева танцует! Какая сенсация! Она
подумывала даже продать фотографии танцующего Обломова во все большие газеты, да и рассказ для первых страниц журналов по балету был бы весьма ценен. И она могла запросить высокую плату- слишком большим счёт Пирожковой не был, и деньги Нуреева тоже постепенно таяли. Все свои доходы она обязательно делила с Обломовым, купила ему новое кашемировое одеяло, варила для него хорошее мясо, давала на гарнир рис басмати, а не обычный американский. И всё-таки Ольга не стала говорить об этом ни с кем.
Однако она пригласила на ужин журналистку, с которой была дружна, и попросила её взять с собой фотоаппарат — возможно будет сюрприз. Журналистка пришла, они ели и пили, слушали Мийо «L’homme et son d?sir» и провели вдвоём чудесный вечер. Над Булонским лесом светила луна, а на балконе лежал Обломов, прижав морду к решётке, и смотрел на оживлённую по-вечернему улицу или же дремал. «А что же с сюрпризом?» — спросила Мадлен Корбо перед уходом. Ольга Пирожкова подняла, извиняясь, свои красивые руки, улыбнулась и сказала: «К сожалению, он не получился. Может быть, в другой раз, но заранее я ничего не могу тебе сказать».
1 2 3