Ну что же тут художественного и что тут гражданского?
– Правда обстановки, – отстаивал блондин.
Редактор засмеялся.
– А п-п-позвольте узнать, – вскрикнул из-за стола Жерлицын, перелистывавший свою рукопись, – что же, тут в моей статье разве содержится что-нибудь против нравственности?
– Нет-с, – отвечал Папошников.
– Ну, против религии?
– Тоже нет-с.
– Ну, против вашей эстетики?
– Нет-с.
– Так против чего же?
– Против здравого смысла.
– А-а! Это другое дело, – протянул Жерлицын и, закурив новую папиросу, стал опять перелистывать рукопись, проверяя её со стороны здравого смысла.
Папошников вынес блондину его рассказ и обратился к тапёру.
– Повесть госпожи Жбановой?
– Будет напечатана, – отвечал редактор.
– Будет! в таком случае когда деньги?
– По напечатании-с.
– Она просит половину вперёд.
– Она этого не пишет.
– Она мне пишет; я её муж, и она мне поручила получать деньги.
– Нет-с, она просила деньги выслать ей за границу, и они так будут высланы, как она просила.
– Ну это и я ведь могу сделать; я здесь служу, можете обо мне узнать в придворной конторе, – с обиженным лицом резонировал тапёр.
– Ну так я скажу вам, что это уж сделано.
– Тогда не о чем и толковать по-пустому.
Тапёр встал и, разваливаясь, ушёл, никому не поклонившись.
– Я, – залебезил блондинчик, – думал вам, Савелий Савельич, предложить вот что: так как, знаете, я служу при женском учебном заведении и могу близко наблюдать женский вопрос, то я мог бы открыть у вас ряд статей во женскому вопросу.
– Ц! нет-с, – отвечал, отмахиваясь руками, редактор.
– Отчего же?
– Не читают-с, прокисло, надоело.
– Но я могу с другой стороны, не с отрицательной.
– С какой хотите, все равно.
– Да, а вы с какой хотите?
– Нет, уж Бог с ними. Барыням самим это прискучило.
– П-п-п-пааазвольте-с! – крикнул опять все сидящий за столом Жерлицын, дочитав скороговоркою во второй раз свою рукопись. – Вы у Жбановой повесть купили?
– Купил-с.
– И напечатаете её?
– И напечатаю.
– А эта госпожа Жбанова ни больше ни меньше как совершеннейший стервец.
Редактор слегка надвинул брови и заметил Жерлицыну, что он довольно странно выражается о женщине.
– Нет-с, я выражаюсь верно, – отвечал тот. – Я читал её повести, – бездарнейший стервец и только, а вы вот ею потчуете наших читателей; грузите её вместо балласта.
Папошников ничего не отвечал Жерлицыну и обратился к скромно ожидавшему в амбразуре окна смирненькому старичку.
– Нижнедевицкий купец Семён Лазарев, – отрекомендовался старичок и протянул свою опрятную руку. – Года с три будет назад, сюда наши в Петербург ехали по делам, так я с ними проектик прислал.
– О чем-с?
– Обо всем, там на гулянках написано, – весело разговаривал старичок. Папошников задумался.
– Большая рукопись? – спросил он.
– Большая-с, полторы стопы с лишком, – ещё веселее рассказывал Лазарев.
– Называется: «Размышления ипохондрика»?
– Вот, вот, вот, она и есть! Не напечатана ещё?
– Нет-с, ещё не напечатана.
– То-то, я думаю, все не слышно ничего; верно, думаю, ещё не напечатана. А может быть, не годится? – добавил он, спохватившись.
– Велика-с очень.
– Ну там ведь зато обо всем заключается: как все улучшить.
– Отличные, отличные есть мысли, помню хорошо, но объём!
– Это, впрочем, все дело рук наших: сократим.
– Нет, вы позвольте, мы сами выборку сделаем.
Выберем, что идёт к теперешнему времени, листка на четыре, на пять.
– Что ж, я извольте, а только имя же ведь моё внизу подпечатают?
– Ваше, ваше.
– То-то, а то я, знаете, раз желаю, чтобы читатели опять в одном и том же журнале моё сочинение видели.
– А вы разве писали в нашем журнале?
– Как же-с! В 1831 году напечатано моё стихотворение. Не помните-с?
– Не помню.
– Нет-с, есть. – А повторительно опять тоже такое дело: имел я в юных летах, когда ещё находился в господском доме, товарища, Ивана Ивановича Чашникова, и очень их любил, а они пошли в откупа, разбогатели и меня, маленького купца, неравно забыли, но, можно сказать, с презрением даже отвергли, – так я вот желаю, чтобы они увидали, что нижнедевицкий купец Семён Лазарев хотя и бедный человек, а может держать себя на точке вида.
– Будет, будет ваше имя, – успокоил и проводил до дверей нижнедевицкого купца Семена Лазаревича редактор Папошников.
– А п-п-паааззвольте! – удержал его на обратном пути Жерлицын. – Завулонов свой рассказ мне поручил продать.
– Ну-с.
– Угодно вам купить?
