- Хорошо, - сказала гетера, - я уверена, что низложу вашего старца, и, не теряя времени, сейчас к нему отправлюсь в пустыню, а вы вставайте завтра утром раньше перед тем, когда из-за гор поднимется солнце; возьмите с собою цветов и ветвей со смолистыми шишками кедра, пусть за вами несут кошницы с сочными гроздами и пусть будет всё как надо идти к новобрачным, а под одежды себе сокройте свирель и пектиду; когда же придёте к пустынной пещере, то приближайтесь без шума и тихо туда через тын загляните: я вам ручаюсь, что анахорет ваш в утомлении страсти будет лежать в крепком сне, преклонясь к моим ногам, - и вот это будет ответ вам на все ваши споры со мною!
Собеседники весело согласились так сделать. Тогда гетера без малейшего промедления переоделась в серую одежду с неподрубленными краями и, имея вид скромной странницы, вышла из города, а к вечеру дошла до пещеры отшельника. Придя же к самой двери отшельника, она притворилась утомлённою до совершенного изнеможения и стала просить, чтоб он пустил её к себе переночевать. Старец был осторожен и ни за что не хотел и слышать о том, чтобы пустить к себе женщину: он отгонял её прочь всякий раз, как она к нему "вопияла", но она не отставала и была очень искусна в притворстве. После того, как старец отгонял её несколько раз, она начала прежалобно плакать и представлять ему, каким страшным опасностям она вскоре подвергнется, если он не пустит её хоть за ограду, окружающую его пещерку, и она должна будет остаться на всю ночь в неогражденном месте.
- Рассуди, отче, - говорила она, - ведь и я человек, подобный тебе...
- В том-то и дело, что - "подобный", - отвечал тихо, как бы про себя старец.
- Так куда же мне деться?
- А разве мала пустыня и нет в ней пещерок? Иди и поищи себе приюта.
Но переодетая притворщица отвечала:
- Ах, я не знаю, где искать, и к тому же я сегодня так много прошла, что мои ноги более уже не носят моего усталого тела: я не могу дальше идти и бродить впотьмах в пустыне.
Старец молчал.
Гетера выдержала несколько минут и продолжала со скорбною решимостью.
- Ну, пусть будет так: если ты не открываешь мне двери, так я, всё равно, лягу здесь на голых камнях, у кольев твоей загородки, и тут наскочат на меня тигр или лев, и пусть они здесь же меня растерзают.
Старец опять не отвечал, а она продолжала:
- Вот пусть здесь и найдут мои кости у пещеры христианского отшельника. Это будет тебе похвала за то, как ты соблюдал свою славу, что согласился, чтобы женщину разорвали у твоего порога, лишь бы о тебе какой-нибудь болтун не сказал пустого слова в корчме, или на торжище, или не посмеялись бы над тобой глупые бабы, полоская бельё у запруды.
Старца начало уязвлять это, но он всё-таки не подавал голоса, а та ещё продолжала:
- Муки и смерть моя навсегда останутся тебе укоризной. Оставляй меня на съедение зверю и будешь сам одного достоинства со зверем.
Речь эта тронула пустынника. Он слушал её, держась рукою за подножье деревянного распятия, которое было у него в пещере во впадинке, и всё сильнее и сильнее сжимал его в руках своих; но когда женщина представила в словах, как звери будут терзать её за его частоколом, сердце старца стало смягчаться состраданием, руки, ослабевая, освобождались и сам он, обращаясь понемногу лицом к двери, чрез которую у них шёл разговор, сказал пришедшей:
- Окаянница! Что за напасть ты мне несёшь, и откуда ты мне навязалась?
- О, старче божий! - отвечала искусительница. - Не всё ли это равно для тебя, откуда я пришла? Стыдись об этом вопрошать! "Аще богобоен и человеколюбив еси", то довольно с тебя того, что я человек, что я изнемогаю и что жизнь моя в смертной опасности; а ты можешь избавить меня от этой опасности и ничего не делаешь, да даже, кажется, ещё думаешь угодить своим бесчувствием богу, который создал людей и слышит все их стоны и жалобы. О! Как ты удаляешь себя от бога! Бедственно теперешнее моё положение, но, знай, я ни за что не согласилась бы променять его на твоё! Оставайся в затворе, жестокий старик! - я не хочу более отягчать мучениями твою совесть, я не хочу, чтобы люди укоряли тебя за твою жестокость. Пусть никто, кроме бога и меня, не знает, какое у тебя бессострадательное сердце, - я удаляюсь в пустыню, и пусть звери меня растерзают.
Пустыннику сделалось жалко её, сердце его сжалось от представления об ожидающем её ужасе и он воскликнул:
- Не уходи, окаянница, - так и быть, я впущу тебя.
- Ну, я благодарю бога, что он послал сострадание ко мне в твоё сердце, - скромно отозвалась гетера.
- Да; но только я всё-таки не введу тебя в мою пещерку, а впущу тебя только войти в огородочку.
- Всё равно, - для меня будет довольно и этого: лишь бы не съели меня звери.
Пустынник вытащил из частокола две плахи и, открыв лаз, впустил гетеру, не глядя в лицо ей, и опять задвинул лаз плахами, а ей сказал, чтоб она приютилась тут в этой загородке и не просилась бы далее в самую пещеру.
Гетера согласилась и дала ему обещание более его не беспокоить до утра, но едва прошло малое время и старец стал на ночную молитву, как она начала потихоньку постукивать в его дверь тонким пальчиком, а голосом нежно жаловалась, что её одежды слишком легки, а ночь становится будто очень холодна, и вот она сильно зябнет.
Старец выбросил ей через оконце своё ветхое рубище и сказал:
- Вот тебе, окаянница, всё, что у меня есть! Возьми это себе и помни, что больше теперь уже ничего для тебя нет! Укрой этим свою смрадную плоть и не мешай мне молиться.
Гетера его благодарила, и отбросив от себя прочь рубище пустынника, которое казалось ей столь же смрадным, как тому была смрадна её плоть, обещала быть спокойною и ничем более не нарушать его молений.
Но обещание это, разумеется, опять было неискренно, и спустя небольшое время, как только старец, начавший продолжать прерванную молитву, "устремил свой ум на высокая", беспокойная гетера опять начала к нему тихо стучаться и царапаться, напирая лёгким телом своим на узкую дверку его пещеры.
Старец смутился, потому что дверка, сколоченная его неискусными руками, была непрочна и во многих местах сквозилась.
- Что же ещё нужно тебе, окаянница? - спросил старец.
- Ах, я ужасно претерпеваю! - отозвалась гетера. - Здесь на меня прыгают с земли аспиды! Ах, я несчастная! Это ужасно!
- Не бойся их: я помолюсь за тебя, и аспиды тебе ничего не сделают.
Но гетера горько расплакалась и говорила, что уже теперь страшно страдает, чувствуя опасный зуд от уязвлений, сделанных ей аспидами.
- Я буду молиться и об этом, - сказал старец; но она, как бы не внимая сему или не доверяя таинственной силе молитв, вскричала с болью и гневом:
- Нет, ты мне не то говоришь!.. Ты злой и гордый старик, или ты трус, над которым насмеется враг твой, дьявол, за то, что ты боишься бедной, слабой женщины и не хочешь прикоснуться своею святою рукой к моему страждущему телу и исцелить меня от укушения аспидов!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21