– Оставьте, я прочту.
– Я не могу оставить: купите и оставляйте.
– Я так не покупаю, – отозвался редактор и попросил Лизу в кабинет.
– А п-позвольте! На одну минуту позвольте, – остановил Жерлицын. – Вы читаете, что покупаете у Тургенева?
– Читаю-с.
– Не полагаю. – Вы вот в своих журналах издеваетесь над нигилистами, а…
– Нигилисты, не читая, покупают?
– Конечно! Общий вывод и направление – вот все, что нужно. Вы знаете Эразма Очевидного?
– Нет, не знаю.
– Мой зять.
– Не имею чести.
– Редактор же он.
– Что делать, все-таки я не имею чести его знать и не имею времени о нем говорить.
Редактор увёл Лизу в свой кабинет и предложил ей кресло.
– Видите, сударыня, – начал он, – мне нужно знать, какого рода переводы вы можете делать и с каких языков?
Лиза рассказала.
– Да… Это значит, вы статей чисто научного содержания переводить не можете.
– Я не переводила.
Редактор задумался.
– Прискорбно мне огорчать вас, – начал он, – таким ответом, что работы, которую вы могли бы делать, у меня в настоящее время нет.
Лиза сухо встала.
– Позвольте! Куда же вы?
– У вас работы нет – нам говорить не о чем.
Редактор слегка поморщился от этого тона и сказал:
– Я попрошу у вас позволения записать у себя ваш адрес. Работа может случиться, и я удержу её для вас, я вам напишу. Книжки, видите, более тридцати листов, их возможности нет наполнить отборным материалом.
– Это меня мало интересует и вовсе не касается.
Папошников положил книгу журнала и взял адресную тетрадь. Лиза продиктовала ему свой адрес.
– Это там, где коммунисты живут?
– Это аккуратно там, где я вам сказала, – опять ещё суше ответила Лиза, и они расстались.
Сходя по лестнице, она увидела Жерлицына, сидящего на окне одной террасы и листующего свою рукопись.
– Ищу здравого смысла, – произнёс он, пожав плечами при виде сходящей Лизы. Лиза проходила мимо его молча.
– Позвольте, – догонял её Жерлицын. – Как это он сказал: против здравого смысла? Разве может человек писать против здравого смысла?
Лиза не отвечала.
Глава двадцать третья.
Post Scriptum
Розанова Лиза застала уже у Вязмитиновой. По их лицам она тотчас заметила, что доктору не было никакой удачи у Альтерзона и что они сговорились как можно осторожнее сообщить ей ответ сестры и зятя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185
– Правда обстановки, – отстаивал блондин.
Редактор засмеялся.
– А п-п-позвольте узнать, – вскрикнул из-за стола Жерлицын, перелистывавший свою рукопись, – что же, тут в моей статье разве содержится что-нибудь против нравственности?
– Нет-с, – отвечал Папошников.
– Ну, против религии?
– Тоже нет-с.
– Ну, против вашей эстетики?
– Нет-с.
– Так против чего же?
– Против здравого смысла.
– А-а! Это другое дело, – протянул Жерлицын и, закурив новую папиросу, стал опять перелистывать рукопись, проверяя её со стороны здравого смысла.
Папошников вынес блондину его рассказ и обратился к тапёру.
– Повесть госпожи Жбановой?
– Будет напечатана, – отвечал редактор.
– Будет! в таком случае когда деньги?
– По напечатании-с.
– Она просит половину вперёд.
– Она этого не пишет.
– Она мне пишет; я её муж, и она мне поручила получать деньги.
– Нет-с, она просила деньги выслать ей за границу, и они так будут высланы, как она просила.
– Ну это и я ведь могу сделать; я здесь служу, можете обо мне узнать в придворной конторе, – с обиженным лицом резонировал тапёр.
– Ну так я скажу вам, что это уж сделано.
– Тогда не о чем и толковать по-пустому.
Тапёр встал и, разваливаясь, ушёл, никому не поклонившись.
– Я, – залебезил блондинчик, – думал вам, Савелий Савельич, предложить вот что: так как, знаете, я служу при женском учебном заведении и могу близко наблюдать женский вопрос, то я мог бы открыть у вас ряд статей во женскому вопросу.
– Ц! нет-с, – отвечал, отмахиваясь руками, редактор.
– Отчего же?
– Не читают-с, прокисло, надоело.
– Но я могу с другой стороны, не с отрицательной.
– С какой хотите, все равно.
– Да, а вы с какой хотите?
– Нет, уж Бог с ними. Барыням самим это прискучило.
– П-п-п-пааазвольте-с! – крикнул опять все сидящий за столом Жерлицын, дочитав скороговоркою во второй раз свою рукопись. – Вы у Жбановой повесть купили?
– Купил-с.
– И напечатаете её?
– И напечатаю.
– А эта госпожа Жбанова ни больше ни меньше как совершеннейший стервец.
Редактор слегка надвинул брови и заметил Жерлицыну, что он довольно странно выражается о женщине.
– Нет-с, я выражаюсь верно, – отвечал тот. – Я читал её повести, – бездарнейший стервец и только, а вы вот ею потчуете наших читателей; грузите её вместо балласта.
Папошников ничего не отвечал Жерлицыну и обратился к скромно ожидавшему в амбразуре окна смирненькому старичку.
– Нижнедевицкий купец Семён Лазарев, – отрекомендовался старичок и протянул свою опрятную руку. – Года с три будет назад, сюда наши в Петербург ехали по делам, так я с ними проектик прислал.
– О чем-с?
– Обо всем, там на гулянках написано, – весело разговаривал старичок. Папошников задумался.
– Большая рукопись? – спросил он.
– Большая-с, полторы стопы с лишком, – ещё веселее рассказывал Лазарев.
– Называется: «Размышления ипохондрика»?
– Вот, вот, вот, она и есть! Не напечатана ещё?
– Нет-с, ещё не напечатана.
– То-то, я думаю, все не слышно ничего; верно, думаю, ещё не напечатана. А может быть, не годится? – добавил он, спохватившись.
– Велика-с очень.
– Ну там ведь зато обо всем заключается: как все улучшить.
– Отличные, отличные есть мысли, помню хорошо, но объём!
– Это, впрочем, все дело рук наших: сократим.
– Нет, вы позвольте, мы сами выборку сделаем.
Выберем, что идёт к теперешнему времени, листка на четыре, на пять.
– Что ж, я извольте, а только имя же ведь моё внизу подпечатают?
– Ваше, ваше.
– То-то, а то я, знаете, раз желаю, чтобы читатели опять в одном и том же журнале моё сочинение видели.
– А вы разве писали в нашем журнале?
– Как же-с! В 1831 году напечатано моё стихотворение. Не помните-с?
– Не помню.
– Нет-с, есть. – А повторительно опять тоже такое дело: имел я в юных летах, когда ещё находился в господском доме, товарища, Ивана Ивановича Чашникова, и очень их любил, а они пошли в откупа, разбогатели и меня, маленького купца, неравно забыли, но, можно сказать, с презрением даже отвергли, – так я вот желаю, чтобы они увидали, что нижнедевицкий купец Семён Лазарев хотя и бедный человек, а может держать себя на точке вида.
– Будет, будет ваше имя, – успокоил и проводил до дверей нижнедевицкого купца Семена Лазаревича редактор Папошников.
– А п-п-паааззвольте! – удержал его на обратном пути Жерлицын. – Завулонов свой рассказ мне поручил продать.
– Ну-с.
– Угодно вам купить?
– Оставьте, я прочту.
– Я не могу оставить: купите и оставляйте.
– Я так не покупаю, – отозвался редактор и попросил Лизу в кабинет.
– А п-позвольте! На одну минуту позвольте, – остановил Жерлицын. – Вы читаете, что покупаете у Тургенева?
– Читаю-с.
– Не полагаю. – Вы вот в своих журналах издеваетесь над нигилистами, а…
– Нигилисты, не читая, покупают?
– Конечно! Общий вывод и направление – вот все, что нужно. Вы знаете Эразма Очевидного?
– Нет, не знаю.
– Мой зять.
– Не имею чести.
– Редактор же он.
– Что делать, все-таки я не имею чести его знать и не имею времени о нем говорить.
Редактор увёл Лизу в свой кабинет и предложил ей кресло.
– Видите, сударыня, – начал он, – мне нужно знать, какого рода переводы вы можете делать и с каких языков?
Лиза рассказала.
– Да… Это значит, вы статей чисто научного содержания переводить не можете.
– Я не переводила.
Редактор задумался.
– Прискорбно мне огорчать вас, – начал он, – таким ответом, что работы, которую вы могли бы делать, у меня в настоящее время нет.
Лиза сухо встала.
– Позвольте! Куда же вы?
– У вас работы нет – нам говорить не о чем.
Редактор слегка поморщился от этого тона и сказал:
– Я попрошу у вас позволения записать у себя ваш адрес. Работа может случиться, и я удержу её для вас, я вам напишу. Книжки, видите, более тридцати листов, их возможности нет наполнить отборным материалом.
– Это меня мало интересует и вовсе не касается.
Папошников положил книгу журнала и взял адресную тетрадь. Лиза продиктовала ему свой адрес.
– Это там, где коммунисты живут?
– Это аккуратно там, где я вам сказала, – опять ещё суше ответила Лиза, и они расстались.
Сходя по лестнице, она увидела Жерлицына, сидящего на окне одной террасы и листующего свою рукопись.
– Ищу здравого смысла, – произнёс он, пожав плечами при виде сходящей Лизы. Лиза проходила мимо его молча.
– Позвольте, – догонял её Жерлицын. – Как это он сказал: против здравого смысла? Разве может человек писать против здравого смысла?
Лиза не отвечала.
Глава двадцать третья.
Post Scriptum
Розанова Лиза застала уже у Вязмитиновой. По их лицам она тотчас заметила, что доктору не было никакой удачи у Альтерзона и что они сговорились как можно осторожнее сообщить ей ответ сестры и зятя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185